Герберт Фрэнк

Барьер Сантароги

Солнце уже село, когда пятилетний грузовик марки «форд» миновал ущелье и начал спускаться по длинному крутому спуску в долину Сантарога. Петляющая боковая дорога выпрямилась только на выезде на автостраду. Джилберт Дейсейн, выведя свой грузовик на шоссе, посыпанное гравием, остановился у белого барьера, преграждавшего путь в долину, секреты которой ему предстояло раскрыть. Он некоторое время смотрел вниз, в долину.

Двое уже погибли при расследовании этого дела, напомнил себе Дейсейн. Несчастные случаи. Обычные несчастные случаи. Что же происходит там, в этой котловине, погружённой в тени и освещаемой лишь редкими огнями? Неужели и его ждёт какой-нибудь несчастный случай?

Спина Дейсейна ныла после долгой поездки из Беркли. Он заглушил двигатель и выпрямился. Кабину переполнял острый запах машинного масла. Снизу и сзади грузовика доносились поскрипывания и хлопки.

Простирающаяся внизу долина оказалась почему-то совсем не такой, какой ожидал её видеть Дейсейн. С неба, голубым кольцом опоясывавшим её, на верхушки деревьев и скал падал ослепительный солнечный свет.

От этого места исходило ощущение спокойствия — островок, где можно переждать бурю.

«Каким же я ожидал увидеть это место?» — спросил сам себя Дейсейн.

Он-то думал, что, изучив карты и прочитав все сообщения о Сантароге, будет достаточно, чтобы составить об этой долине правильное представление. Но карты — это отнюдь не сама земля, а сообщения не способны создать полного впечатления о людях, проживающих на ней.

Дейсейн взглянул на наручные часы: почти семь. Ему почему-то расхотелось продолжать спуск в долину.

Вдалеке слева от него, вдоль долины, среди деревьев сияли полоски зелёного света. Этот район на карте был помечен как «зелёные строения». Располагавшийся на скалистом холме справа от него квартал молочно-белых домов, похожих на замки, он определил как сыроваренный кооператив Джасперса. Жёлтый свет окон и перемещающихся огней вокруг него говорил о деловой активности.

Неожиданно Дейсейн услышал стрекот насекомых, доносившийся из темноты, хлопанье крыльев ястреба, отправившегося на ночную охоту, и далеко печальное завывание собак. Стая голосила, похоже, где-то за кооперативом.

Дейсейн сглотнул, подумав, что эти жёлтые окна внезапно как бы превратились в зловещие глаза, всматривающиеся в ещё более тёмную бездну долины.

Покачав головой, Дейсейн улыбнулся. Не нужно так думать. Это непрофессионально. Нужно забыть всю эту чёртову чепуху о Сантароге. С подобными мыслями нельзя проводить научного расследования. Он включил в кабине свет и из-под сиденья рядом достал портфель. На коричневой коже переплёта золотым тиснением сверкала надпись: «Джилберт Дейсейн, факультет психологии, Калифорнийский университет, Беркли».

Вынув из портфеля потрёпанную папку, он начал писать: «Прибыл в долину Сантарога примерно в 18:45. Всё вокруг напоминает процветающую фермерскую общину…»

Вскоре он отложил портфель и папку в сторону.

«Процветающая фермерская община, — подумал он. — С чего это я взял, что она процветающая?» Нет — тому, что он видел, не подходило слово «процветающая». На ум приходило другое, что он узнал из сообщений.

Долина, простирающаяся перед ним, сейчас передавала ощущение ожидания и тишины, подчёркиваемой случайным звоном колокольчиков. Он мысленно представил, как после работы возвращаются домой семейные пары. Что же они обсуждают в этой наполненной ожиданием темноте?

О чём говорит Дженни Сорже со своим мужем — если только у неё есть муж? Казалось невероятным, что она до сих пор не вышла замуж — прелестная, давно достигшая брачного возраста Дженни. Уже больше года прошло с тех пор, как они виделись друг с другом в последний раз в университете.

Дейсейн вздохнул. Он не мог избавиться от мыслей о Дженни — тем более здесь, в Сантароге. Дженни тоже составляла часть тайны этой долины. Она была элементом БарьераСантароги и главным объектом его начавшегося расследования.

