Чтение 18–й страницы книги ~Воевода заморских земель~

– Да, то Николай Угодник, – усмехнувшись, по-русски произнес Шлатильцин. – Мы давно ждали тебя, белый касик.

– Мы – это кто? – поинтересовался Олег Иваныч, даже и не пытаясь скрыть свою радость. А почему, черт возьми, он должен был ее скрывать?

– Мы – православные Мехико, – тихо, с какой-то затаенной гордостью, ответил староста составителей мозаик. – Больше я пока не могу сказать даже тебе. Слишком тяжело приходится нам и слишком много наших погибло во славу Господню. – Шлатильцин вздохнул. – Да будет им царствие небесное.

– Аминь, – кивнул Олег Иваныч. – Богоматерь Тихвинская – чья придумка?

– Тлаштилака, моего старшего сына. Мы давно ее выставили на рынке, как только узнали про вас.

– От кого узнали?

Шлатильцин игнорировал вопрос, и Олег Иваныч не стал настаивать. Захочет – скажет. Вместо ответа староста подвел гостя к роскошному плащу ярко-красного цвета с человеческими черепами из черных блестящих перьев и изображением извивающейся змеи с открытой пастью – из белых. Змея точь-в-точь походила на логотип знаменитой английской группы «Уайтснейк», которая очень нравилась Олегу Иванычу в юности. Рядом, на скамье, лежала искусно сделанная маска, вернее, даже целый шлем, надевающийся на голову. Он был сделан в виде головы змеи и украшен красными и белыми перьями, глубоко в раскрытой пасти гада, украшенной клыками ягуара, темнело отверстие для глаз.

– Это парадное облачение верховного жреца Асотля, – пояснил Шлатильцин. Олег Иваныч пожал плечами – сказать по правде, ему сейчас не было никакого дела до парадного одеяния жреца.

Он неплохо говорил по-русски, мастер Шлатильцин, только путался иногда в падежах да иногда замолкал, подыскивая нужное слово. Вероятно, у старосты был хороший учитель. Ушкуйник? Монах? Кто знает. Олег Иваныч не стал даже спрашивать – не время было, да и все равно не ответил бы Шлатильцин, сохраняя тайну. Даже не сказал точно, есть ли в Теночтитлане или округе тайный православный храм. Кивнул только, мол, есть, но вот – где – не сказал. Хотя чувствовалась во взгляде и голосе старого мастера какая-то тщательно скрываемая подспудная радость, видно, именно с новомихайловцами связывали тайные христиане Мехико свои самые сокровенные чаяния. Но ничего большене рассказал Шлатильцин новгородскому воеводе – и прав был, а ну, как пытать начнут пленников? А ну, как расколются? И тогда пойдут под жертвенный нож все христиане Теночтитлана. А в том, что жрецы вполне способны провернуть подобную операцию, Олег Иваныч не сомневался.

– На празднике урожая будут играть в мяч, – уже у выхода придержал его под руку староста. – И вас принесут в жертву.

Олег Иваныч вздрогнул. Что ж, в принципе, он этого и ждал.

– Хорошо, если победит команда с красными перьями, и худо – если белые.

– Почему?

– Белые перья – за храм Уицилапочтли. Красные – за гору Ситлальтепетль. Это место жертвы, – пояснил Шлатильцин. – У горы, за городом, у нас больше возможностей вас спасти. Совсем не то – на алтаре Уицилапочтли. Эх, если могли бы договориться с играющими, хотя… – Староста махнул рукой. – Будем надеяться на Господа!

– Не самая плохая надежда, – улыбнулся Олег Иваныч, и оба размашисто перекрестились.

Яркие цветы – небесно-голубые, огненно-красные, рыжие – одуряюще пахли на террасах дворца тлатоани. В саду, средь тенистых деревьев – лип, платанов, магнолий – журчали прозрачные ручьи, в прудах резвилась рыба. Первые лучи солнца уже коснулись вершины теокалли, спустившись по ее массивным ступеням, достигли дворца, заливая ослепительным светом террасы. В храмах с новой силой запели жрецы, приветствуя солнечного бога Тонатиу, взмывающего к зениту на спине Огненного Змея. Многотысячная толпа людей, подхватив гимны, направилась к храмам.

