read_book
Более 7000 книг и свыше 500 авторов. Русская и зарубежная фантастика, фэнтези, детективы, триллеры, драма, историческая и  приключенческая литература, философия и психология, сказки, любовные романы!!!
главная | новости библиотеки | карта библиотеки | реклама в библиотеке | контакты | добавить книгу | ссылки

Литература
РАЗДЕЛЫ БИБЛИОТЕКИ
Детектив
Детская литература
Драма
Женский роман
Зарубежная фантастика
История
Классика
Приключения
Проза
Русская фантастика
Триллеры
Философия

АЛФАВИТНЫЙ УКАЗАТЕЛЬ КНИГ

АЛФАВИТНЫЙ УКАЗАТЕЛЬ АВТОРОВ

ПАРТНЕРЫ



ПОИСК
Поиск по фамилии автора:

ЭТО ИНТЕРЕСНО

Ðåéòèíã@Mail.ru liveinternet.ru: ïîêàçàíî ÷èñëî ïðîñìîòðîâ è ïîñåòèòåëåé çà 24 ÷àñà ßíäåêñ öèòèðîâàíèÿ
По всем вопросам писать на allbooks2004(собака)gmail.com


– Двинется к Последнему мосту? – рискнул предположить неудачливый муж.
– Дурачина. Нет, конечно. Мост мы успеем перехватить. Скорее всего, воспользуется паромом или во Фьёфе, или в устье Эве. До Фьёфа ближе всего… гм… дай подумать… так, вот что, братец. Скачи-ка во весь опор домой. Расскажешь отцу во всех деталях, как мы гнались за твоей жёнушкой и как она улизнула. А я возьму троих, и мы проедемся… вдоль нашей прекрасной Долье. Заглянем во Фьёф, поспрашиваем…
– А может, она повернула как раз к парому на Эве?
– Может быть. Но вряд ли – до Фьёфа дорога торная, там хватает приезжих с меодорской стороны, легко затеряться… – Тонкое лицо молодого Деррано вдруг исказилось, зубы оскалились. – Она не должна добраться до Венти, братец. Иначе конец нашему доброму имени. Да, да, тебе это пустой звук, мой дорогой; и какое же счастье, что не ты унаследуешь сенорство!
Байгли зло зашипел, но старший брат не обратил на это никакого внимания. Только махнул рукой, подзывая к себе ловчих, и четверо всадников помчались дальше на северо-восток, к проходившему там торному тракту, соединявшему Деркоор с твердыней клана Берлеа.
Младшему Деррано ничего не оставалось, как выполнить распоряжение старшего. Кавалькада уныло потащилась в сторону Деркоора.* * *
Доньята Алиедора Венти, уже было ставшая доньей Алиедорой Байгли Деррано, всё подгоняла и подгоняла своего вороного. Чёрные как смоль волосы так и норовили выбиться из-под берета, и всаднице то и дело приходилось со злостью запихивать обратно трепещущие на ветру пряди.
Вокруг расстилались знакомые места – доньята прожила в замке Деркоор достаточно долго. Солнце поднималось всё выше, лёгкий ветерок тянул с недальних гор, нёс на невесомых крыльях ароматы карабкающихся по склонам лесов, расцветающего горьколиста, пряного кудрявника. Вороной шёл широкой нетряской рысью. Знатная доньята, отпрыск благородного рода, едва заметно кивала в ответ на низкие поклоны попадавшихся навстречу серфов. Она не пряталась – погоня давно отстала, до границы недалеко, а в родной Меодор никакие Деррано полезть не осмелятся.
Только теперь она смогла задуматься о случившемся на холме. Почему свора её не заметила? Почему злющие псы проскочили мимо?
Конечно, ответ напрашивался сам собой. Капище Семи Зверей – их воля и защитила.
Но семь великих правителей мира, восседавшие на небесных престолах, давно не являли своей воли. Ничего не могли добиться жрецы и заклинатели, шаманы и колдуны – Звери не отвечали на зов. Это знали все, от мала до велика. Об этом твердили законники и хронисты, летописатели и составители наставительных сводов для девиц благородного происхождения. Говорили нянюшки и воспитательницы. Говорили все.
На смену семи уснувшим (или ушедшим, или даже погибшим) Зверям явился новый бог. Единый бог. Простолюдины знали Его под множеством имён и обличий, но знати, прошедшей посвящение в мистериях, открыто было истинное имя – Ом. Ему возводили величественные храмы, увенчанные Его священным символом – восьмиконечной звездой с глазом в середине. Восемь лучей означали восемь стихий и первоначал – землю, воду, огонь, воздух, движение, желание, мысль и чувство.
И вот старое капище спасло её, Алиедору, спасло от верной гибели и того, что, быть может, даже горше смерти.
