Чтение 8–й страницы книги ~Еда и патроны~

— На продажу везу, — коротко ответил Стас, рассчитывая побыстрее закончить разговор на эту скользкую тему.

— Оно понятно, понятно, — закивал дед и уже как будто отвязался, удовлетворившись полученным ответом, но не тут-то было. — А почем же автоматы-то нынче?

— По семнадцать монет брал.

— Она как! Эка свезло-то мне, — усмехнулся дед и подмигнул, поглаживая лежащий рядом ствол. — А продавать почем же планируешь?

— По тридцать, может быть, по двадцать пять, — ответил Стас, примкнул магазин и передернул затвор, посмотрев на дедка исподлобья.

Но тот не смутился.

— А где ж так задешево продают-то, по семнадцать?

— В Красном, — уже с заметным раздражением в голосе ответил Стас.

— В Красном, говоришь? А ты давно ли оттудова? — не унимался старикан.

— Четыре дня назад был.

— Ну тогда понятно, — покивал седой головой дедок. — А то я слыхал, будто уж три дня как в Красном банда заправляет. Сурьезная такая банда, говорят.

— Что еще за банда? — спросил Стас и, сам того не желая, услышал встревоженные нотки в собственном голосе.

— Я-то не видал, но слышал, будто на военных сильно смахивают хлопцы тамошние. В форме все, при автоматах и вроде как на рейдеров не похожи вовсе.

— Откуда известно?

— Да подвозил я тут на днях бабенку одну, она и рассказала. Говорила, что стрельба там была, народу много положили. И, кажись, даже не бой это был, а расстрелы. Ну, я так понял. Баба-то сбивчиво говорила, плакала все больше.

— Ясно. А ничего необычного она не видела? Может, упоминала о чем-то таком… странном? О мутантах, например.

Тетка, сидящая к Стасу спиной, нервно заерзала и трижды перекрестилась.

— О мутантах? — переспросил дед.

— Ну да, о необычных мутантах.

Дед прищурился и взглянул на собеседника с подозрением.

— Нет, не припомню. А ты, сынок, никак знаешь что-то? Загадками все говоришь.

— Краем уха слышал похожую историю, — попытался выкрутиться Стас.

— А-а. Ну, оно понятно, понятно.

Дед замолчал. Стас был не против. Говорить ему не очень-то и хотелось. Он достал из кобуры ПБ, вынул магазин, извлек из ствола патрон, снял кожух и, намочив ветошь смазкой, принялся наводить порядок в трофейном имуществе. А в голову все лезли и лезли нехорошие мысли. «Бойня в Кутузовском. Расстрелы в Красном. Что дальше? Если за всем этим стоит Железный Легион — или как их там? — то уже можно говорить о действительно серьезной опасности. А опасности ли? Для кого? Для меня? Трудно сказать. Деревенским в округе уже несладко. А что будет дальше? Муром? Это интересно. Большая заваруха — большие деньги. Может, и правильно я сделал, что не двинул на север. Похоже, война сама идет в гости».

— Извините, — прервал рассуждения Стаса чей-то нерешительный голос. — А что это?

Он обернулся. Парнишка с кроликами зачарованно тыкал пальцем в разобранный пистолет.

— ПБ, — ответил Стас. — Пэ бэ дробь шесть пэ девять, пистолет бесшумный, — уточнил он, чем произвел на парня неизгладимое впечатление.

Глаза его приняли форму почти идеального круга. Стаса такая реакция позабавила, и он решил продолжить сеанс гипноза.

— Подержать хочешь?

Кожух затвора, клацнув, вернулся на место, и чудо-пистолет перекочевал в руки юного кроликовода-милитариста, мелко трясущиеся от вожделения. Произведенный эффект превзошел все самые смелые ожидания Стаса. Как только рукоять с ребристыми пластиковыми щечками под дерево легла в мальчишескую ладонь, парень чуть не засветился от счастья. Он просто держал пистолет в руке, поворачивая под разными углами, и восторженно разглядывал эту диковину.

— Дай-ка, — попросил Стас, достал из кобуры насадок и прикрутил его к пухлому срезу кожуха, после чего вставил в рукоять магазин. — Держи.

Парень с трепетом принял из рук «полубога» орудие бесшумной кары.

— Ну, пальни, что ли, в дерево.

Немое выражение счастья на мальчишечьем лице достигло апогея. Стасу даже показалось, что в левом, круглом как колесо глазу блеснула скупая слезинка.

— Можно?! — не веря собственным ушам спросил парнишка дрожащим голосом.