Олег Иваныч и Гриша, окруженные воинами, стояли на широкой стене, полной волнующихся зрителей: аристократов, жрецов, воинов, даже масеуалли – последние, правда, толпились на противоположной стене, точно такой же широкой. Сам император Ашаякатль сидел в резном кресле, обильно украшенном золотом и нефритом, вокруг него располагались военачальники и вельможи, в их числе Тисок и верховный жрец Уицилапочтли Асотль. Тускат с Таштетлем стояли в заднем ряду, откуда похожий на общипанную ворону жрец, облаченный в черный плащ с изображением человеческих черепов, время от времени бросал на пленных новгородцев торжествующе-плотоядные взгляды. Выражение лицаАсотля тоже было довольно хищным: ноздри раздулись, приподнятая в ухмылке верхняя губа обнажала желтые неровные зубы. Несмотря на жару, Олег Иваныч зябко кутался всине-голубой плащ, недавно приобретенный на рынке, еще до встречи со Шлатильцином. Григорий покосился него и усмехнулся – под плащом воевода явно что-то прятал. Нож? Небольшой арбалет? Медный метательный диск? Порыв ветра на миг распахнул плащ, и Гриша заметил желтый блеск: грудь новгородского воеводы прикрывала тонкая пластинка из полированного золота, явно открученная от паланкина кого-нибудь из пилли. Григорий повернулся было к Олегу Иванычу спросить, да не успел.

Из тысячи глоток вырвался приветственный вопль, да такой громкий, что, пожалуй, было слышно по всем берегам озера Тескоко. Внизу, между стенами, на площадке для священной игры в мяч появились команды. Украшенные белыми перьями – «орлы» и красными – «ягуары». Вожаки обеих команд, в набедренных повязках из самых дорогих тканей, торжественно приветствовали тлатоани и вознесли хвалу богам, попросив победы в игре. Милостивым кивком император Ашаякатль дал сигнал к началу.

Удар!

Взмыл над головами литой каучуковый мяч.

Один из «красных» игроков, подпрыгнув, ловко отбил его локтем. Так же на лету мяч перехватил «белый», ударив голенью. Пущенный с силой мяч ударился в стену рядом с вделанным в нее каменным кольцом, почти напротив Олега Иваныча. Неточный удар тут же вызвал хохот и насмешки зрителей. Пристыженный игрок отпрыгнул от стены прочь, вливаясь в команду. До сих пор мяч так и не коснулся земли, что свидетельствовало о довольно хорошем уровне подготовки команд. Бить по мячу не разрешалось ни ладонями, ни ступнями, и попасть в вертикально укрепленное кольцо было задачей довольно трудной, но, в принципе, выполнимой, о чем и свидетельствовал очередной удар «белых».На этот раз бил вожак: ловко приняв падающий мяч на голень, он чуть подбросил его вверх и тут же, подпрыгнув, ударил его локтем. Словно пушечное ядро, мяч помчался к кольцу. И на этот раз удар достиг цели. Часть зрителей с дикими воплями принялась скакать на стенах, остальные – по всей видимости, болельщики «красных» – угрюмо молчали. Кое-кто, радуясь, заключал очередное пари. В азарте на кон ставили все – украшения, дома, жен с детьми, даже собственную свободу. Бывали случаи, когда аристократ-пилли из-за проигрыша любимой команды в одночасье становился бесправным рабом-тлакотлем.

Олега Иваныча и Гришу, помимо воли, тоже захватило развертывающееся на игровом поле действо. На этот раз атаку на мяч начали «красные». Их капитан, высоко подпрыгнув, ударил мяч головой, пасуя его левому крайнему нападающему. Один из защитников «синих» прыгнул навстречу мячу, но промахнулся, грузно свалившись на землю. Правда, тут же вскочил, запрыгал как ни в чем не бывало. Вообще, игра в мяч отличалась завидным количеством действий, даже по сравнению с футболом. Никто не стоял на месте – все перемещались по полю быстрыми забавными прыжками. На трибунах – сиречь, на стенах – азартно подпрыгивали зрители. Разнесся слух, будто сам император Ашаякатль поспорил с жрецом Асотлем. Тлатоани поставил на «красных» свое резное кресло, а жрец – естественно, на «белых» – три своих самых дорогих плаща и накидку из человеческой кожи в придачу. Так ли обстояли дела, или нет – сказать было трудно. Но, судя по улыбающемуся Асотлю и понурой физиономии императора, со вздохом поглядывающего на трон, сделка все-таки имела место.