Какой же отсюда следует вывод, как наставительно сказал бы мэтр Диджорно, придворный маг, астролог, алхимик и, по совместительству, – домашний учитель молодой поросли знатного рода Венти?
Первый, самый приятный, состоял, разумеется, в следующем: старые боги живы, они не спят и избрали её, доньяту Алиедору, провозвестницей своего скорого возвращения. Акак ещё это можно объяснить? Уж она-то, прожившая не один год в Деркооре, знала, на что способны его псари и выращенные ими своры. Не упустили бы, не потеряли бы след. Да и ловчие тоже… в конце концов, она скакала не утоптанным трактом, где не оставляет отпечатка даже тяжёлое двуострое копыто породистого скакуна-гайто, но мягкими луговинами, то вдоль многочисленных ручьёв, то через них. Однако не увидели, не разглядели, проморгали, пронеслись, проскочили! Отвели им глаза, да так, что она, доньята Алиедора, того и гляди без помех доберётся сперва до парома, а там… Да что говорить, левый, меодорский берег Долье – уже спасение.
Но Семь Зверей, Семь Зверей! Ожили, увидели, откликнулись!
Во время бегства доньята не молила Ома о спасении. Может, оттого, что уж очень строгим представал он в писаниях своих пророков. Мол, и старые боги – совсем не боги, а злые демоны, и не сожрали они весь мир только оттого, что стерегли его, дабы достался он на пир неведомым демонским властителям, Шхару и Жрингре, целым, непорченым и девственным.
Как весь мир может оказаться «девственным», Алиедора понимала не слишком. Нет, в своё время она даже заучила ответ, и фра Шломини остался доволен – но сейчас заковыристое и головоломное доказательство начисто вылетело из памяти.
Молодая доньята никогда не заморачивалась богословскими вопросами. И сейчас лишь беспомощно барахталась на поверхности тёмного моря неожиданных, со всех сторон нахлынувших мыслей.
Если фра Шломини, фра-супреме Дельгьяцци и прочие, носящие белые с золотом одежды, украшенные восьмиконечной звездою с глазом, – если они правы и Звери действительно просто сторожевые псы, не добрые и не злые, чей долг – просто охранять порученное?
«Почему я об этом не думала раньше?» – раскаивалась Алиедора. Звери – Зверьми. Ом есть Ом, господин всего живого и мёртвого. Так её учили. А сейчас, стоило ей спастись…
Откуда она знает, что её спас не всемогущий Ом-Вседержитель? Если всё – в Его власти, так, наверное, он может распоряжаться и на заброшенном капище?
Голова кругом идёт. От всего случившегося, от мыслей этих, будь они неладны… Ещё позавчера она, доньята Алиедора, готова была стать младшей доньей Деррано, не без удовольствия перебирала подарки свёкра и деверя, примеряла платье и жалела, что её не увидят подружки из родового замка Венти – вот уж точно полопались бы от зависти! Байгли, конечно, был женихом… м-м-м… завидным, но только с одной стороны. Род, знатность, богатство – всё при нём. Остротою ума его Ом, правда, не наделил – ну так знатному дону (а в будущем – бра-дону, если, конечно, судьба не повернётся иначе и Байгли не сделается сенором Деррано вместо старшего брата) особого ума и не требуется. Иначе зачем ему послана ловкая и сообразительная жена?
Да и вообще, Байгли не казался злодеем. Толстоватый, неуклюжий – он ничуть не походил на стройного и подтянутого Дигвила, отличного мечника и превосходного наездника. Да, старший Деррано стал бы отличной партией… не окажись он уже женат.
Против самого брака Алиедора ничего не имела. У всех было так. Её мать тоже приехала воспитанницей в замок Венти и тоже долго плакала в подушку, едва познакомившисьс будущим женихом. Однако же стерпелось, слюбилось, и благородная донья Самалли одного за другим родила мужу десятерых детей, кроме Алиедоры ещё шестерых дочек и троих сыновей. И ничего. Отец их любил и баловал, жизнь в замке Венти текла беззаботная и счастливая… и даже в Деркооре, куда более мрачном, поначалу Алиедоре тоже нравилось. Неуклюжий Байгли мог насмешить, мог притащить лишний кусок пирога с кухни, мог покорно сопровождать благородную доньяту в неблизких поездках по окрестностям замка…
И всё это рухнуло – уже после того, как Алиедора готова была, как подобает настоящей жене, исполнить в супружеской постели всё, дабы её мужчина встал бы с их ложа, непомышляя о других женщинах.
«Так, всё, об этом не думаем, – приказала она себе. Рубцы от плети на спине ещё саднили. – Этого не было, – повторила она. – Я расскажу только один раз – папе и маме. И больше никому, никогда».