Дейсейн снова вздохнул. Он не пытался обмануть самого себя. Он знал, почему согласился участвовать в этом проекте. Вовсе не из-за крупной суммы денег, которые обещал ему университет, и не ради большого оклада.

Он приехал сюда, потому что здесь жила Дженни.

Дейсейн сказал себе, что при встрече с ней он будет улыбаться и вести себя как ни в чём не бывало, совершенно естественно. Он приехал сюда в командировку — психолог,которому пришлось оторваться от обычных преподавательских треволнений, чтобы провести изучение рыночной экономики долины Сантароги.

Впрочем, что это значит: вести себя как ни в чём не бывало с Дженни? Как вести себя естественно, когда сталкиваешься с необычным?

Дженни была жителем Сантароги, — а к этой долине не подходили обычные мерки.

Он мысленно вернулся к сообщениям, «известным фактам». Все эти папки с собранными сведениями, заявления официальных лиц, второстепенные секретные данные, которые являлись главным козырем во время заключения торговых сделок, — всё это на самом деле лишь подтверждало один простой «известный факт» о Сантароге: в том, что происходило здесь, было нечто необычное, гораздо более тревожное, чем что-либо, с чем раньше сталкивалась так называемая наука об изучении рынка.

Мейер Дэвидсон, невысокий розовощёкий крепыш, казавшийся мягким и слабовольным и представившийся агентом инвестиционной корпорации, которая вкладывает деньги не только в магазины, но и в изучение этого проекта, гневно обрушил на него во время первой ознакомительной встречи град вопросов: «Главное, нам нужно знать: почему мывынуждены там закрывать наши предприятия? Почему даже хотя бы один сантарожанец не желает вести торговлю с внешним миром? Вот что нам нужно узнать. В чём заключается этот Барьер, из-за которого мы не можем вести дела в Сантароге?»

Дэвидсон оказался совсем не мягким человеком, каким выглядел на первый взгляд.

Дейсейн включил двигатель и фары, после чего продолжил путь по извилистому спуску.

Все данные представляли собой один простой факт.

Прибывшие извне не обнаружили в долине домов, которые продавались бы или сдавались в аренду.

Официальные власти Сантароги заявили, что у них нет данных о преступлениях несовершеннолетних.

Призывники из Сантароги всегда возвращались после окончания срока прохождения службы. Если говорить откровенно, то ни один сантарожанец не выезжал из долины, чтобы поселиться в каком-нибудь другом месте.

Почему? Неужели барьер этот существует с обоих сторон?

И вот ещё одна любопытная аномалия: в сообщениях упоминалось о статье, написанной дядей Дженни доктором Лоуренсом Паже, опубликованной в одном медицинском журнале. Дядя был известен как ведущий физик долины. Статья называлась: «Синдром отравления сантарожанцев непривычной окружающей средой». Суть её вот в чём: у сантарожанцев, вынужденных по стечению обстоятельств жить за пределами долины в течение продолжительного времени, проявляется необычная чувствительность к аллергенам. Это является главной причиной, по которой юноши из долины Сантароги оказываются не в состоянии нести воинскую службу.

Постепенно из данных вырисовывалась стройная картина.

Власти Сантароги не сообщали о случаях умственного помешательства или психических отклонениях в Государственный департамент психической гигиены. Ни одного сантарожанца невозможно было обнаружить в какой-либо государственной лечебнице для психических больных. (Доктор Шами Селадор, возглавлявший факультет, где работал Дейсейн, находил этот факт «тревожным».)

Сигареты, продаваемые в Сантароге, в основном предназначались для приезжих.

Сантарожанцы оказывали железное сопротивление национальной рекламе (как считал Мейер Дэвидсон, это был симптом, чуждый американцам).

На рынке Сантароги невозможно было купить сыр, вино или пиво, изготовленные во внешнем мире.

Все деловые предприятия долины, включая банк, принадлежали уроженцам Сантароги. Они открыто выступали против денежных инвестиций извне.

Сантарога успешно сопротивлялась всем правительственным проектам о предоставлении дотаций. Готовясь к началу своего расследования, Дейсейн встречался со многими политиками, но лишь немногие среди них считали, что сантарожанцы на самом деле не «скопище чудаков или религиозных фанатиков», как заявил сенатор из Портервилля, расположенного всего в десяти милях от Беркли и значительно дальше от долины.