Тем временем, получив пас обратно, подобравшийся к самой стене украшенный красными перьями вожак снова высоко подпрыгнул, перевернулся в воздухе через голову и, находясь еще вниз головой, ударил по падающему мячу обеими голенями сразу. Есть!

– Гол! – вместе со всеми заорал Олег Иваныч. – Давай, «красные», дава-ай!

Игра продолжалась долго, и, хотя толпящиеся на стенах зрители совсем не замечали зноя, игроки исходили потом. Их лоснящиеся тела не растеряли прыгучести, только движения становились все более экономными, вялыми, неточными. Уже никто больше не совершал эффектных прыжков, как в начале игры, не разыгрывал и лихих комбинаций. Приободрившийся тлатоани, оглянувшись на Асотля, кивнул. Тот с поклоном приложил руку к сердцу и что-то закричал распорядителям игры – одетым в красочные плащи жрецам. Среди зрителей пронесся заинтересованный гул. Как верно догадался Олег Иваныч, император распорядился продолжать игру до первого гола. На стенах резко накалились страсти. На игровой площадке – тоже. К игрокам словно пришло второе – а, скорее, третье или даже четвертое – дыхание. «Белый» вожак ударил по плечу одного из своих игроков, тот кивнул, что-то сказал следующему, все снова запрыгали, помчались на мяч. А тот летел в воздухе, даже, казалось, завис на секунду в лазурной хмари неба. К мячу было приковано все внимание зрителей и игроков. Олег Иваныч опустил глаза и увидел, как пара «белых» прыгнула, разбежавшись. Причем прыгнула вовсе не на мяч… а на вожака «красных», с треском сшибив его в воздухе. Вся троица упала на землю, а мяч легко подхватил капитан «белых». Легко – так как остальные его игроки блокировали соперников, на какое-то время лишенных капитана. По мнению Олега Иваныча, судьи-жрецы за такие проделки должны были бы назначить чистое пенальти, однако те молчали. Кое-где на стенах прокатился недовольный гул – видно, не только Олег Иваныч заметил сволочизм «белых». Жрецы, видимо, подсуживали Асотлю, собаки бешеные! Впрочем, гул тут же затих – все внимание было приковано к «белому» лидеру. Тот продвигался к кольцу легко и изящно, короткими прыжками, на лице его играла торжествующая улыбка – соперники явно не успевали. Подбросив мяч локтем левой руки, «белый» капитан поднял правую, готовясь ударить. Исход борьбы уже ни у кого не вызывал сомнений. Подброшенный в небо мяч опускался медленно, словно бы невесомо – или так просто казалось зрителям? «Белый» капитан тоже словно бы завис в воздухе, развернул локоть, примерился…

В голубом небе плавился желтый шар солнца. Посмотрев на него, стоявший рядом с кольцом Олег Иваныч на секунду распахнул плащ… Потом запахнул, как ни в чем не бывало.

«Белый» промахнулся!

Взревели зрители, «белые» – негодующе, и с облегчением – «красные».

Прихрамывающий капитан «красных» перехватил мяч голенью и переправил его нападающим, один из которых и забросил его в кольцо ловким и красивым ударом.

Игра закончилась.

Многоголосый вопль вновь потряс Мехико, и теперь уже его услыхали не только на берегах озера Тескоко, но и гораздо дальше, даже в далеком Теотиуакане.

«Надо, чтоб победили „красные“ – вспомнил Олег Иваныч наказ тайного христианина Шлатильцина. Что ж, так и случилось. Улыбающийся тлатоани Ашаякатль довольно посматривал на верховного жреца, терзаемого злобой. Напомнил про плащи и накидку, чтоб не забыл принести. Хоть и не нужны были правителю Теночтитлана ничьи плащи и накидки, так ведь дело не в них, дело в принципе.

Олег Иваныч поискал глазами Туската. Тот тоже явно выглядел обрадованным, видно, ставил на «красных». Подхватив шпиона под руку, воевода пробился сквозь нахлынувшую толпу к императору. Низко поклонился, приложив руку к груди. Ашаякатль чуть нахмурился. Что-то сказал Тускату. Тот перевел:

– Завтра утром вам будет оказана великая честь – сердца ваши будут принесены в жертву богам у подножья священной горы Ситлальтепетль. Сегодня же – просите, что хотите, у тлатоани. Вкусной еды, красивейших женщин – чего пожелаете.

Олег Иваныч пожелал видеть Ваню. «Белого отрока», как он выразился.