О том, что случится, когда она доберётся до дому, Алиедора не гадала. Главное – очутиться в Меодоре. А там всё пойдёт уже как по маслу.* * *
Дигвил Деррано и трое ловчих, запылённые и усталые, подскакали к стенам Фьёфа вечером того же дня. Скакунов не жалели, и те не пали лишь потому, что предусмотрительный наследник Деркоора велел захватить с собой заводных.
Всадников, разумеется, узнали. В маленьком городишке прятать лица под широкополыми шляпами – куда более верный способ помочь вестям разнестись подальше, чем открытый визит старшего отпрыска соседнего сенора. Дигвил ехал не таясь и не пряча фамильного герба.
Одноэтажные домишки под соломенными крышами, неизменные куры вдоль обочин и саловики в дорожной грязи, равно как и чумазые ребятишки. Дигвил обращал на это куда меньше внимания, чем на докучавшую ему муху, упрямо желавшую совершить торжественный променад по Фьёфу, удобно устроившись прямо на носу благородного дона.
Знакомый десятник в цветах рода Берлеа, с ярким и безвкусным, на взгляд Дигвила, гербом – синяя змея, поднявшая голову над водами огненной реки, – низко кланялся благородным господам, всячески выражая готовность услужить. Ну, и заработать полушку, конечно.
Дигвил остановился, скучающе-равнодушно поинтересовался у стражника, как дела. Это допускалось кодексом, даже поощрялось – достойно истинно благородного человека преклонять порою слух к словам ничтожных простолюдинов.
– А вот на торги тут к вам вороного такого приметного сегодня не проводили? Нет? Я прослышал, мол, будет сегодня в гайтских рядах нечто небывалое, на что и поглядетьесть смысл. Жаль только, узнал я поздновато, только к вечеру сюда и успел.
Стражник аж наморщил лоб в тщетных усилиях вспомнить – получить монетку ему очень хотелось.
– Никак нет, благородный господин, нет, дон Деррано, не проводили. У меня на вороных глаз наметанный, знаю, что вы их любите. Я, как такого встречу, сразу себя спрашиваю – а не подошёл бы ты, красавец, нашему доброму соседу, благородному дону Дигвилу? Нет, не проводили. Ни в поводу, ни верхами. Ничего достойного, ваша светлость.
Десятник безбожно льстил молодому дворянину – «светлостью» полагалось именовать только сенора, то есть главу соответствующего дома.
Дигвил молча кивнул, бросил стражнику вожделенную полушку – тот поймал её на лету с лёгкостью, свидетельствовавшей о немалой практике, – и тронул скакуна.
Осторожные расспросы у парома тоже ничего не дали. Никто не видел приметного аспидно-чёрного жеребца-гайто – а не заметить такого зверя было невозможно.
Не минул ещё и час Левиафана – по старому счёту, сохранившемуся с древнейших времён, – не успели сгуститься сумерки, а Дигвил Деррано и три его спутника уже во весь опор неслись вдоль берега Долье, туда, на запад, где в устье речушки по имени Эве имелся второй в здешних краях паром.
Наследник Деркоора глядел мрачно. И не только оттого, что ошибся, пытаясь угадать намерения беглянки; Дигвилу очень не нравилось то,какименно возмутительница спокойствия смогла стряхнуть погоню с плеч.
Если бы и впрямь очень выносливый, злой, сильный скакун просто оторвался бы каким-то чудом от преследователей, Алиедоре было б некуда деваться, кроме Фьёфа с его паромом. Всадница ни за что не расстанется со скакуном, в этом Дигвил не сомневался, он достаточно хорошо знал несостоявшуюся невестку. Она не станет искать лодку – что в её положении стало бы наиболее разумным; но когда, скажите, женщины поступали разумно? Сбежала, понимаешь, не захотев чуток потерпеть! Ну всыпал бы ей Байгли розгами по мягкому месту, ничего страшного – можно подумать, в детстве её мать не порола! Ан нет, свела лучшего скакуна, сбежала, огрев при этом своего горе-мужа кочергой.И что теперь прикажете делать?
Его, Дигвила, люди станут молчать – крутой нрав молодого господина им известен. Но теперь беглянка, похоже, ускользнёт-таки в Меодор… и что тогда?
«И как же, в конце-то концов, ей удалось от нас оторваться? Когда? Если её не оказалось во Фьёфе – куда она свернула? И почему мы не заметили? Почему псы до последнего летели так, словно по горячему следу, и брехали – мол, вот-вот нагоним? С ними-то что произошло? От этой своры ни один зверь не уходил».
Магия, услужливо приходил ответ. Самая обыкновенная магия. Девчонке кто-то помогал. Кто-то, распоряжающийся немалыми силами. И от этого Дигвилу становилось не то что не по себе, он весь леденел.
