read_book
Более 7000 книг и свыше 500 авторов. Русская и зарубежная фантастика, фэнтези, детективы, триллеры, драма, историческая и  приключенческая литература, философия и психология, сказки, любовные романы!!!
главная | новости библиотеки | карта библиотеки | реклама в библиотеке | контакты | добавить книгу | ссылки

Литература
РАЗДЕЛЫ БИБЛИОТЕКИ
Детектив
Детская литература
Драма
Женский роман
Зарубежная фантастика
История
Классика
Приключения
Проза
Русская фантастика
Триллеры
Философия

АЛФАВИТНЫЙ УКАЗАТЕЛЬ КНИГ

АЛФАВИТНЫЙ УКАЗАТЕЛЬ АВТОРОВ

ПАРТНЕРЫ



ПОИСК
Поиск по фамилии автора:

ЭТО ИНТЕРЕСНО

Ðåéòèíã@Mail.ru liveinternet.ru: ïîêàçàíî ÷èñëî ïðîñìîòðîâ è ïîñåòèòåëåé çà 24 ÷àñà ßíäåêñ öèòèðîâàíèÿ
По всем вопросам писать на allbooks2004(собака)gmail.com


– А всегда помогу, только слово скажи, – заявил Гоймир, держа малолетних налетчиков на прицеле.
Переглядываясь, неохотно, трое с обрезами побросали оружие. Олег подхватил выпавшую дубинку и несколько раз покрутил ее в пальцах, потом перекинул из руки в руку.
– Крой его!!! – взвизгнул кто-то. Первый признак трусости – вот такие крики. Олег отбил удар дубинки серединой своей и свалил двоих – ударами в пах и под челюсть.
– Трое на сторону, – отсчитал Гоймир. – Подмогу дать?
Олег переоценил свои силы. Ударом ноги в колено он сшиб еще одного, но не уследил за размашистым движением сбоку, и дубинка ударила его в левое плечо, отбросив к камню. Но Гоймир вступил в дело мгновенно.
Двое рухнули, как мешки, от ударов раскрытыми ладонями по шее и боку. Третий получил ногой в грудь. Четвертый – единственный! – успел ударить Гоймира кулаком в лицо, но промахнулся и повалился от беспощадного тычка локтем в солнечное.
– Ого! – выдохнул Олег, держась за плечо. – Ничего себе чего!
Он уже видел, как дерутся местные ребята, но такую молниеносную расправу с реальным противником наблюдал впервые. Гоймир спокойно огляделся – никто не шевелился, решили, что вставать себе дороже.
– Надобно их поспрошать, кто да зачем их нанял. – Гоймир расслабился. – По обличью – городские, тут, в весях, такие не водятся.
– А сейчас расспросим, – предложил Олег. – У нас с ними некоторое взаимопонимание, а тебя они боятся. Я нежненько, осторожненько…
– А я уж было думал костер запалить, – серьезно – Олегу даже жутко стало – заметил Гоймир. – Добро. Спрашивай ты.
– Открывай глазыньки, радость моя. – Олег наступил на руку тому, которого завалил первым.
Парень сообразил, что притворяться бессмысленно. К тому же он несомненно слышал про костер.
– Ты меня изувечил… – облизнул он губы.
Олег упал на колено и воткнул разведенные «вилкой» большой и указательный пальцы правой руки в горло по обе стороны кадыка:
– Я с тобой еще и не то сделаю! Ах, бедняга. – Олег подпустил в голос насмешки. – А что вы-то собирались с нами делать?! Бутербродиками кормить? Так гони, я по ним ужесоскучился… Хватит! Кто приказал погубить груз?! Откуда вас таких черти принесли?
– Б… б… о… на… – прохрипел парень. – У… ери…
Олег отнял пальцы. На коже остались два пятна – багровые, они быстро наливались синевой.
– По порядку. Откуда вы?
– Из Виард Хоран. – Парень несмело поднял руку, потер шею.
Гоймир что-то буркнул, сплюнул в траву.
– Умница, – поощрил Олег. Происходящее казалось ему игрой. – Ну и кто вас нанял?
– Мужик один… здешний… отслюнил кучу бумаги, билеты нам подогнал… Сказал – дело плевое… – Он снова скривился.
– Что приказал? Какое дело? – отрывисто спросил Олег.