– Что ж, вы его увидите, – согласно кивнул император. – Только поторапливайтесь – вечером жрецы Тлалока и Уицилапочтли поделят меж собой его кожу.

Олег Иваныч сглотнул слюну и попросил тлатоани оказать великую милость и Ване.

– Отрок сей знатного новгородского рода, – твердо произнес Олег Иваныч. – И тоже достоин великой чести – умереть на жертвеннике вместе с нами. Окажи же ему такую честь, о великий тлатоани теночков!

– Я бы с удовольствием, но вот жрецы… – замялся Ашаякатль. – Впрочем, Асотль сегодня, кроме плащей, проиграл мне и желание. Что ж, будь по-вашему. Вы умрете вместе. Сегодня же – прошу ко мне. На пиру вы будете моими самыми именитыми гостями.

Олег Иваныч поклонился:

– О, выслушай меня, великий император. Нам бы хотелось вечером, перед смертью, помолиться своему Богу у горы Ситлальтепетль, слава о которой докатилась и до Великого Новгорода. Я знаю, уже вечером там будет много жрецов, занятых подготовкой к празднику. Мы не будем им мешать, будем только молиться. Молиться всю ночь, после чего с великой радостью отдадим свои сердца Солнцу.

– Вот, поистине, слова великого воина и благородного человека! – растроганно заметил Ашаякатль и, подойдя к Олегу Иванычу, обнял его, как самого лучшего друга. – Мне жаль расставаться с тобой, – прошептал он. – Но я горжусь тем, что смог оказать тебе великую честь перед богами. Сейчас приведут вашего юношу, а вечером сотня красивейших юношей и девушек всех подчиненных теночкам народов сопроводят вас к Звездной горе и утром умрут вместе с вами. Сам Асотль, великий жрец Уицилапочтли, вырежет ваши сердца.

– Благодарю тебя за великую честь, князь! – приложив руку к груди, низко поклонился Олег Иваныч. Этот ацтекский правитель Ашаякатль в сущности был неплохим человеком, уж куда добрее и человечнее, нежели, скажем, московский князь Иван Третий. И не вина тлатоани в том, что обычаи его народа были слишком кровавы.

Полуостров между озерами Тескоко и Шочимилько покрывала густая зелень кустов и деревьев, начинавшаяся почти от самого берега. Неподалеку от берега, среди зарослей, стоял небольшой храм с жертвенником у входа, а позади, сразу за храмом, возвышалась черная громада горы Ситлальтепетль – красивейшей из горных вершин Анауака. Высыпавшие в черном небе звезды окружали гору так близко и были столь многочисленны, что явно оправдывали ее название – Звездная гора. Студеный ветер дул с гор, принося прохладу. Олег Иваныч поежился, глядя на полуголых юношей и девушек, со смехом разводящих костры и поющих гимны в сопровождении флейты и тихого рокота барабанов. Завтра их всех убьют. Зарежут самым зверским образом, вытащив из груди еще бьющееся сердце. Подобная перспектива, похоже, ничуть не омрачала сердца собравшейся на полуострове молодежи: кто-то пел, кто-то плясал, а кое-кто даже занимался любовью, в предвкушении слияния с божествами. Впрочем, далеко не все испытывали восторг от предстоящего утром события. Несколько юношей, скрывшись за кустами акации, явно утешали дрожащих от страха девчонок, в глазах многих стояли слезы. Если, по уверениям жрецов, все люди, как один, почитали смерть на жертвеннике за великое счастье, зачем тогда цепь воинов, зорко стерегущих горные проходы? Да и вокруг всего полуострова,в темных водах озер Тескоко и Шочимилько, покачивались челны с воинами. Боялись, значит, что разбегутся.

Олег Иваныч положил руку на плечо Вани. Отрок исхудал за время заточения и имел бледный вид, даже при свете костров были заметны синие круги под его глазами. Мальчик был бос, худые плечи его покрывал щегольской плащ из тонкого хлопка. На руках и ногах виднелись парные кроваво-красные точки.

– Они пускали в яму змей, – заметив взгляд воеводы, тихо пояснил Ваня. – Огромных отвратительных гадов. – Он передернул плечами. – Хорошо хоть, они не были ядовитыми – иначе б не стоял я сейчас перед вами.

– Что ж ты не сказал им о том, что ты из знатного рода? – удивился Гриша.