— Затвор на себя до упора и отпускай. Э-э-э! Осторожно! На людей направлять не надо. В дерево вон целься. Та-ак. Теперь плавненько жми на спуск.

Пистолет негромко хлопнул, и от придорожного деревца брызнул фонтанчик раскрошенной коры.

— Ой! — взвизгнула жирная тетка с тюками и подскочила на месте. — Ты что же творишь-то, ирод?! Чего палишь над ухом?! Я тебе сейчас пистоль-то этот запихаю в одно место, постреляешь тогда!

— Простите, простите, — вступился за напуганного парнишку Стас и поспешил забрать ПБ. — Это моя вина. Я пистолет дал.

— Вот ведь! Здоровый детина, а ума нет, — перенесла тетка огонь. — Ты чему мальца учишь? Сам беспутный и мальчишку к безобразию этому пристращаешь. Не совестно?

— Я же извинился уже.

— Извинился он. Ты перед матерью его тоже извиняться будешь, когда этого балбеса с дырой в башке притащат?! — тетка ткнула пухлым пальцем мальчугану в лоб. — Извинился…

— Ну что вы завелись? — примирительно начал Стас. — Подумаешь, стрельнул парень первый раз из пистолета. Да у него вон ружье есть. С картечью небось.

— Ага, — подтвердил парнишка.

— Вы знаете, какой из человека фарш можно этой картечью сделать? — обратился Стас к тетке с вопросом.

— Свят-свят! — запричитала та и принялась усиленно креститься. — Что же ты о людях-то как о скотине? Ему это ружье для чего нужно-то? Чай не по людям стрелять, а по зверью дикому? Вот пущай и ходит с ружьем. И нечего ему тут пистоли свои совать! Знаем мы — сначала пистоль, потом автомат, потом винтовки эти всякие, и пошло-поехало. Там уж и на людях попробовать захочется, а потом пулю в башку словит!

— Пулю он хоть сейчас от рейдеров словить может, — попытался возразить Стас. — И что? Скажете, от них и отстреливаться не надо? Люди же.

— Типун тебе на язык твой поганый! — протараторила тетка, сплюнула три раза через плечо и снова взялась креститься.

— А что типун-то? — взял Стас инициативу, почувствовав собственную правоту. — Сейчас вон как дадут залп из кустов, попрячемся за телегу, кому повезет, и придется отстреливаться. Как думаете, будет вам тогда разница из какого ствола этот малец жопу вашу прикрывать станет?

Тетка насупилась и запыхтела, но промолчала.

— Я, может быть, и с вами автоматом поделюсь. Вместе-то сподручнее людей убивать, — закрепил Стас достигнутое преимущество, сделав ударение на слове «людей». — Вывообще как, стрелять-то умеете?

— Нет! — рявкнула тетка, не оборачиваясь.

— Пло-охо, — снисходительно пожурил Стас и подмигнул развеселившемуся парнишке. — И что же вы делать будете, когда стрельба начнется? Может, тюками своими бандитов закидаете? А-а, я, кажется, догадываюсь — вы за спины наши спрячетесь. Да? Пусть другие людей убивают, а мы, чистенькие да набожные, только креститься будем. Так?

Совершенно деморализованная тетка молча обняла один из своих баулов, не надеясь более донести слова истины злобным и кровожадным самцам.

— Складно поешь, — неожиданно подключился к беседе дед. — Только ты вот скажи мне, долго ли пацан этот протянет супротив матерых бандюков?

— Скорее всего, недолго, — признался Стас. — Но и это вопрос спорный. В любом случае живым я бы ему даваться не посоветовал. Перспективы не особо заманчивые.

— А какие? — боязливо поинтересовался парнишка.

— Ну, самая радужная — прием в банду.

Испуг на лице мальчугана сменился спокойным, даже почти мечтательным выражением.

— Походишь в рейды месяца два, а то и год, если повезет. А потом подстрелят тебя. Либо обозные, либо наемники, а то и свои же грохнут за лажу какую. Будешь валяться у дороги с дыркой в пузе и помирать. Медленно-медленно. Рейдеры, когда отступают, раненых не выносят — это их правило. Интересы банды в целом — превыше всего.

— А если не примут, тогда что? — спросил парень, быстро растеряв весь романтический настрой.

— Как тебе сказать? — Стас изобразил задумчивость и поймал на себе осуждающий взгляд деда. — Мал ты еще. Ладно, на, с автоматом пока поиграйся, может в жизни пригодиться. Держал такой в руках-то?

— Ага, дядя Коля давал поглядеть. А стрельнуть можно?

— Ну уж нет. Ни к чему сейчас бахать без толку.