Первый закон дознания – подозревай всех. Второй закон – не пытайся навесить на того, кому труднее всех оправдаться. Конечно, само слово «магия» заставляло прежде всего вспомнить о многознающем мэтре Бравикусе. Вспоминая поговорку об имеющих обыкновение водиться в тихом омуте, Дигвил, конечно, подумал бы на него. Мастером сработанный оберег вполне может сбить с толку и не таких преследователей; но чтобы Бравикус пошёл бы натакое?Слишком любит мэтр маленькие житейские радости, слишком дорожит своим местом.
Возможно? Да.
Вероятно? Нет.
Могла ли Алиедора привезти такую вещицу с собой из родного Венти? Опять же, возможно? Да. Вероятно? Нет. Но поговорить – и основательно поговорить! – с мэтром Бравикусом придётся.
А сейчас… Что делать сейчас?
Дигвил сощурился, глядя на закатное солнце. Удивительно, как такая простая вещь сразу не пришла ему в голову.
Он сам отправится в замок Венти. С двумя верными людьми. Третий вернётся с донесением к отцу.
И переправятся через Долье они прямо здесь, во Фьёфе.
Конечно, Меодор – это совсем не то, что владения соседей Берлеа. Придётся или отвечать на всяческие неприятные вопросы, или кружить лесами, обходя заставы на дорогах. Стараниями меодорского престола таких застав в последнее время развелось видимо-невидимо – король громогласно пообещал покончить с разбойничками, от века собиравшими дань вдоль трактов.
Вскоре Дигвил с двумя спутниками уже стоял на досках старого парома, и четверо дюжих молодцов что было сил крутили колесо лебёдки.
Левый, меодорский берег Долье медленно приближался.
Глава 2
Ещё немного, и она окажется дома. И всё наладится само собой. Конечно, батюшка с матушкой её так называемому мужу не вернут – достаточно показать следы порки. Она снова сядет на своё место за огромным круглым столом, соберутся братья и сёстры, прислуга внесёт поднос с пирогами, испечёнными старой кухаркой; а потом Алиедора заснёт в своей постели, задёрнув кисейный полог.
На меодорском берегу она не только не скрывалась, но даже и не торопилась. Деррано, Берлеа и прочие сеноры Долье, как и сам их король, остались за рекой. На земли её, Алиедоры, родной страны они сунуться не посмеют.
Могучий гайто шёл шагом, гордо вскинув точёную голову. Дорога предстояла неблизкая, и силы скакуна стоило поберечь. Стража у паромной пристани в королевских цветах Меодора – красном и жёлтом – спросила её имя. Алиедора назвалась, заплатила пошлину и теперь могла невозбранно вдыхать родной воздух и осматриваться по сторонам,ведь последние четыре года она прожила «воспитанницей» в Деркооре и ни разу не ступала на левобережье Долье.
Утром задуло с Реарского хребта, потянуло прохладой. Ветер перевалил через белоснежные вершины и устремился вниз, к долинам. Исполинская горная цепь вонзала острия пиков в брюхо распластавшегося облачного зверя, жадно притягивая и собирая застывшую воду для своих ледяных корон. Словно волны от брошенного камня, от самих гор к морю Тысячи Бухт сбегали плавные, сглаженные временем и дождями гряды холмов, где угрюмо сдвинули ряды, словно готовое к бою войско, рощи длиннохвойных елей.
От паромной пристани на север убегала торная дорога, сейчас полная народа. Торопились рыбари с корзинами свежего улова, озабоченно считали тюки и вьючных тягунов купцы, пришедшие из Долье, хватало и мастерового люда – на юге, за рекой, было больше работы, и платили за неё лучше.
Алиедоре кланялись, заранее снимали шапки. Доньята, как и велел кодекс, отвечала на приветствия простолюдинов кивками.
Как же легко дышится, как же весело веет в лицо ветер! Какой смешной щенок у этого купчины, как заливисто играет дудочник, сидящий в большой телеге, – не иначе, как бродячие музыканты. Алиедоре хотелось, словно девчонке, прыгать и визжать, хлопая в ладоши, – всё хорошо, всё хорошо, она вырвалась, она убежала, и она теперь дома, в Меодоре! Тут ведь всё по-иному, не так, какв этом Долье, где мужья в первую брачную ночь норовят привязать молодую жену к кровати, до крови избивая плетью…
И хорошо, что дело ограничилось только плетью. Байгли успел повертеть у Алиедоры перед глазами куда более пугающими инструментами.
«Нет, нет, я про это не буду думать. Всё, никакие байгли и дигвилы меня теперь не достанут… ишь ты, какая юбка у этой дамы, как расшита – и не боится попортить на такой дороге!»