Ваня мотнул головой:

– Я говорил. Только они насмехались надо мной и вряд ли доложили князю. Похоже, я был нужен лишь как приманка для того, чтобы поймать тебя, господин воевода. Я же глупо попался, поверив Тламаку. Помните отрока-толмача?

Олег Иваныч угрюмо кивнул.

– Он неплохой парень, этот Тламак, – глядя на звезды, задумчиво произнес Ваня. – Спокойный и добрый. Даже браслет мне подарил из змеиной кожи, да я по пути потерял. А предать его заставили – он жутко боялся Таштетля. Жаль, что он погиб такой страшной смертью. – Отрок замолчал, задумался, в уголках его светло-серых чуть продолговатых глаз показались слезы.

У подножья Звездной горы все громче звучали песни. По всему побережью ярко горели костры, выхватывая из темноты смуглые тела будущих жертв и темные фигуры в жреческих одеяниях. Жрецы суетились, спешили – скоро утро, а еще не приготовлены все жертвенники, вон, рабы еле-еле подтаскивают к храму круглый жертвенный камень из черного мрамора. Долго же эта плита валялась в траве! Лежала бы и дальше, если б не праздник и не желание императора Ашаякатля доставить максимум удобств Олегу Иванычу и компании. Ведь любому ясно, что принять смерть на мраморном жертвеннике куда как веселей и приятней, чем на обычном шершавом камне! Под бичами младших жрецов рабы выбивались из сил, но тяжелая плита поддавалась слабо. Наконец, кто-то из жрецов догадался подложить под нее круглые деревья, дело пошло, особенно, когда на помощь рабампоспешили почти все собравшиеся у храма жрецы. Интересно, с чего б им этак корячиться?

Разгадка объяснялась просто: к берегу причалила роскошная лодка с Асотлем. Видно, верховный жрец Уицилапочтли решил лично поучаствовать в подготовке предстоящего празднества. Он был важен и неприступен, в окружении нескольких младших жрецов, и даже казался чуть выше, чем обычно. Асотль был ниже среднего роста и очень по этому поводу комплексовал. В роскошном одеянии – закрытой «змеиной» маске из перьев и ярко-красном плаще с черными черепами и белой извивающейся змеей с открытой пастью – логотипом группы «Уайтснейк». Змею эту, как и все одеяние, Олег Иваныч недавно видел в мастерской Шлатильцина. Где же, кстати, его люди? Уж пора б им и появиться. Вон, за горой-то, светает. Гляди – не успеют. Олег Иваныч незаметно оглядывал молодых жрецов – может, они? Нет, они вели себя вполне адекватно – помогали транспортировать тяжелую жертвенную плиту, подстегивали бичами рабов, пели гимны. Асотль, что-то надменно бросив благоговейно вытянувшимся жрецам, направился прямиком к самомубольшому костру, у которого сидели почетные пленники.

Остановившись, он жестом приказал им встать и идти за ним. О том же недвусмысленно напомнили и окружавшие жреца воины, угрожающе качнув копьями. Что было на уме у Асотля – никто не знал. Может, он просто хотел подготовить пленных к обряду, а может, кто его знает – уже настала пора для жертвы. Хотя что-то не было пока видно ни императора, ни Тисока, ни других сановников, даже Таштетля с Тускатом, а уж те-то – каждой бочке затычки.

Пожав плечами, Олег Иваныч и его друзья – Григорий с Ваней – неспешно направились вслед за Асотлем. На полпути к храму жрец остановился, оглянулся на них – огромная страшная маска, только в глубине раскрытой змеиной пасти угольками сверкали глаза.

– Быстрее! – глухо приказал жрец и, прибавив шагу, не оглядываясь, пошел к храму. Там, у жертвенника, процессия остановилась. Асотль вытащил кривой обсидиановый нож.

«Неужели – все?» – подумалось Олегу Иванычу, уже присматривающемуся, в какую сторону кинуться бежать.

Однако никто из жрецов не спешил распинать их на жертвеннике. Лишь Асотль потребовал протянуть руки, что все пленники и проделали, чуть помедлив.

Холодное острие ножа скальпелем скользнуло по коже, и тяжелые кровавые капли оросили жертвенник. Младшие жрецы пали ниц и хором затянули гимны.

Но, похоже, это было еще не все. Суровым кивком Асотль вновь потребовал двигаться следом за ним.