– А вот… зерно это уработать. Сказал еще, – заторопился парень, – пусть эти ко… козлы горные… – Он с опаской посмотрел в глаза Олегу, рыскнул взглядом куда-то в сторону. – Пусть, мол, вы, короче, почешетесь, а то хорошо больно живете, на всех положили с прибором… Еще посмеялся так…
– Одно посмеялся? – зловеще сказал Гоймир. – Уж мы смеяться будем. Приспело.
– Чего? Чего? – Парень приподнялся на локтях, облизнув губы, умоляюще зашептал: – Я же все сказал, я все сказал… не убивайте…
Олег прервал его шепот шлепком по щеке – несильным, но обидным. Хотя – подобного типчика едва ли можно оскорбить подобным образом.
– Тебя как зовут?
– Нико, – удивленно и с опаской отозвался лежащий, словно ожидая от" произнесения своего имени еще каких-то неприятностей.
– Что за имя? – удивился Олег. – Ты славянин?
– Кто славянин?! – взвился Гоймир. – Его славянином зовешь?! Его одной со мной кровью вяжешь?! Его в Верью нашу пхаешь?! Ты видь – не то что природное, славянское имя его стороной обкатило, он и от крещатого-то охвостье оставил, позыв собачий, на данванский лад скроил! Давить таких след!
Нико (скорее всего – Николай, отметил Олег) заскулил, закрылся ладонями с расставленными дрожащими пальцами. Олег вскочил, уперся ладонью в грудь взбешенному Гоймиру.
– Стой, стой, – спокойно сказал он. – Чего разоряешься? Порубить их хочешь здесь? Давай, руби. Ба-альшая честь будет.
Гоймир, раздувая ноздри, смотрел на Олега. Залегшая между густых бровей злая складка распускалась на глазах. Очевидно, ему впервые в жизни указали на неразумность решения. Без какой бы то ни было охоты он наконец ответил:
– Добро. Твоя правда. Пусть двигают отсюда всем скопом, да живой ногой, пока я их не повыдирал, откуда растут. А нам-то, глянется, в обратную…
– Давай уж поедем, – возразил Олег, больше не обращая внимания на лежащих вокруг налетчиков, на вздрагивающего у его ног Нико. – Заодно порасспросим, кто там такой предприимчивый, что за этими придурками в город съездить не поленился… Вирад Хоран – это ведь город?
– Три Дуба, – произнес Гоймир славянское название. – Самый ближний к нам. Оттуда Ломок уходил. И машина твоя там была, сквозь нее мы с Земли от деда твоего пересыл имели… Едет кто? – вдруг оборвал разговор и насторожился Гоймир.
Олег схватился за ЭмПи. Но через секунду Гоймир успокаивающе отмахнулся, вглядываясь в двоих всадников, появившихся на тропе со стороны Вересковой Долины:
– А, то наши – старый Семик Мечкович с внуком – Брячислав, мой трехродный! Куда их Кулла[31]тащит?.. Брячко! – Гоймир махнул рукой, убирая ТТ.
Гибкий парень – рослый, красивый, как и весь здешний народ – махнул рукой в ответ, чуть наклонившись с седла:
– Хвала! Думали вас в Зеленых Садах нагнать, так вы вот где стали? За чем дело?
– Вон, – Гоймир повел вокруг рукой, – разговоры разговаривали. Слово за слово, да повздорили… А вас куда несет? Не туда же?
– А что, свое дело на наши плечи переложить хотите? – вопросом откликнулся еще могучий старик горец, сивые усы которого были заброшены за уши по здешней моде.
– Да наше дело вроде как тут разбросано, – вздохнул Гоймир. – С чего нам конские копыта бить, да и свои задницы? А вам все одно там быть, так и к Степаньшину заглянули бы?
– А добро, заглянем, – кивнул старик. – И к Сцыпину Аркашке тоже, говорил он, что дешевле даст… А этих – иль пускаете?! – Он указал на возившуюся вокруг шелупонь.
– Пусть бегут, куда ноги несут, – насмешливо бросил Гоймир. И добавил: – А со Сцыпиным глаз да глаз. На крысу он кажет. Такие хороши, пока за горло их давишь, а отворотишься – свое борони… Как бы не он по паскудству орлов заборных нанял.