— Послушайте, доктор Дейсейн, — сказал сенатор, — вся эта чепуха, окутанная мистикой, — не более, чем выдумка.

Сенатора, тощего, чувственного мужчину с копной седых волос и глазами с красными прожилками, звали Барстоу. Он являлся потомком старинного калифорнийского рода.

Барстоу считал:

«Сантарога — последний аванпост американского индивидуализма, типичные янки, населявшие в своё время восточные земли Калифорнии. Ничего таинственного в них нет. Они не требуют к себе никакого особого внимания и не раздражают мой слух глупыми вопросами. Мне бы очень хотелось, чтобы все мои избиратели были бы такими же прямымии честными».

«Мнение одного человека», — подумал Дейсейн.

Не разделяемое подавляющим большинством.

И вот теперь Дейсейн уже мчится на своём грузовике по этой долине.

Узкая дорога перешла в широкую, по обочинам росли громадные деревья. Это была Авеню Гигантов, извивающихся между великанами секвойями.

Среди деревьев виднелись дома. Как следовало из сообщений, некоторые из этих домов остались здесь со времён золотой лихорадки. Декор, выполненный в готическом стиле, обрамлял карнизы зданий, многие из которых были трёхэтажными. Из окон струился жёлтый свет.

Дейсейн не слышал из этих домов ни звуков работающих телевизоров, ни людских голосов, на стенах не было следов сажи дымоходных труб, и вдруг он понял, что в них никто не живёт.

Впереди дорога разветвлялась. Стрелка налево указывала на центр города, а две другие стрелки направляли вправо — к гостинице Сантароги и сыроваренному кооперативу Джаспера.

Дейсейн свернул направо.

Его дорога вилась вверх. Он проехал под аркой: «Сантарога — город, где производят сыр». Вскоре из леса дорога вынырнула в долину, поросшую дубами. Справа за железным забором вырисовывались серо-белые очертания кооператива. А на противоположной стороне дороги слева находилась длинная трёхэтажная гостиница, построенная в сумбурном стиле начала двадцатого века, с верандой и крыльцом; здесь-то и хотел Дейсейн побывать в первую очередь. Ряды окон (в основном, тёмные) выходили на стоянку, покрытую гравием. Надпись на табличке у входа гласила: «Гостиница „Сантарога“. Музей времён золотой лихорадки. Время работы с 9:00 до 17:00».

Большинство припаркованных к краю обочины (которая тянулась параллельно веранде) машин являлись хорошо сохранившимися старыми моделями. Несколько сверкающих новых автомобилей стояло во втором ряду, немного в стороне.

Дейсейн остановился рядом с «шевроле» 1939 года выпуска, сверкающего восковым блеском. Дейсейну показалось, что красно-коричневая кожаная обшивка сидений внутри машины выполнена вручную.

«Игрушка богатого человека», — решил Дейсейн.

Он достал портфель из грузовика и вернулся ко входу в гостиницу. В воздухе стоял запах свежескошенной травы и слышалось журчание воды. Дейсейну вспомнилось его детство, сад его тётушки, в задней части которого протекал ручей. Сильное чувство ностальгии охватило его.

Внезапно резкие звуки разорвали тишину. С верхних этажей гостинцы донеслись хриплые голоса мужчины и женщины, споривших между собой. Мужчина выражался грубо, а визжащий голос женщины поразительно напоминал крик уличной торговки рыбой.

— Я не останусь ещё даже на одну ночь в этой богом забытой дыре! орала женщина пронзительным голосом. — Им не нужны наши деньги! Мы им не нужны! Поступай, как знаешь, — но я уезжаю!

— Белл, перестань! Ты…

Окно захлопнулось. Их спор теперь был почти не слышен — просто какое-то бормотание.

Дейсейн глубоко вздохнул. Эта ссора вернула его к действительности. Вот ещё двое, кто был недоволен Барьером Сантароги.