– Не идти! – остановил он младших жрецов, двинувшихся было за ним. – Мы вознесем хвалу утреннему солнцу у вершины горы Ситлальтепетль и тут же спустимся вниз. К тому времени у вас все должно быть готово для жертвы – сам тлатоани прибудет лицезреть церемонию.

Голос жреца звучал необычно глухо из-под змеиной маски.

Сказав это, Асотль гордо отвернулся. Жрецы вновь попадали на колени.

Сзади пленников подтолкнули копьями воины.

Вслед за верховным жрецом Олег Иваныч первым вошел в храм, сквозь который и пролегала узкая тропа в горы. В храме тускло горели светильники, и ужасные статуи кровавых ацтекских богов сверкали вставленными в глазницы рубинами. Перед статуями находился огромный сосуд для сердец, вытесанный из белого камня, рядом с ним лежал оправленный в золото человеческий череп со вставленными в глазницы нефритами. Нехорошие подозрения зародились в душе новгородского воеводы – уж слишком устрашающе инеобычно все выглядело: ни сановников, ни знакомых старших жрецов, ни толпы жаждущих развлечения зрителей. А не замыслил ли коварный Асотль самолично принести в жертву богам ненавистных пришельцев, не дожидаясь присутствия тлатоани? С него станется. Так может… Сначала – в горы, а дальше видно будет.

Остановившись перед статуями, жрец поднял руки, касаясь своей ужасной маски.

Молниеносно Олег Иваныч схватил правой рукой увесистый золотой череп, левой же сильно сжал Асотля за горло.

– Брось череп, белый касик, – сипло и как-то жалобно попросил жрец. Олег Иваныч удивился – он и не догадывался о том, что Асотль знает русский, а вот, поди ж ты.

– Да и горло отпусти, больно, – снова пожаловался жрец.

Ишь ты, больно ему. А вот как сейчас звездануть черепом по башке? Мало не покажется!

– Не надо… черепом… – замахал руками Асотль и, изловчившись, сорвал с головы змеиную морду, искусно сделанную мастерами составления мозаик из черных блестящих перьев.

– Тламак!!! – не выдержав, закричал вошедший в храм Ваня. – Так ты жив?!

– Быстрее идите за мной, – кивнул Тламак. – Нас ждут в горах верные люди.

– Да ну? – деланно изумился Олег Иваныч. Ваня уже однажды поверил Тламаку – и что из этого вышло? – И куда ж ты нас заведешь, юный предатель?

– Я не предатель, – опустив глаза, тихо произнес Тламак. – И желаю вам только добра, клянусь Святой Троицей! – Он перекрестился на изображение какого-то бога.

– Не богохульствуй, – строго сказал Олег Иваныч. – Ишь, взяли моду – Святой Троицей клясться. Ну, что, ребята? – Он обернулся к своим. – Пойдем с ним или как?

– Пойдем, – кивнул Гриша. – Не обратно же возвращаться! Да… – Он оглянулся. – А где же стража?

– Стражники остались у входа в храм, – слабо улыбнулся Тламак. – И будут ждать до утра.

– Но как ты…

– Потом. – Юноша поднял руку. – Скоро взойдет солнце, поторопимся же!

Солнце застало их часа через три, умаявшихся, истекающих потом, но вполне довольных – вряд ли кто скоро обнаружит их здесь, средь горных отрогов. Еле заметная узенькая тропинка огибала красноватые скалы, часто проходя по самому краю пропастей, черных, как совесть жреца. Тламак не давал отдыха, все время шел вперед и разрешил ненадолго присесть лишь только тогда, когда тропка вывела беглецов к дороге.

– Куда ведет эта дорога? – поинтересовался Олег Иваныч.

– В Истапалапан, – ответил Тламак. Он так и остался в красном плаще жреца. Олег Иваныч усмехнулся.

– Составители перьев изготовили два одинаковых плаща, – пояснил юноша. – И две маски. Так что я вполне сошел за главного жреца Уицилапочтли. – Он неожиданно рассмеялся, да так, что сидевший рядом с ним Гриша вздрогнул. Уж больно смех Тламака напоминал ему другой смех. Нежный девичий смех красавицы Шошчицаль.

– Почему – ты? – кивнув на плащ, спросил адмирал-воевода.

Тламак улыбнулся:

– Я хорошо знаю и ваш язык, и вас самих. К тому же… – Он виновато оглянулся на Ваню. – Я должен был исправить то, что совершил злою волею помощника верховного жреца Таштетля.