– Вот и мне не кажется он, – поддержал Брячислав, поправляя головную повязку. – Глаза б не глядели, дед.
– Гривны карман не оттянут, а с пустым тоска, – ответил внуку старик.
– Ярмарка на носу, там бы и купили, – упрямился Брячислав, но ясно было, что сделает, как скажет дед. Они зарысили дальше по тропе – плечо в плечо, колено в колено, почти одинаково рослые, только Брячислав – стройный и гибкий, как тополек, а Семик – кряжистый, узловатый, будто оживший дуб…
* * *
Аркашка встретил гостей, как положено, – у самых ворот, сам отвалил их, припер камнем, лучась улыбкой так, что во дворе стало светлее.
– Гости, гости-то какие! – излишне суетливо шустрил он, частя на лесном наречии. – Жена, собирай на стол, да что получше – проголодались, небось, с дороги? – и заглядывал в глаза горцам, неспешно шагавшим по убитой до каменной твердости земле, словно воочию хотел убедиться, что они всем довольны.
– Что ты метелкой мечешься? – удивился Семик, уже усаживаясь за стол – широкий, крепок сбитый из прочных досок. Брячислав устроился у окна, подпер спиной раму, подмигнул старшей дочке Аркашки, которая вдруг побледнела и выскочила из горницы. – Ты вот что говори нам…
Двери распахнулись, с треском ударив по стене, от тяжелого пинка. Внутрь полезли, склонив винтовки со штыками наперевес, горные стрелки с тупо-злобными лицами, многочисленные и молчаливые.
– Хватайтя их! – завопил Аркашка, предусмотрительно, словно на пружинах, отскакивая к другому концу стола. – Хватайтя!
– Дед, засада! – крикнул Брячко, прянув вперед от окна.
– Чтоб впослед у тебя упыри гостили, переворотень! – выхваченный стариком короткий широкий нож полетел в Аркашку, но тот успел в страхе присесть, и нож со стуком вонзился в стену, глубоко расколов бревно. Второй – угодил в ощеренный рот одного из стрелков. – А! Кровь Перунова! Брячко, в окно! Беги, внучек!
Брячислав, мгновенно подхватив из угла скамью, высадил раму и метнулся следом. Семик, ударом ноги перевернув стол между собой и нападающими, выхватил меч и камас…
…Брячислав упал на руки с перекатом – сразу оказался на ногах. И так же сразу ему стало ясно, что уйти не удалось – расплывчатые, серые фигуры, похожие на Map, надвигались со всех сторон.
– Не кричала сей день моя Желя, – пробормотал мальчишка и, бросив послушное, тренированное тело в воздух, с маху ахнул не успевшего и вскрикнуть стрелка, что оказался ближе остальных, в грудь обеими ногами. – То тебе! А то – тебе! – приземляясь, он обеими руками опустил меч на плечо подскочившего сбоку, раскроив его до середины груди.
– Бейте его прикладом в морду! – визгливо и истошно заорали сзади.
Повернуться Брячко не успел – стало ОЧЕНЬ светло, как не бывает даже днем, а потом – ОЧЕНЬ темно, как не бывает даже ночью…
…Старого горца пытались первые секунды взять живым. Двое поплатились за это руками, один лишился головы, двое были проколоты, а двое – порублены насмерть. Семик непытался выскочить за внуком в окно – бесполезно это было, в саду слышались крики и свирепая возня.
В юности он был ловчей и подвижней, но силу и выносливость сохранил и сейчас. Отбиться Семик не надеялся – скорей уж, просто хотел прихватить за кромку побольше врагов.
Его закололи штыками сразу в грудь и спину, навалившись толпой спереди и через окно. И долго потом били и кромсали безжизненное тело…
…Ледяной поток обжег лицо. Вспышкой боли разорвало разбитый затылок. Голоса. Смех. Солнечный свет, видный сквозь веки.
Брячко открыл глаза.