Дейсейн прошёл по гравию, поднялся по четырём ступенькам на веранду и вошёл через вращающиеся двери, украшенные затейливой резьбой. Он оказался в вестибюле с высоким потолком, с которого свисали хрустальные люстры. Панельная обшивка из тёмного дерева, потрескавшаяся от времени, подобно древним письменам, делала пространство замкнутым. Закруглённая стойка начиналась от угла и заканчивалась справа от него. За ней виднелась открытая дверь, откуда доносились звуки коммутатора. Справа от этой стойки зияло широкое отверстие, через которое Дейсейн увидел столовую — белые скатерти, хрусталь, серебро. Старинный почтовый дилижанс, словно бы сошедший с экрана вестернов, был установлен слева, рядом с латунными почтовыми ящиками, к которым крепилась бархатная каштановая лента с надписью: «Руками не трогать!»

Дейсейн остановился и внимательно осмотрел дилижанс. Он пах пылью и росой. Табличка в рамке на багажном отделении сообщала его историю: «Обслуживал маршрут „Сан-Франциско — Сантарога“ с 1868 по 1871 год». Ниже, в рамке чуть побольше, желтел лист бумаги с текстом, выведенным буквами медного цвета и гласившим: «Послание от Чёрного Барта, разбойника с большой дороги, почтовое отделение 8». Далее неровным почерком на жёлтой бумаге были написаны небольшие стишки:«Вот здесь я стоял, пока ветер и дождьНе заставили эти деревья рыдать,Ради проклятого дилижанса я жизнь поставил на кон,Хоть не стоил он того грабежа».«Зачем рисковал я башкой в этой серой унылостиГрабя чёртов дилижанс, не имеющий никакой ценности.Ветер, играя деревьев верхушками,Окропляет землю дождевыми каплями,И продрогшему мне кажется здесь:Это вместе со мной рыдает сам лес».

Дейсейн хмыкнул, перехватил портфель в левую руку, подошёл к стойке и позвонил.

В открытых дверях появился лысый с морщинистым лицом мужчина в чёрном костюме и уставился на Дейсейна, словно ястреб, увидевший свою жертву.

— В чём дело?

— Мне бы хотелось снять комнату, — сказал Дейсейн.

— У вас какие-то возникли проблемы?

Дейсейн ответил резким, вызывающим тоном:

— Я устал. И нуждаюсь в ночлеге.

— Ну тогда проходите, — проворчал мужчина. Он, шаркая ногами, прошёл к стойке и подтолкнул Дейсейну регистрационный журнал в чёрном переплёте.

Дейсейн достал ручку из кармашка в журнале и расписался.

Служащий вытащил медный жетон с ключами и сказал:

— Ваша комната — 52, рядом с той, где живёт идиотская парочка из Лос-Анджелеса. Потом не обвиняйте меня, если они не будут давать вам ночью спать. — Он бросил ключи на стойку. — С вас десять долларов — для задатка.

— Я проголодался, — заметил Дейсейн, доставая бумажник и расплачиваясь. — Столовая открыта? — Он получил квитанцию.

— Закрывается в девять, — ответил служащий.

— Здесь есть посыльный?

— Вы выглядите достаточно сильным, чтобы самому отнести свой портфель. — Служащий указал рукой Дейсейну, куда идти. — Комната наверху, на втором этаже.

Дейсейн повернулся. Позади дилижанса имелось свободное пространство. Там в беспорядке были расставлены оббитые кожей стулья и тяжёлые кресла, на нескольких восседали люди пожилого возраста, которые читали газеты и книги. Свет, окутанный тенями, исходил из медных массивных ламп, стоявших на полу.

Эта сцена, которую Дейсейн потом вспоминал неоднократно, была первым ключом к пониманию истинной природы Сантароги. Казалось, что владельцы гостиницы пытаются намеренно воспроизвести обстановку прошлого века.

Чувствуя смутное беспокойство, Дейсейн произнёс:

— Я проверю свою комнату позже. Могу я оставить свой чемодан здесь, пока буду ужинать?

— Оставьте его на стойке. Никто его не возьмёт.

Дейсейн поставил чемодан на стойку и заметил на себе внимательный взгляд служащего.

— Что-то не так? — спросил Дейсейн.

— Нет.

Служащий протянул руку к портфелю, но Дейсейн, шагнув назад, выхватил его из рук служащего, который окинул его гневным взглядом.

— Гм-м! — фыркнул тот. Он, несомненно, был разочарован — ему так и не дали посмотреть, что же находится внутри портфеля.

Дейсейн неуверенно произнёс:

— Я… э-э… хочу просмотреть кое-какие бумаги во время ужина. — Про себя он добавил: «С какой стати я должен ему это объяснять?»