– Ты имеешь в виду предательство?

Тламак грустно кивнул, но тут же улыбнулся снова:

– Похоже, мне это удалось!

– Не знаю, не знаю, – оглядываясь вокруг, с сомнением покачал головой Олег Иваныч. – Мы пока в горах, неизвестно где, ни оружия, ни еды, а скоро – я так мыслю – погоня.

– Верно, – кивнул юноша. – Потому – поспешим.

– И куда же?

– А ты, Олег Иваныч, сам-то как думаешь, где легче сейчас спрятаться? – Тламак лукаво посмотрел на воеводу.

Тот усмехнулся:

– В Теночтитлане – тут и думать нечего!

Ваня, вздрогнув всем телом, чуть было не свалился с камня, на котором сидел.

– Как – в Теночтитлане? – с ужасом воскликнул он. – Ведь мы только чудом Господним спаслись оттуда!

– Мы сейчас не уйдем далеко, – подойдя ближе, Григорий положил Ване руку на плечо. – Не знаем гор, да и не спрячешься в маленьких городках – враз отыщут. Другое дело Теночтитлан – это ж не город, целая страна! Имей знакомого старосту – годами отсиживаться можно, как местные православные и делают, верно, Тламак?

Проводник кивнул, прислушиваясь к чему-то.

Олег Иваныч насторожился:

– Погоня?

– Нет, вроде, рано еще. – Тламак предупреждающе поднял руку. – Кажется, это купцы.

Так и оказалось. Купеческий караван – носильщики, прислужники, воины – шумной толпой двигался в направлении города Истапалапана. Видно, шли издалека и теперь радовались, предвкушая возвращение в родные пенаты. В носилках – раковины, какие-то блестящие камни, тюки с перьями. За ними, в середине каравана, еще одни носилки, с толстым купчиной-почтека.

Ба! Знакомые все лица!

Олег Иваныч вздрогнул, узнав в толстопузом купце старого знакомого Аканака, похожего на пучеглазую, вытащенную из воды рыбу. Давненько не виделись. Выходит, жив, курилка!

– Хорошо, что мы вовремя заметили их, – проводив проходящий караван глазами, прошептал Ваня. – А купчина там… такой противный, толстый… Ха! Так ведь он и был когда-то у нас в Ново-Михайловском посаде. Вместе с тощим Таштетлем. У, гад!

– Аканак неплохой человек, – задумчиво произнес вдруг Тламак. – Изо всех купцов он лучше всех относился ко мне, никогда не бил, даже заступался иногда.

– Да он же подручный Таштетля!

– И что? Вы думаете, кто-то из купцов-почтека сможет отказать могущественным жрецам? А сейчас-то Аканак один, без Таштетля.

– Дался вам этот Таштетль, – усмехнулся Гришаня. – Лучше б какого хорошего человека поминали, ей-богу! Тем более и тебя, Тламак, этот Таштетль подвиг не на самое хорошее дело.

– Он знал кое-что… – туманно заметил юноша. – Но, к сожалению, сейчас Таштетль не имеет надо мной власти. – Тламак внезапно погрустнел.

– Ты сказал – к сожалению? – поднимаясь с камня, спросил Ваня. – Почему?

– Потому что раньше он держал в руках не только меня, но и мою сестру! – повысил голос Тламак. – Но теперь… – Он невесело усмехнулся. – Теперь моя сестра мертва, иТаштетль ничем не может навредить ей. Жаль только, что она умерла язычницей, о моя бедная сестра…

Из глаз юноши полились слезы. Рыдая, он опустился на землю.

– Зря мы его про сестру спросили, – шепнул Олег Иваныч. – Теперь жди, пока успокоится… Эй, Тламак! Тламак!

– О, бедная, бедная Шошчицаль! – поднимаясь на ноги, причитал юный индеец. – Я ведь так ее и не увидел.

Гришаня вздрогнул, услышав знакомое имя:

– Как звали твою сестру, Тламак?

– Шошчицаль, – вытирая слезы, тихо ответил юноша.

– Шошчицаль!!! – Гриша ударил кулаком в скалу.

– Племянница тлатоани? – поспешил уточнить Олег Иваныч.

– Она не родная дочь своего отца, – покачал головой Тлалок. – Тем не менее говорят, что тлатоани Ашаякатль ее любил. – Он снова заплакал.

Олег Иваныч подошел к нему ближе, легонько похлопал по щекам:

– Эй, Тламак. Нам, кажется, пора идти?