Первое, что он увидел – грубо сваренный из черных стальных прутьев крест, перечеркнувший высокую белизну неба.
Увидел и понял – это – ДЛЯ НЕГО.
– Очнулся! Очнулся! – завопил кто-то с такой Радостью, словно очнулся лежавший при смерти родич или дорогой друг. Вот только радость эта была злая. – Очнулся, падла горская! Очнулся, козел сраный!
Удар под ребра почти не ощутился сквозь нахлынувшие тоску и ужас, которые разом переполнили все существо Брячко. Как во сне, он увидел стрелков, выстроившихся полукругом, отсекавшим от креста молчаливую людскую толпу, хангаров-выжлоков, сидевших в седлах у границ этой толпы – и данванов. Трое огромных существ в угловатой броне, в шлемах с матовыми забралами, широко расставив ноги, замерли совсем рядом. Какое-то существо носилось кругами и вопило – Брячислав не сразу узнал Аркашку. Именноон, визжа от удовольствия, с почти безумным лицом бегал вокруг, истерично хохотал, осыпал мальчишку пинками и ругательствами.
Брячислав разлепил мокрые губы:
– Боишься, – сказал он жестко. Словно не он лежал тут, связанный по рукам и ногам, а этот плюгавенький мужичонка.
– Чо-о-о-о?!?! – завизжал тот.
Но Брячислав лишь повторил:
– Боишься, – и перестал его замечать.
Несколько хангаров наваливали у подножья креста дрова и хворост. Один из данванов начал говорить тем правильным, мощным и бездушным голосом, который так пугал всех, кому приходилось слышать данвана:
– Благодаря бдительности одного из жителей вашей веси сегодня вечером были схвачены и обезврежены двое горских бандитов-дикарей. Проявившему бдительность жителю будет выплачено денежное вознаграждение…
– Иуда! – крикнул кто-то в толпе.
Данван оборвал речь. Другой – с черными наплечниками – монотонно крикнул:
– Кто сказал?!
Люди враждебно молчали. Данван не стал продолжать – только добавил:
– Вам предъявляются на опознание захваченные. Если кто-то что-то может о них сказать – говорите.
Двое хангаров вздернули Брячислава за руки и волоком потащили мимо людей, стоящих за спинами горных стрелков. Боли в вывернутых руках мальчик не ощутил – навстречу ему за ноги тащили труп его деда. Седая голова Семика билась о комья земли и камни. Руки старого рубаки были отсечены выше кистей – из них не удалось вырвать оружие…
Мертвец и живой поравнялись.
«А помнишь ли, дед, спросил я одно у тебя – что живет в Мире человек? Для чего? И ты в ответ говорил – затем, чтоб бороться… А как стать, если нету сил, спросил я? Тогдане человек он, отвечал ты. Так я еще попробую бороться. Благо тебе. А перевидимся мы раньше, чем ты говорил…»
Мужчины в толпе смотрели себе под ноги. Женщины откровенно плакали, прижимая к себе испуганно притихших детей. Подростки стояли угрюмые. Старики и старухи крестили Брячислава.
– Ты прости нас, сыночек…
– Сила солому ломит…
– Прости за того предателя…
– Господи, спаси и сохрани…
Брячко слушал все это равнодушно. Ничего он не имел против этих людей. Разве что чуть презирал их за скотскую покорность, за слепую веру… и жалел их за то же. И все. Их жалость, их восхищение, не были ему нужны. Он готовился к своему последнему бою.
Страх ушел, растаял, хотя сейчас, как никогда отчетливо, мальчишка представлял свою судьбу. Жестокость врагов в нем тоже не вызывала отвращения или злобы сама по себе. Он и его соотечественники были тоже жестоки, и в сказках старших о днях взмятения была захватывающая дух жуть расправ над врагом. Остались тоска, решимость и холодная злость к предателю, который принимал их в своем доме, за столом – и там же выдал. Потому он не сказал ни слова, даже когда военный священник, прибывший со стрелками, спросил его, не хочет ли он исповедаться?