Солнце постепенно закатилось за макушки елей и подсвечивало оттуда облачное небо желтовато-багровыми лучами. Стас лежал, подложив рюкзак под голову, и краем глазанаблюдал за лесом, проплывающим мимо.

— Ну вот, почти и на месте, — сообщил дед. — Развилка. Слышь, сынок, ты не передумал? А то сейчас к западным поворачиваем.

— Нет, — отозвался Стас. — Поехали, посмотрим на ваши западные ворота.

Глава 7

Телеги покатили с развилки налево, и лес остался в стороне. Дорога петляла через поле, зарастающее молодым березняком, периодически делая крюки в обход вековых сосен-гигантов, рядом с которыми березки почему-то не росли, словно не решались посягнуть на территорию старожилов, отдавая дань уважения этим живым свидетелям минувшей войны. Мало-помалу сгущающиеся сумерки начали прорезаться огоньками окон. Сначала по одному, по два. Потом группками побольше. Небо темнело, город приближался, дома кучковались все плотнее, огоньков становилось больше. Кое-где сквозь растительность проглядывали остовы зданий. Об их прижизненном назначении, равно как и о размерах, можно было лишь догадываться. Время и природа отлично поработали над этими довоенными творениями рук человеческих. Очертания руин еле угадывались среди травы, бурьяна и деревьев.

— Что это здесь разруха такая? — поинтересовался Стас. — У южных ворот все в целости почти, а тут и следов-то скоро не различишь.

— Ты про развалины, что ли? — уточнил дед.

— Ну да.

— Так ведь здесь до войны еще справа парк был, а позади — роща березовая. Лес практически. А как бабахнуло, так растительность и поперла на освободившейся землице. Сколько годков-то ужо минуло?

— Семьдесят два.

— Во! Чего ж ты хочешь? Удивительно, что это-то еще виднеется.

— А что тут раньше было? Ну, развалины эти.

— Да черт его знает, — пожал плечами дед. — Вроде фабрика какая-то, а вокруг нее дома жилые. Кто ж его теперь разберет?

— Там вон, справа, — Стас привстал и указал пальцем в сторону торчащего над лесом полуразрушенного высотного здания. — Девятиэтажка?

— Да. А чего?

— Это недалеко от улицы Жданова?

— Точно. Да ты, как я посмотрю, уже неплохо тут ориентируешься.

— Была возможность попрактиковаться, — усмехнулся Стас. — До ворот далеко еще?

— Нет. Сейчас рощицу объедем, а там уж и прожектора видны будут.

Мимо поплыли первые придорожные дома. Построены они были по большей части из дерева. Чаще всего попадались полностью бревенчатые, чуть реже — с небольшой кирпичной пристройкой. Избы сильно отличались размерами от тех, что Стас видел у южных ворот. Здесь они были гораздо больше, да и выглядели куда ухоженнее. Некоторые стояли особняком и соседей вообще не имели, но это на окраине. Чем ближе к стене, тем плотнее становилась застройка. Однако такого безобразного нагромождения, как на юге, здесь все равно не наблюдалось. Вокруг каждого дома имелся участок земли приличных размеров, огороженный забором. На участках росли яблони, вишни, облепиха, кусты крыжовника. Торчали из земли кольца гнутой арматуры с наваленными сверху еловыми лапами. Кое-где на длинных жердях, прибитых к опорам заборов, болтались скворечники. Общую картину благодатного существования нарушали лишь силуэты в окнах, боязливо высовывающиеся, чуть-чуть отодвинув занавесочку.

— Богатые здесь дома, — заметил Стас.

— А чего, лес рядом — руби да строй, — ответил дед. — Я и сам недавно сюда с юга перебрался. Одно плохо — земля тут дорогая шибко, неслабо пришлось раскошелиться.

— Земля? — удивился Стас. — Землю продают?!

— А ты думал? Бесплатная она за рощей, а тут все куплено.

— Кем?

— Да есть здесь товарищ один ушлый. Прибрал землицу к рукам, а теперь богатеет на этом деле. В аренду сдает.

— Это как?

— А так — живу вот я в доме своем, с садиком, с огородом, с банькой, а земля, на которой стоит все это, не моя.

— Что за бред? — на лице Стаса отразилось искреннее возмущение. — Дикость какая-то.

— Ну, это тебе дикость, а здешние-то привыкли уж давно. Платим каждый месяц за аренду. А платить не будешь — разбирай домульки свои и пиздуй куда хочешь с землицы хозяйской. Так-то.

— И много платите?

— Пока терпимо — по двадцать монет с надела.

— А почему за рощей не селится никто?