– Да, конечно. – Тламак закивал, даже чуть улыбнулся. – Мы хорошо провели сегодня жрецов, а?

– Здорово! – поддержал его Ваня, даже помог подняться на ноги.

Никого не встретив, они быстро пересекли истапалапанскую дорогу и, пройдя еще немного, свернули налево. Громоздились вокруг черные и красные скалы, средь камней, ласково касаясь ног, колосились дикорастущие злаки, все чаще по сторонам попадались стройные длиннохвойные сосны. Еще несколько верст – и перед глазами блеснула синяя гладь озера Тескоко. Далеко-далеко, на середине, виднелась смутная громада теокалли. Рядом, у берега, покачивалась на волнах лодка. Не останавливаясь, Тламак сбежал вниз. Обернулся, улыбаясь и махая рукой:

– Что стоите? Скорее!

Олег Иваныч переглянулся с Гришаней, и вся компания спустилась к лодке, на корме которой, вооруженный длинным веслом, весело улыбался Тлаштилак – старший сын старосты мозаичных мастеров Шлатильцина.

Верховный жрец Уицилапочтли Асотль был вне себя. Словно раненый ягуар, он метался по храму, оглашая округу градом жутких ругательств. Даже плавающие в каменном сосуде сердца только что принесенных в жертву людей не радовали его черную душу. Главные жертвы исчезли! Растворились без следа, словно их и не было. Впрочем, нет, след был – разбитый череп в погнутой золотой оправе.

Император Ашаякатль сразу же отправил воинов в погоню, хотя и подозревал, что уже поздно. Ну, хоть в этом уступил верховному жрецу, уж больно тот был смешон в своем гневе. Возглавил погоню военачальник Тисок, с которым напросился и Таштетль в качестве представителя жречества. Воины-«ягуары» задыхались на бегу в своих стеганых панцирях и высоких деревянных шлемах, украшенных целыми султанами разноцветных перьев. Отправив их в разные стороны – к Истапалапану, к Коатлинчану, даже в сторону соседнего озера Чалько, Тисок снял шлем и устало уселся в тени корявой сосны. Слуги подали кувшин с октли, прихваченный с праздника запасливым Таштетлем.

– Хорош октли, – отпив, вытер губы Тисок. – А ты молодец, Таштетль, не растерялся. – Он кивнул на кувшин и улыбнулся.

Таштетль тоже показал зубы. Только улыбка его больше напоминала гримасу. Впрочем, он и не умел улыбаться иначе.

– Давно я хотел поговорить с тобой, о блистательный воевода Тисок, – оглянувшись по сторонам, вкрадчиво начал жрец, подливая военачальнику октли. – Теперь, по-моему, для этого наступил удобный момент. Вот только б отправить подальше этих…

Заинтригованный Тисок жестом отослал слуг за скалу и воззрился на Таштетля надменно-заинтересованным взглядом:

– Говори же, жрец!

– Я хочу видеть тебя, Тисок, великим правителем теночков! – без раздумий выпалил Таштетль.

Подобная фраза не произвела впечатления на Тисока, уж слишком многие ему это говорили в тайных беседах, в том числе и верховный жрец Уицилапочтли Асотль, кстати, в присутствии вот этого самого Таштетля, что стоит сейчас здесь и делает вид, будто сообщил нечто из ряда вон выходящее. И стоило из-за этого прерывать питие октли?

– И я знаю, кто мешает тебе, – закончил фразу жрец, что опять никак не повлияло на Тисока. Уж о тех, кто ему мешает, он был прекрасно осведомлен и безо всяких жрецов. Сам тлатоани Ашаякатль – раз, Тикулькультин – западный воевода – два, Куатепомак – воевода Востока – три, Шичипикуальтль – военачальник воинов-«орлов» – четыре. И список смело можно было продолжить.

– Я говорю не о них, о мой повелитель. Это все люди известные. Но есть еще и неизвестные…

Не отрываясь от октли, Тисок поднял левую бровь.

– Ты, кажется, был знаком с девушкой по имени Шошчицаль? – невозмутимо спросил жрец.

Октли встало в горле молодого военачальника комом.

– Что ты еще знаешь о ней, старый койот? – с угрозой в голосе поинтересовался он, чувствуя, как опять подкрадывается к самому сердцу тяжелая, казалось бы, уже давно прошедшая грусть.