Сердясь на себя, он повернулся и пошёл в столовую. Она оказалась огромным квадратным залом, в центре которого висела одна массивная люстра, а стены, оббитые панелями из тёмного дерева, украшали медные лампы. Вокруг круглых столов стояли глубокие кресла с подлокотниками. Слева вдоль стены тянулась длинная стойка бара из тикового дерева. Огни люстры светили гипнотически. Под зеркалом стояли бокалы.

Зал поглощал звуки. Дейсейну показалось, что он идёт во внезапно наступившей тишине, и все люди оборачиваются, чтобы посмотреть на него. На самом же деле его появление осталось почти незамеченным.

Бармен в белой рубашке, обслуживающий немногочисленных клиентов, окинул его быстрым взглядом, потом продолжил беседовать со смуглым мужчиной, нависшим всем теломнад кружкой пива.

Около дюжины столиков занимали семьи с детьми. Рядом с баром за одним столиком резались в карты. Ещё за двумя сидели одинокие женщины, полностью поглощённые трапезой.

Люди в зале разделялись на две группы, это сразу же почувствовал Дейсейн. Нервное напряжение, которое ощущалось почти что зримым образом у одних, резко контрастировавшее со спокойствием остальных посетителей зала. Дейсейну казалось, что он может определить прибывших извне людей — они выглядели более утомлёнными и издёрганными, а дети — непослушными.

Пройдя дальше по залу, Дейсейн оглядел себя в зеркале — на худом лице пролегли морщины усталости, курчавые чёрные волосы спутались в беспорядке, в глазах — всё то же напряжённое внимание, с которым он вёл грузовик. На ямочке подбородка темнела полоска грязной дорожной пыли. Дейсейн стёр её и подумал: «Вот прибыл ещё один приезжий».

— Вам нужен столик, сэр?

Рядом с ним возник негр-официант — в белом жакете, с ястребиным носом, резкими чертами, оставшимися от мавританских предков, с проседью на висках. Он производил впечатление человека, привыкшего командовать, несмотря на то, что был в лакейском костюме. Дейсейн тут же подумал об Отелло. В карих глазах светилась проницательность.

— Да, пожалуйста, на одного, — ответил Дейсейн.

— Сюда, сэр.

Негр провёл Дейсейна к столику, стоявшему у ближайшей стены. Одна из боковых ламп наполняла пространство вокруг столика тёплым жёлтым светом. Усевшись в глубокое кресло, Дейсейн обратил всё своё внимание к столику рядом с баром — где в карты играли… четверо мужчин. Он узнал одного из них — он видел его на снимке, который ему когда-то показывала Дженни. Это был Паже, её дядя, автор статьи в медицинском журнале, где говорилось об аллергенах, — крупный седовласый мужчина с мягкими чертами круглого лица. Что-то в его облике наводило на мысль о восточном происхождении, особенно в том, как он держал колоду карт у груди.

— Желаете меню, сэр?

— Да. Одну минутку… Среди вон тех игроков в карты есть доктор Паже?

— Сэр?

— Кто они?

— Так вы знакомы с доктором Ларри, сэр?

— Я знакомый его племянницы, Дженни Сорже. Она показывала мне фотографию доктора Паже.

Официант взглянул на портфель, который Дейсейн поставил на середину столика.

— Дейсейн, — сказал он, и на его смуглом лице возникла широкая улыбка, сверкнули белые зубы. — Значит, вы приятель Дженни, с которым она вместе училась.

За этими словами скрывалось несколько значений, так что Дейсейн уставился на официанта, разинув рот.

— Дженни рассказывала о вас, сэр, — продолжил официант.

— Да.

— Вы хотите знать, с кем играет доктор Ларри? — Он повернулся в сторону игроков. — Хорошо, сэр, напротив доктора Ларри сидит капитан Эл Марден из службы дорожной инспекции. Справа — Джордж Нис, управляющий сыроваренным кооперативом Джаспера. А слева — мистер Сэм Шелер. Мистер Сэм заведует нашей независимой службой техобслуживания… Сейчас я принесу вам меню, сэр.

Официант направился к бару.

Дейсейн не сводил глаз с игроков в карты, удивляясь своему возникшему к ним интересу. Сидевший спиной к нему Марден был в муфтие и тёмно-синем костюме. Он слегка повернулся, и Дейсейн увидел сначала поразительную копну рыжих волос, а в следующий миг — и узкое лицо, плотно сжатые губы, цинично изогнутые вниз.