— Да неохота никому от стада отбиваться, вот и не селятся. В общей куче оно поспокойнее как-то, что ли, безопаснее.

— Чего здесь бояться? Не в глухом же лесу. Собрались бы семьи три-четыре, отстроились рядышком — вот тебе и новый поселок. А дальше и другие подтянутся.

— Хе. Умный ты больно. Языком-то молоть каждый горазд, а ты попробуй, найди кого. Хер там. Тем более что не приветствуется это городским начальством, — объяснил дед,заметно снизив громкость на последней фразе.

— Это что значит — не приветствуется?

— Да строился здесь один не так давно. Быстро довольно сруб поставил, баньку — все чин по чину. А потом стали к нему на участок люди какие-то захаживать, разговоры там разные говорить. О чем уж они толковали — я не знаю, врать не буду, только очень скоро сгорел и сруб и банька, да и хозяин, говорят, вместе с ними. Вот такие дела.

Стас задумался, глядя по сторонам и пытаясь хотя бы приблизительно подсчитать количество дворов.

— Много, много, не считай, — усмехнулся дед, поймав ход его мысли. — Хозяин на этой земле состояние уже сколотил, а сам за стеной проживает в таких хоромах, что нам с тобою и не снились. А вон, кстати, и моя домулька, — старик кивнул в сторону солидного бревенчатого дома, крыша которого была выстелена рубероидом.

— Неплохо, — одобрил Стас. — Один живешь?

— Один, — махнул рукой дед. — Сын погиб, невестка с внуками в Коврове осталась. Так вот и живу, как пес старый — никому не нужен.

— А как сын погиб?

— Да глупо. Хотя у молодых смерть другой и не бывает, наверное. Это нас, пней трухлявых, она стороной обходит. Нас обходит, а их забирает, — проговорил дед задумчиво. — На мине Андрюшка мой подорвался. Огород решил чуток расширить. Вот и расширил… Грядку перекапывал, и как оно ебанет! Ноги обе оторвало напрочь, аж до бани ошметки улетели. Живот весь осколками посекло. Минуты через две прямо там, на грядке и помер. Мы ж не знали даже, как до избы его дотащить. Ходим с невесткой вокруг, словно двое умалишенных, причитаем. А за что взять-то? Руки есть, а внизу… — голос у деда задрожал, он отвернулся и вытер глаза рукавом. — За одно только Господа каждый день благодарю — детишек тогда рядом не было, внучков моих. А то ведь постоянно вокруг Андрюшки крутились.

— Ты это, извини, отец, — смутился Стас. — Не подумав, спросил.

— За что же извиняться-то? Твоей вины здесь нет, — дед шмыгнул носом, шумно выдохнул и натянул поводья. — Вот и приехали. Все, пассажиры, слазь. Конечная.

Дремавшие тетка с парнишкой вздрогнули и неловко засуетились спросонья, навьючивая на себя поклажу.

— Где тут двор ваш постоялый? — спросил Стас.

— Вон там, за избой со ставнями, — ответил дед. — А хочешь, так это… у меня оставайся.

— Не знаю. Мешать не буду?

— Не будешь. Да и будешь если — переживу. Чем ты мне больно помешаешь-то, пню старому? А так поболтаем хоть, все повеселее.

— Ну, тогда, пожалуй, останусь. Спасибо.

— Вот и славно, — обрадовался дед. — Вот и отлично.

Тетка с парнишкой, увешавшись тюками и корзинами, пыхтя, заковыляли дальше по улице.

— Эй, пассажиры, — крикнул дед вдогонку. — Ничего не забыли?

— Нет, — отозвался парнишка.

— Мое с собой все, — буркнула тетка.

— Ну и хорошо, — подвел дед итог рабочего дня, отпер ворота, взял лошадь под уздцы и повел на двор.

Стас прошел следом и встал перед крыльцом.

— Сейчас, сейчас, — торопливо протараторил дед, выбегая со двора и звеня ключами.

Он поднялся на крыльцо, открыл дверь и сбежал вниз.

— Ты заходи, располагайся там, а я лошадь только распрягу, овса дам и подойду.

Стас вытер подошвы о тряпку у входа и прошел внутрь.