Доньяту обогнала небольшая кавалькада – мальчишка-паж, важно державший тонкий и длинный флажок с гербом, двое вооружённых слуг, служанка в высоком чепце и знатнаядама, ловко ехавшая боком на жемчужно-серой кобылке. Алиедорин жеребец немедленно фыркнул, гордо вскинув голову перед прекрасной незнакомкой.
Дорожное платье дамы украшали вышивка и кружева – из Доарна, сразу же определила зоркая Алиедора. Позволить себе такое может разве что особа сенорского достоинства, и этикет потребовал от благонравной доньяты низко поклониться, прикладывая правую руку к сердцу. Дама ответила улыбкой и благосклонным кивком – никто не сможетсказать, что род Венти плохо воспитывал своих дочерей!
«Я дома, я в Меодоре! – Доньяте хотелось петь. – Тут всё особенное, не такое, как в этом противном Долье. Тут по дорогам ездят благонравные и высокородные дамы, ходят умелые и добродетельные мастеровые, пастухи гонят тучные отары…
И солнышко светит тут тоже совершенно по-иному!»
Оставались позади многочисленные, хоть и маленькие, храмы всемогущего Ома; девушка так и не могла решить, кого же благодарить за спасение. Домашний священник сенора Венти, фра Шломини, обладал непревзойдённым даром красноречия: он о благости и милости великого Ома мог рассказывать бесконечно. Но от простого люда, кухарок и служанок, поломоек и прачек, от собственной няни Алиедора слышала сказки простые и безыскусные, где Семь Зверей представали совсем иными.
Свирепыми и жестокими, как зима на побережье моря Тысячи Бухт, – и ласковыми, игривыми, как весенние ветры всё над теми же берегами. Они хранили верность слову и пуще всякого иного преступления карали лживость. «Делай, свершай, – говорили они. – И отвечай за то, что свершаешь».
Они не знали слова «грех». Нет «запретной любви». Любишь – люби. Не смиряй собственных чувств, не загоняй их в клетку – Алиедоре, как девочке, эти истории, не шибко одобряемые маменькой, всегда нравились больше всего. О том, как принцы и принцессы или же лесорубы со швеями – неважно, благородные или простолюдины – шли против всего, потому что любили «запретно». И всякий раз в сказке всё кончалось хорошо, потому что Семь Зверей любят тех, кто идёт наперекор всему, подобно упрямым соснам, пускающимся в рост на голых камнях.
Беглянка сорвала берет, гордо встряхнула смоляными прядями. Смотрите все, я – доньята Алиедора Венти! Я не стала покорною жертвой. «Феникс тебе крылья дал», – ворчала порой старая нянюшка. Она усердно молилась Ому-Вседержителю, но не забывала и старые присловья, дошедшие от её собственной бабушки. Добрая старушка всего-то имела в виду Алиедорину непоседливость, а оно эвон как обернулось-то…
Хорошо, что Алиедора сбежала из Деркоора не голой и босой, а прихватила с собой кошель, полный звонкой монеты. Сейчас она доберётся до ближайшей таверны (ибо в животе бурчит всё громче и всё недовольнее), и там почтительный хозяин поставит перед ней ароматно пахнущий горшок с наваристым супом, отрежет толстый шмат хлеба, на него– такой же по толщине шмат варёного мяса. Еда для простолюдинов, конечно, но сейчас и такому обрадуешься. А потом всё будет чрезвычайно хорошо.
– Эй, любезный! – окликнула она немолодого уже мастерового с коробом инструмента на плече. – Где тут ближайший постоялый двор?
– «Побитая собака», молодая госпожа, в полудне пути будет, на большом тракте, что на Сашэ идёт. – Мастеровой поклонился. – Да только не место это для вашей благородной милости, простите старика.
– Отчего ж? – свысока поинтересовалась Алиедора.
– Дурной народ там собирается. И место само дурное, грязное. Наши туда не ходят, всё больше люд приблудный, лихой. Послушайте старика, благородная госпожа, от «Побитой собаки» держитесь подальше.
– Благодарю, – ледяным тоном отрезала Алиедора, кинув мастеровому под ноги монетку. Тот едва заметно качнул головой и подбирать не кинулся – совсем не как холопыво Фьёфе или Алете.
Тоже мне, фыркнула про себя Алиедора, несильно хлопнув жеребца по бокам. Простолюдины гордыми быть не могут. Это удел благородного сословия.
…К «Побитой собаке» она добралась в середине дня. Живот протестовал уже так громко, что, казалось, это слышно всем и каждому на тракте. Постоялый двор стоял на отшибе, стены покосились, крыша местами просела, широченное крыльцо с балясинами и вовсе выглядело так, словно угодило под великанскую палицу. Однако из распахнутых дверей пахнуло жарким – да так, что Алиедора поняла: она скончается в страшных мучениях, если немедля не съест хоть кусочек.