Заскрипели блоки, и крест наклонился, зачеркивая небо, свет, остатки надежды. Умело удерживая мальчишку, хангары прикрутили его, и с тем же зловещим скрипом крест поднялся вновь.
– Есть ли у тебя последнее желание? – спросил данван в черных наплечниках. – Ну, скажи, чтобы мы все подох…
– А поверните-ка крест. Я скажу – как.
Слова были настолько неожиданны, что данван дернул головой и умолк, безлико глядя вверх, на распятого пленного. Потом махнул рукой хангарам, и крест начал поворачиваться.
– Довольно.
Отсюда, с высоты, Брячислав видел сосновый лес, поднимающийся к бледному небу, а там, за этим лесом, различал он в прозрачном предутреннем воздухе вересковые пустоши, за которыми лежало море. Вдали собирались, взбухая штормом, черные тучи, и море уже, наверное, с грохотом билось о скалы, и вереск гремел на пустошах, как жесть, и клочья пены неслись по воздуху… Кочи возвращались к причалам, и кто-нибудь из его, Брячко, друзей, пел, задыхаясь холодным соленым ветром:Эй! Холодное море,Глубокое море, суровое море —Э-гей!
Все это было, все это существовало, и все это будет продолжать жить, даже если оставит Мир он, Брячислав из племени Рыси! Не разорвать великую цепь-Верью. И море, и вереск, и сосны, и торфяные болота, и высокое бледное небо, и песни, и былины… А тогда – какой смысл бояться одного мига, пусть и сколь угодно мучительного?
Мы сражались за эту землю!
И пусть МНЕ выпало прожить на свете неполных пятнадцать – я сражался тоже, и никто не посмеет сказать, что прожил я свою жизнь слепо и без смысла!
Мы жили отважно!
И пусть я не смог погибнуть в бою – связавшие мне руки не свяжут ни сердца моего, ни духа!
Огонь, вспыхнув разом, охватил загудевшую, затрещавшую кучу дров и хвороста, взметнулся, засвистел, запел, поднимаясь все выше и выше, окутывая распятого мальчика струящимся плащом… И оттуда, из этого пламени, ясный и бесстрашный голос запел:Хвала тебе, Дажьбог Сварожич,Солнце Пресветлое!И тебе хвала, Перун Сварожич,Гром Небесный!Хвала племени Сварогову… —
Брячко закашлялся, но справился с собой и вновь запел:И вам, навьи-предки,И вам, люди-потомки,И всей Верье славянской —Хвала ныне и ввеки…
…– Иди за мной! – голосом, похожим на гул пламени, воскликнул могучий воин на вороном жеребце, облаченный в сияющую броню. – Иди за мной, Брячислав, сын храброго Воимира! Отец твой ждет тебя! Отец твой горд тобой! Иди! Не страшись!
Серебряные волосы и огненная борода воина вились под неощутимым ветром, волновались бурными потоками, и Брячко понял, обмирая от восхищения и радости – вот он, Перун! А откуда-то из-за его спины послышался и другой – знакомый – голос:
– Шагай встречь, сын! Вот рука – берись!
– Иду! – изо всех сил крикнул Брячислав. – Иду; отец!..
…Огонь взметнулся выше, стирая черты лица мальчика. Видно было, что он горит – одежда, волосы, кожа – но по-прежнему смотрит на северо-восток, туда, откуда надвигался морской шторм…
* * *
– Были и хангары, и стрелки, и данванов самих трое было. Что мы могли сделать? Они ж все с оружием, а у нас дома, детишки, бабы… – Степаньшин сцепил пальцы и глядел в стол, голос его звучал глухо, как из-под земли.
Гоймир сидел напротив него, сведя кулаки перед лицом и поставив локти между двух кружек с вонючим сивым самогоном – Степаньшин пил, когда пришли горцы. Гостимир замер у дверей, скрестив руки на груди. Йерикка – у стены, опираясь на свой «дегтярь». Олег – вполоборота к окну, положив ладони на ЭмПи, висящий поперек груди.