Шелер из независимой службы техобслуживания (Дейсейн вдруг спросил себя, почему она так называется) оказался смуглым человеком с прямоугольными индейскими чертами лица, плоским носом и массивными губами. У сидевшего напротив него Ниса, уже начавшего лысеть, были песочного цвета волосы, голубые глаза с массивными веками, широкий рот и резко раздвоенный подбородок.

— Ваше меню, сэр.

Официант положил большую папку в красном переплёте перед Дейсейном.

— Доктору Паже и его друзьям, похоже, нравится эта игра, — заметил Дейсейн.

— Традиция, сэр. Каждую неделю, примерно в это время, с той же регулярностью, как заходит солнце, они обедают здесь и играют в карты.

— Во что они играют?

— Когда как, сэр. Иногда это бридж, иногда пинокль. Время от времени они разыгрывают партию в вист и даже в покер.

— Что вы имели в виду, говоря о независимой службе техобслуживания? спросил Дейсейн и посмотрел на смуглое лицо потомка мавров.

— Знаете, сэр, мы здесь, в долине, не имеем дело с компаниями, которые устанавливают твёрдые цены. Мистер Сэм производит закупки у тех, кто делает самые выгодные предложения. Например, за один галлон бензина мы платим всего четыре цента.

Дейсейн заметил про себя, что нужно будет заняться этим аспектом Барьера Сантароги. Ладно, они не хотят покупать что-либо у больших компаний, но где же в таком случае они добывают нефтепродукты?

— У нас отличный ростбиф, сэр, — предложил официант, указывая на меню.

— То есть вы рекомендуете заказать его, верно?

— Да, сэр. Пшеница созревает прямо здесь, в долине. У нас есть свежая кукуруза, помидоры Джасперса, вместе с сырным соусом будет просто восхитительно, а на десерт есть клубника, выращенная в теплице.

— А как насчёт салата? — спросил Дейсейн.

— С зеленью на этой неделе неважно, сэр. Я подам вам суп со сметаной. Он отлично пойдёт вместе с пивом. Может, принести что-нибудь нашего, местного?

— Когда вы рядом, и меню не требуется, — заметил Дейсейн. Он вернул официанту папку с красным переплётом. — Принесите всё до того, как я примусь есть скатерть.

— Да, сэр!

Дейсейн смотрел, как удаляется этот чёрный — в белой рубашке широкими, уверенными шагами. Настоящий Отелло.

Вскоре официант вернулся с тарелкой супа, от которой поднимался пар, где плавал белый островок сметаны, и кружкой тёмно-жёлтого пива.

— Я заметил, что вы единственный негр-официант здесь, — произнёс Дейсейн. — Здесь что, существует особый отбор?

— Вы думаете, что меня держат здесь специально, вроде, как напоказ? Голос официанта прозвучал с внезапно появившейся насторожённостью.

— Просто подумал, может, в Сантароге существует проблема интеграции.

— В долине, сэр, где-то тридцать — сорок цветных семей. Мы не делаем различий в цвете кожи. — Голос негра стал твёрдым и обрывистым.

— Я не хотел вас обидеть, — сказал Дейсейн.

— А я и не обиделся. — Лёгкая улыбка в уголках рта исчезла. — Должен признаться, что негр-официант — явление здесь не столь уж редкое. В заведениях, вроде этого… — он обвёл взглядом зал, — должно работать много негров. В традициях местного колорита нанимать таких, как я, на работу. — Снова на его лице мелькнула ослепительнаяулыбка. — Это хорошая работа, но мои парни устроились ещё лучше — они работают в кооперативе, а дочка хочет стать юристом.

— У вас трое детей?

— Два мальчика и девочка. Прошу меня извинить, но меня ждут за другими столиками, сэр.

— Да, конечно.

Дейсейн, когда официант ушёл, взял кружку пива.

Он поднёс её к носу и задержал на несколько секунд. Резкий запах запах подвала и грибов. Дейсейн вдруг вспомнил, что Дженни высоко отзывалась о местном сантарогском пиве. Он отхлебнул его — мягкое, некрепкое, с привкусом солода, — всё, как Дженни говорила.