Она даже не убрала под берет пышные пряди. От кого ей тут скрываться?
…В «Побитой собаке» было жарко, чадно, нечем дышать. Пылало пламя в огромном, на треть зала, очаге – над ним крутились вертела с насаженными на них тушками. Может, лесные ушаны, а может, и домашние шерстистики – но об этом Алиедора тогда и помыслить не могла.
А старик мастеровой говорил, как оказалось, чистую правду. В трактире собрался отвратный, на взгляд Алиедоры, люд – непохожий на её родных меодорцев. Жуткого вида лохмотья какой-то мешковины соседствовали с обносками некогда богатых камзолов. Запах жареной требухи смешивался с вонью немытых тел; по засаленным космам кое у кого из посетителей ползали насекомые.
Тут хватало самого разного народа – калеки на костылях, нищие побирушки, непонятно что делающие в трактире, у них ведь нет денег; громилы самого разбойного вида, увешанные оружием, несмотря на действующий королевский запрет носить оное всем неблагородным сословиям, если только они не состоят на службе, скажем, в охране купеческого каравана.
Нельзя сказать, что с появлением Алиедоры в трактире «настала мёртвая тишина»; на неё, конечно же, плотоядно уставились с полдюжины пар глаз, однако к этому она была готова. В конце концов, не девочка, а – почти что! – мужняя жена, знающая, что к чему в настоящей жизни. Пусть себе зыркают.
– Трактирщик!
Содержатель «Побитой собаки» отнюдь не спешил к знатной посетительнице с обязательным «что угодно благородной доньяте?». Отличить его от прочих оборванцев можно было разве что по донельзя грязному фартуку.
– Хозяин? – уже с некой робостью повторила Алиедора.
– Чё нать? – не поворачивая головы, осведомился тот.
– Жаркого мне и вина, самого лучшего!..
– Чё? – Трактирщик соизволил наконец обернуться и вдруг заржал, показывая пеньки сгнивших зубов. – Вина? Самого лучшего? Буа-га-га! – заревел он, словно Алиедора отмочила невесть какую смешную шутку.
Несколько оборванцев тоже захохотали. А двое громил бандитского вида и вовсе двинулись к девушке с самыми что ни на есть гнусными ухмылками.
Алиедора ощутила, как живот скрутило судорогой. Правая рука легла на рукоять тесака, хотя умом она понимала, что надо уносить ноги. Но скакун её устал, да и она ничего не ела со вчерашнего дня…
– Ка-акая птичка-бабочка! – прогнусил один из громил, подходя вплотную. Другой попытался зайти Алиедоре за спину, и девушка невольно попятилась – прочь, за порог. Однако в плечи ей тотчас вцепились ещё чьи-то руки, резко толкнули обратно, в жаркую духоту трактира. Уже гоготала добрая половина собравшихся – кто-то вскакивал на столы, чтобы лучше видеть.
Алиедора и глазом моргнуть не успела, как оказалась растянутой поперёк стола – ноги остались на полу, один из громил держит за руки, прижимая запястья к липкой столешнице, а другой, с сопением облапив за талию, шарит по застёжкам пояса, где и кошелёк, и всё прочее – в привешенных сумочках.
Не требовалось быть семи пядей во лбу, чтобы догадаться, как с ней собираются обойтись. Трудно поверить, чтобы вот так сразу… едва завидев…
Алиедора истошно завизжала, перекрыв даже гнусный гогот оборванцев. Попыталась лягаться – бесполезно, сразу же зажали и ноги. Застёжка пояса наконец уступила, кожаные штаны стали предательски съезжать, на шее она ощутила чужое смрадное дыхание; чьи-то пальцы больно вцепились ей в грудь.
– А-а-а-а-а-ай!!!
Не укусить, не пнуть, не оцарапать…
Державшего её руки громилу слишком привлекло созерцание её обнажившихся прелестей, с раззявленных губ стекала слюна. Его толкнул другой оборванец, явно недовольный обзором, и потная лапища, прижимавшая к доскам запястье Алиедоры, чуть ослабила хватку.
Пальцы беглянки метнулись к бесполезно болтавшемуся тесаку – никто из насильников даже не потрудился сорвать его и отшвырнуть в сторону. Отмахнулась – слепо, в ужасе, не видя куда…
Руки внезапно стали свободны. А державший их громила молча оседал, прижав обе грязные лапищи к рассечённому наискось лицу – лезвие тесака прошло от правого угла рта через нос и левый глаз, окончив кровяной росчерк возле левого виска.
– Ы? – выдохнул кто-то за спиной Алиедоры.
Ничего не соображая, она вновь ткнула тесаком – угодив кому-то под ребро.