– Веску сожгут, и поминай, как звали. Ну вот. Старика-то в доме убили. А мальчишку схватили живым. И сожгли на костре. – Последние слова Степаньшин произнес совсем тихо.
Олег чуть шевельнулся – горцы даже не переглянулись.
– Боимся мы их, пойми ты, парень! – вдруг надрывно сказал Степаньшин, хватаясь скрюченными пальцами за ворот. – А ну как снова придут, да и…
– А рубаху-то не мучай, жене работа – зашивать. – Гоймир аккуратно отцепил, нагнувшись через стол, пальцы мужика от ворота. – К нам вон по зиме одно приходили. Знал, небось? А что обратно не ходят – хочешь знать?
– Народ у вас… – Степаньшин спрятал глаза.
– Ой, не надо, язык-то не мучай. Нас в красную пору и полутора тысяч счетных не сыскалось бы. А у вас одних мужиков на круг столько по вескам, – спокойно перебил его Гоймир. – В том толк, что овцы вы. Стричь вас – самое милое дело, ведаю, что говорю, право слово. Куда скажешь – туда они и бегут, а как стрижешь или режешь – одно блеют: «Господи помоги!» – И Гоймир поднялся, возвышаясь над словно бы растекшимся по столу мужиком. – Да вы тут ведь овец не водите? Так я тебе скажу, как их на бойню гонят. Поставят им так в голову барана-подманочка. Они и текут за ним, куда ведет. Хоть на бойню, так-то. Дед мой знал твоего деда. Так ли тот жил, как ты живешь? Да и живешь ли ты?
– Мальчик, – горько сказал Степаньшин. – Мальчик, где те ваши, что против силы встали? И дед мой – где? И отец? Думаешь, нам легко? Но мы живые. А они все – мертвые, мертвые…
– Это вы мертвые, – пошевелился Йерикка. – Каждый день, каждый час умираете. Дохнете от страха и молитесь, чтобы подольше подыхать. – Он скривился, помотал головой и неожиданно прочитал насмешливо:Паситесь, мирные народы!Вас не пробудит чести клич.К чему стадам дары свободы?Их должно резать или стричь… —
Это Пушкин сказал. Был на Земле такой поэт… Ну что, Гоймир, пойдем?
– Здесь постойте. Я разом вернусь, – попросил Гоймир. – Дело сделаю и вернусь. – Он пошел к двери. Гостимир посторонился, тихо сказал:
– Ой, беды наворотишь горячим делом… С собой бери.
– Благо. – Гоймир пожал плечо Гостимира. Помедлил, объяснил: – Один пойду. Был мне Брячко трехродным. Мне и расчет вести…
…Аркашка, сидя за столом, хлебал щи из здоровенной миски. Хлебал неспешно, напоказ, что никого не боится – но заряженное картечью охотничье ружье (разрешенное!) лежало рядом на лавке.
Сцыпину было тревожно. Куда-то пропали городские сопляки, за которыми он специально ездил в Виард Хоран, чтобы их руками сорвать сделку со Степаньшиным – в надеждесрубить бумагу на торговле с горцами. Если попали в руки данванов – по головке не погладят, хоть он и выдал, не задумываясь, прибывших к нему (как и рассчитывал!) гостей.
В окно постучали – размеренно и негромко. Аркашка поднял голову – и схватился за ружье, схватился, как за последнюю свою надежду… да так оно и было на самом деле!
Гоймир выстрелил прямо через окно – выстрелил не из ППШ, а из ТТ через прозрачное, как родник, привозное с юга данванское стекло. Мягкая пуля 7,62 мм пришлась Аркашке в правое плечо, развернула вокруг себя и бросила через лавку, в угол. Ружье загремело по чисто выскобленным доскам пола. Плечо, рука, часть груди разом онемели. Подвывая, Сцыпин зажал ладонью рану, поднял голову – и увидел бешеные, широко поставленные светлые глаза невесть когда успевшего войти горца – золотистыми искрами в нихгорел гнев.
– Сидеть, – услышал Аркашка, и этот голос парализовал его намертво, как заклятье.