В сенях было прохладно, пахло сеном и куриным пометом. Вдоль стен расположились длинные скамьи, на которых стояли горшки, банки, ведра и две здоровенные бутыли с какой-то белесой мутноватой жидкостью. На стене висели коромысло, хомут. Серп приютился на гвоздике, рядом с длинным белым полотенцем в голубых узорах по краям. В углу стояли коса, швабра и веник. От входной двери до следующей, с противоположной стороны, тянулся половик, старый и выцветший, но чистый, с когда-то ярким красно-сине-зеленым орнаментом, изображающим диковинных птиц в райских кущах. Справа из сеней был выход на двор. Оттуда доносилось приглушенное лошадиное ржание и тихое неразборчивое бубнение деда, беседующего о чем-то со своей скотиной. Дверь напротив входной вела то ли в летнюю спальню, то ли в кладовку. Слева располагался вход в жилое помещение. Стас потянул за ручку и заглянул внутрь. Просторная квадратная комната. Направо кровать, налево печь, прямо, между двух окон, стол с двумя стульями. Справа над столом в углу икона за белой кружевной занавесочкой. У двери стояла пара тапок.

— Проходи давай, — раздалось вдруг за спиной. — Чего у порога-то топчешься?

Стас присел на и начал развязывать шнурки.

— Да заходи так, не разувайся, я все равно половики снял постирать, — сказал дед и протопал в сапогах по голому дощатому полу.

Стас последовал его примеру.

— Уютно тут у тебя, чисто.

— Да какое там, — махнул рукой дед, зажигая керосиновую лампу. — Видела бы жена моя, покойница, как я тут живу-поживаю, из могилы бы поднялась, наверное. Ох и чистоплотная баба была. Ты присаживайся. Я сейчас пожрать что-нибудь сварганю.

Дед одернул занавеску у печи и скрылся в чулане. Затрещал огонь, зазвенела посуда.

Стас сел и уставился в окно. На улице совсем уже стемнело. В стекле отражалось усталое лицо, покрытое трехдневной щетиной. Он провел по щекам ладонью и почувствовал, как жесткие короткие волоски скребут по коже.

— Сейчас печка раскочегарится, а там и ужин состряпаем, — дед вылез из-за занавески со здоровенным тесаком и, прогремев по полу сапожищами, вышел за дверь.

Через пять минут он уже вернулся с освежеванной тушкой кролика и снова пропал в чулане. Скоро комната стала наполняться упоительно аппетитным ароматом жареного мяса, побуждающим желудок затянуть свою жалостливую песню.

Минут через пятнадцать старик появился с двумя большими деревянными плошками жареной картошки и крольчатины, поставил их на стол, снова вышел за дверь и вернулся, неся небольшую миску квашеной капусты и литровую бутыль с чем-то мутноватым.

— Ты к спиртному-то как относишься? — поинтересовался он.

— Нормально отношусь.

— Это хорошо, — дед поставил все на стол, принес стаканы с вилками и разлил. — Тебя, кстати, звать-то как?

— Стас.

— Григорий, — представился дед и пожал Стасу руку. — Ну, давай за знакомство, что ли.

Стаканы звякнули, опрокинулись, и самогон потек, приятно обжигая внутренности.

— А чего ты от южных ворот-то съехал? — поинтересовался Стас, с аппетитом поглощая крольчатину.

— Да ну на хрен, — поморщился дед. — Ты знаешь, у меня какие соседи там были? Не приведи Господи кому таких соседей! Одни пьют беспробудно да воруют. Ночью по огородам, а сутра на рынок. Наворованное сменяют на самогон и бухают, а как закончится — опять по огородам. Чего они зимой делать будут — ума не приложу. А вторые и того хуже — напрочь ебанутая семейка. Не знаю уж, врожденное у них это или как, только жить с такими рядом страшно. Чего ты лыбишься? Вот покантовался бы пару годков по соседству с этими долбоебами, я бы посмотрел тогда на тебя. Отец у них — просто невменяемый. Бывает, ходит-ходит по двору, будто сонный, качается, глаза свои коровьи закатывает, а потом, ни с того, ни с сего, как схватит полено какое или еще чего, что под руку подвернется, да как захерачит в забор! Аж доски чуть не повылетают. Я один раз видал, как умалишенный этот сынишку своего — такого же придурка — чуть до смерти дрыном не ухайдакал. Ну, как с такими жить?! И мать у них тоже пизданутая. Шестерых дебилов нарожала и, милушки мои, нечего ее не волнует. Выродки эти, прости Господи, чуть хибару мою не спалили. Я вот думаю — а уж не брат ли с сестрой эти папашка и мамашка? Что-то больно симптомы у них схожие.

— Весело, — оценил Стас. — А здесь с этим делом как, с соседями-то?

— Здесь нормально все, тьфу-тьфу-тьфу. Люди тихие, приличные. Это, пожалуй, единственная польза мне от арендной платы — отбросы всякие тут не селятся. Откуда деньгиу отбросов?

— Логично, — согласился Стас и плеснул в опустевшие стаканы забористого напитка.