Терзавшие её пояс руки исчезли, кто-то падал рядом, кто-то замахнулся, свистнула дубинка и врезалась в столешницу. Алиедора крутнулась, снова завизжала – и тут по всей таверне пронёсся жуткий треск, словно десятки и сотни могучих челюстей впились в опорные столбы, «Побитую собаку» наполнил едкий кислый запах, от которого запершило в горле и из глаз полились слёзы.
Алиедора не знала, что заставило её первой завопить: «Гниль!»
А столы уже опрокидывались, разваливались камни очага, падали вертела, и очумело верещал несчастный поварёнок при виде падающего в угли жаркого. Доски пола трещали и лопались, летели щепки, и прямо посреди таверны вспучивался чудовищный пузырь. Чему там было надуваться, в подполе, что удерживало смертельный яд? Кто знает, отчего он не разлился сразу?
Выбивая окна и двери, бросая всё, что мешало бежать, впереди яда Гнили хлынул гной человеческий. Об Алиедоре все разом забыли – и даже громила с рассечённым лицом выл, пытаясь отползти прочь.
У коновязи рвал постромки вороной Алиедоры. Чуть не падая, она метнулась к нему, увидала, как сразу двое оборванцев вцепились в повод скакуна – только лишь для того, чтобы оказаться под острыми раздвоенными копытами. Боевой жеребец пробивал ими кованые доспехи.
Стены «Побитой собаки» разъезжались, проваливалась крыша, кислый запах стал совершенно нестерпимым. Визжа, доньята Венти взлетела в седло, скакун захрапел, не нуждаясь в понуканиях. Оборванцы и громилы, разбойники и побирушки – все с воем разбегались сейчас в разные стороны, а внутри «Собаки» раздался вдруг громкий хлопок, крыша осела окончательно, а изо всех щелей хлынул поток гнилостно-желтоватых многоножек.
Алиедора знала, что такое Гниль. Страшное бедствие доселе обходило стороной владения сенора Деррано, однако в окрестностях замка Венти как-то случилось. От него небыло иной защиты, кроме каменных стен да молитвы – и то сказать, даже гранит поддавался, уступая напору неутомимых челюстей. Счастье, что многоножки жили только от рассвета до заката и не дольше, – иначе не спасли бы никакие стены.
Гайто доньяты растоптал несколько самых шустрых тварей и рванулся, огромным прыжком переносясь через выплеснувшуюся из развалин таверны мутно-жёлтую, шелестящуюмножеством ног волну. Вороной взревел, словно его дикий сородич во время гона, и помчался так, что в ушах Алиедоры засвистело.
Она ещё нашла в себе силы оглянуться, увидеть, как жёлтый прилив одного за другим настигал бегущих и как они опрокидывались, иные молча, иные с отчаянными воплями –очень быстро, впрочем, пресекавшимися.
Потом оглядываться она перестала. Дорога неслась навстречу, ветер зло хлестал по лицу, из глаз катились слёзы.
Славно встретила тебя родная меодорская земля, благородная доньята Алиедора Венти.
Конечно, к закату жуткие твари передохнут сами, опрокинутся все, как одна, на спину и умрут, слегка подёргивая конечностями. Но пока это случится, они успеют добраться до окрестных хуторов и охотничьих избушек, до недальних деревенек; страшный круг будет расширяться, словно впитывая солнечные лучи, обращая их в смертное проклятье; и только благословенные Гончие, небесные враги всякой нечисти и бесовской твари, положат предел кровавому пиршеству.
Только теперь Алиедора заметила, что в правой руке по-прежнему зажат окровавленный тесак, – как она взлетела на спину гайто, как правила им одной левой рукой – поистине неведомо.
…Наконец утомился даже могучий жеребец, пошёл тяжким шагом, опустив голову и поводя боками. Эдак тебя и загнать недолго, всполошилась доньята. Страх лишиться скакуна вытеснил всё остальное, даже ужас от совсем недавнего. По сравнению с едва не случившимся в таверне плётка и верёвки Байгли казались невинными развлечениями.
Алиедора спешилась. Доньята вела гайто в поводу, пока не услышала журчание ручья. Рядом с потянувшимся к воде жеребцом она упала на колени, долго и жадно пила.
Сколько ж всего случилось за последний день!
Празднество в Деркооре; закрывающаяся за ними с Байгли Деррано дверь свадебного покоя; вдруг перекосившееся, оскотинившееся лицо мужа, что прежде казалось ей порою даже и привлекательным; верёвка, захлестнувшая её запястья; свист плети, обжигающая боль, от которой темнеет сознание; её жалкие стоны и мольбы о пощаде…
На этом месте благородная доньята заскрежетала зубами. Посягнувшие на неё бродяги в «Побитой собаке» уже заплатили жизнями; а вот Байгли…
Конечно, потом, когда ей удалось убедить его, что она готова стерпеть всё, что угодно, когда он таки развязал ей руки, чего требовала какая-то его очередная «игра», донельзя для неё болезненная, она, доньята Алиедора Венти, от души угостила благоверного каминной кочергой. Жаль только, голову не проломила, лишь оглушила на короткое время. Его только-только и хватило, чтобы одеться, отыскать кошель да свести лучшего скакуна из стойл сенора Деррано.