– Ы-ы-ы-ы-ыиии… сижу-у… сижу-у… – садящимся, скулящим, каким-то юродствующим от страха и боли голосом простонал Аркашка, зажимая плечо. Жена с дочерью и сыном, выскочившие в горницу, сжались у двери. Мельком скользнув по ним взглядом, Гоймир мягко, бесшумно подошел к столу. – Стало, вот тут ты наших-то принимал, гнусь болотная?
– Ы-ы-и… за ни-им… за ни-им… – Аркашка корчился в углу, рука висела плетью, кровь капала на пол, собираясь в черную лужицу.
– Много ли взял за них? – спросил Гоймир, шагая обратно и не сводя глаз с Аркашки, вжавшегося в стену. И того вдруг прорвало:
– Гоймир! Не надо! Христом-богом! Не надо! Не хотел! Заставили! Грозили! Семья! Детишки! – стуча коленками по полу, с искаженным лицом Аркашка бросился к Гоймиру, ткнулся в мягкие сапоги, начал целовать их – истово, словно икону. – Гоймир! Не надо! Не убивай! Родненький! Матерью твоей! Не надо! – Он поглядел на горца снизу вверх сосмертельным ужасом и сумасшедшей надеждой в плачущих глазах, кривя мокрый рот. Увидел там что-то такое – в этом сером, с золотыми искрами – и завыл бессмысленно, цепляясь здоровой рукой то за штанины, то за мохнатые ножны меча, то за сапоги, то за руки Гоймира, которые тот отдергивал с гадливой гримасой на лице: – Не! Не! Не-е-е! Я! Меня! Ы-а-а-а! bl-a-a-а… до!!!
Животный страх пленкой остывал в его глазах, неотрывно глядящих на единственного настоящего бога, в которого сейчас верил Сцыпин – на Гоймира.
– Ты, вижу, трясешься – тебе та же смерть, что Брячко. будет, – размеренно сказал Гоймир. – Не трясись. Что за радость труса мучить – от него в последний час смердит стократ больше, чем по жизни… Я тебя быстро сведу, перевет. Молись богу своему.
Рывком подняв икающего и пускающего слюни Аркашку, Гоймир страшным ударом всадил камас ему в живот и рванул лезвие, распарывая внутренности. Толкая Сцыпина перед собой, подвел к двери – тот смотрел бессмысленно и умоляюще, словно еще на что-то надеялся, и молчал. Потом вновь повернул лезвие и вогнал его изогнутый конец за ребра, в сердце.
И выбросил Аркашку наружу с крыльца.
– Душу твою Кащею без возврата, – тихо сказал он, делая шаг назад.
По рукам мальчишки текла кровь.
Кто-то потянул его за подол. Гоймир повернулся – это оказался пятилетний сын Аркашки. Жена его и дочь лежали у дверей воющей кучей тряпья.
– Зачем ты убил папу? – требовательно и без слез спросил ребенок, пристально глядя в глаза горца – своими, такими же серыми.
Гоймир встал на одно колено и провел ладонью по светлым, тоже как у него самого, волосам ребенка, пачкая их кровью. Потом рукоятью вперед протянул камас ему.
– Бери. В мужской возраст войдешь – убьешь меня. Пусть оно так будет – расти будешь с мужской думкой за месть. Живи той думой – все лучше, чем как твой отец, ложью да молитвой. Будем живы – сыщи меня, коли почуешь, что вдосталь сил да умения скопил. Одно – не торопись, потому как я не сжалюсь… да и не медли, потому как без чести – старика вбить.
Обеими руками мальчик взял камас – их потянуло вниз стальной тяжестью, но ребенок удержал оружие и серьезно кивнул:
– Хорошо. Я убью тебя, когда вырасту. Я тебя обязательно убью.



Страницы: 1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 [ 14 ] 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25
ВХОД
Логин:
Пароль:
регистрация
забыли пароль?

 

ВЫБОР ЧИТАТЕЛЯ

главная | новости библиотеки | карта библиотеки | реклама в библиотеке | контакты | добавить книгу | ссылки

СЛУЧАЙНАЯ КНИГА
Copyright © 2004 - 2024г.
Библиотека "ВсеКниги". При использовании материалов - ссылка обязательна.