Нет, Байгли за всё заплатит. Она ещё с ним потолкует, со своим «муженьком», потому как формально она уже не доньята Венти, а младшая донья Деррано.
– Ну, милый мой, готов? – Она подошла к жеребцу, погладила чешуйчатую морду. Большие фиолетовые глаза воззрились на неё, как ей показалось, преданно, хоть и устало. – Понимаю, понимаю, плохо тебе. Но ничего, так быстро скакать уже не нужно. Мы с тобой тихонечко… шагом так…* * *
Алиедора и её верный гайто продвигались всё дальше и дальше на северо-восток, снова выбравшись на оживлён– ный тракт. Здесь доньята бояться совсем перестала – чуть не каждые три лиги попадался дозорный пост королевских рот. Беглянка косилась на добротные вышки и бревенчатые частоколы, провожала взглядом важных сержантов в полном доспехе.
Вот только почему ж вас, таких бравых, не оказалось возле «Побитой собаки», о которой каждый путник знает, что это разбойничий притон?!
Вечером она, едва держась в седле, остановилась возле благопристойного трактира прямо возле сторожевой вышки ротников Меодора. Наученная горьким опытом, входила осторожно, стараясь поменьше попадаться на глаза.
Оборванцев и побирушек тут, как ожидалось, оказалось куда меньше. Зато куда больше – весёлых девушек с донельзя низкими вырезами на расшитых по вороту и обшлагам цветами блузах.
Девушки пересмеивались с заполнявшими трактир ротниками, свободными от службы, сидели у них на коленях и только с готовностью хихикали, когда кто-то из наёмников запускал пятерню им за пазуху.
Благородная доньята Алиедора Венти гордо задрала нос и прошествовала мимо сего непотребства.
…Она не успела устроиться в уголке, не успела донести до рта первую ложку с дымящейся похлёбкой, как на скамью прямо против доньяты тяжело плюхнулся немолодой краснорожий сержант – без доспехов, но при мече и прочих причиндалах.
– Почему одна скучаешь, красотка? – Сержант с шумом отхлебнул пива, грохнул кружкой о стол. – Здесь у нас скучать не принято.
– Покорнейше прошу меня оставить. – Как учили, Алиедора не повернула головы к хаму. – Я благородная доньята Алиедора Венти, и мой отец…
– Ха! Ха-ха! Слышь, что несёт! – гоготнул краснорожий сержант. – Благородная доньята, на себя посмотри!
– Что тут у тебя, Хён? – осведомился другой сержант, проходивший мимо. – Упирается? Плюнь, тут других хватает.
– Не, с той, что упирается, оно завсегда интереснее, – названный Хёном перегнулся через стол, приподняв голову Алиедоры за подбородок. – Ишь, дикую разыгрывает!
– Отойди! – завизжала Алиедора. Что же это за кошмар, уже второй раз, второй раз уже…
Тесак сам оказался в руке. Несколько ротников, с любопытством наблюдавших за развитием событий, от души расхохотались.
– Глянь, какая колючая!
– Угу, ёрш, да и только!
– Давай, Хён, давай, такие знаешь как горячо любят?!
Но краснорожий Хён не нуждался в подначках. Однако, прежде чем жилистые пальцы сержанта вцепились ей в плечи, Алиедора бросилась наутёк, оставив на столе почти нетронутую похлёбку.
Вслед ей нёсся дружный хохот.
Да что ж это такое, что?..
По лицу катились слёзы. Гайто едва шагал, никем не понукаемый.
«Что во мне такого? Чего они ко мне цепляются, словно обезумев? Конечно, королевские ротники не то что сброд из «Побитой собаки»… но кончилось бы одним и тем же».
Конечно, раньше благородная доньята из славного рода Венти никогда не путешествовала в одиночку, только с внушительной свитой. Ей не приходилось ни о чём заботиться, но… чтобы вот так в трактирах кидались на любую девушку, оказавшуюся почему-то в одиночестве?..



Страницы: 1 [ 2 ] 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29
ВХОД
Логин:
Пароль:
регистрация
забыли пароль?

 

ВЫБОР ЧИТАТЕЛЯ

главная | новости библиотеки | карта библиотеки | реклама в библиотеке | контакты | добавить книгу | ссылки

СЛУЧАЙНАЯ КНИГА
Copyright © 2004 - 2024г.
Библиотека "ВсеКниги". При использовании материалов - ссылка обязательна.