Чтение 18–й страницы книги ~Огромный черный корабль~

— Да мне как-то и неудобно, Ваше Сиятельство. — Руган и впрямь покрылся краской, как девица. Концерт шел на полную катушку.

— Удобно, удобно, у нас, дорогой, знаешь, сколько лишних вакансий в ближайшее время освободится? Уйма, скажу вам. Просто — уйма. Ладно, полковник Руган, шагай. Мы тут с Китом обсудим кое-что свое.

Когда Руган, обливаясь потом, шагнул из кабинета, он глянул на часы. Было без пятнадцати минут время «Икс». Он быстро прошел по коридору. Никто его не преследовал.

Он миновал два поста, механически отдавая ответную честь часовым. На последнем посту-шлюзе ему вручили пластироловый мешок «защиты». Оставалось десять минут, шестьсот секунд — надевать не было смысла. Радиация за стенами бункера была, конечно, повышенная, поскольку ветер в первые сутки после уничтожения Пепермиды несся в их сторону, но фон уже упал, он падал за каждые семь часов в десять раз, поэтому сегодня для приобретения смертельной дозы требовалось прожить в открытой атмосфере около пятнадцати суток, да и то, наверное, больше, ведь фон продолжал падать. Подхватив «защиту» через руку, как плащ, он махнул легионеру за стеклом. Наверное, тот хотел возмутиться, и, конечно, имелись строгие инструкции коменданта, но Руган за свою короткую, стремительную карьеру приобрел зловещую известность, он даже превзошел покойника Гуррару, никто еще до него не сворачивал генералам головы при скоплении сотни свидетелей. Тяжелая, многотонная плита медленно поползла по рельсу. «А ведь она останется целой, — подумал вдруг Руган. — Стена сверхплотного воздуха хлестнет ее изнутри и откатится назад, крушить, что осталось, давить, кого не успела».

Ударило по ушам перепадом давления. Внутри убежища воздух был плотнее. Руган не стал дожидаться, когда гигантская дверь полностью оголит вход, он проскочил в щель и взлетел по лестнице. До момента «Икс» оставалось восемь с мелочью. Он осмотрел площадку: транспорт имелся. Он выбрал тот, что помощней и покрепче, — тяжелый гусенично-колесный бронетранспортер тяжелой пехоты «Лопушок».

— Вперед! — сказал он водителю, влезая в передний отсек для экипажа.

— Так ведь бас-капитан не велел... — начал было отнекиваться контральто-сержант.

— Руган посмотрел на него холодно и спокойно:

Почему без «защиты», солдат?

— Так ведь...

— Вы что, радиационно-устойчивы? — Руган зловеще моргнул. — Трогай!

— Можно, господин полковник, доложить бас-капитану?

Еще слово, и отправишься в столицу, делать дезактивацию, ты будущий импотент.

Машина взревела.

— Кто в пехотном отсеке? — поинтересовался Руган.

— Никого, жду смену с постов, — пояснил напуганный донельзя водитель. — Не изволите пояснить, господин полковник, куда ехать-то?

— Прямо.

Когда их остановили на проходной, оставалось шесть минут.

«Снести ворота, что ли?» — прикинул Руган.

— Спрашивают выездной лист, господин...

— Скажи, в кабине полковник Руган! Даю им две секунды. Услышав имя, водитель побледнел окончательно. А решетчатые ворота уже медленно, подрагивая, отваливали влево.

— Гони, чтоб тебя! — Руган ругнулся впервые за много времени.

А за забором им навстречу выкатился полуоткрытый шестиосный «Путакмат». Руган глянул сквозь боковое затемненное пуленепробиваемое стекло: гвардейцы кого-то арестовали. Шла шестая минута.

— Стоп! — Руган тяжело грохнул кулаком по переднему пульту. — Машину не глушить! — скомандовал он, выпрыгивая вон.

«Путакмат» как раз проходил рядом — какой низкий он был сверху. Руган со всего маху саданул кулаком по его корпусу.

— Стоять! Полковник Руган говорит. Что везем? Впереди, оказывается, сидела большая шишка, полковник Сиц, бывший заместитель вице-генерала Грави, а теперь заместитель Ругана. А везли они арестованного неизвестного в военной форме, а звали того неизвестного Забат.

— Смотрите, полковник, — доложил Сиц подобострастно. Он снял противогаз из солидарности с начальником. — У этого шпиона есть бумаги с подделанной под вашу росписью и даже печати, смотрите, как сходны.

А песочек времени несся сквозь сито.

— Быстро его в мой транспорт, сейчас я его мигом выпотрошу лично, — проговорил полковник Руган, изучая хронопластины. — Ишь, змей, повстанец хренов. Вы со мной, полковник Сиц, или по своим делам?

— С вами, господин Руган.

— В пехотный отсек, бегом!

Три минуты.

Гони, братец! — произнес Руган, влетая на подножку. Теперь он неотрывно смотрел на часы.

— Быстрее можешь, давай на полную мощь! К черту дорогу! Прямо, милый! Прямо!

Их бросало, как мячики, что-то запрашивал Сиц по внутренней связи. Тридцать секунд.

— Стоп! Стоп, я сказал. Пристегни ремень! Слышал! Двадцать секунд.

— Дай игломет!

— Что?

— Игломет сюда, вон он в нише за тобой!

Еще с полковником Сицем разбираться предстоит и с обоими его охранниками. Десять секунд.

— Закрой глаза, солдат!

— Не понял?

— Глаза закрой, вот как я, и держись за креслице свое, только крепко держись, не обманывай. Господи Великий Эрр, хотелось бы в тебя верить!

Три, два, один...

СВОРА

Целей в небе имелось без счета. Браши явно совершали спланированное, давно обдуманное воздушное нападение. Летательные аппараты были самых различных типов, они сильно отличались по тактико-техническим характеристикам: по грузоподъемности, по дальности полета, по возможностям создавать помехи. В налете участвовали как пилотируемые, так и беспилотные машины, и всего — не по чуть-чуть, а очень помногу. Противовоздушная оборона Эйрарбии сразу же загрузилась работой на полную катушку. Ошибки не допускались: прорыв одного агрессора означал атомные взрывы, а это, кроме уничтожения чего-то важного, пусть даже и не относящегося к ПВО, вело к сбоям аппаратуры, к дополнительным мешающим факторам и, следовательно, к увеличению вероятности следующих прорывов — эдакий взаимосвязанный ребус. И еще, конечно, за каждой ошибкой или просчетом ракетчиков, артиллеристов или лазерщиков стояла смерть с большим-большим мешком для миллионов. Долго, очень долго поспевал для нее этот урожай.

Странно было, что сверхторпеды брашей достигли мест своего применения ранее самолетов, даже гиперзвуковых, но вполне возможно, что в этом была своя логика: древниегиперзвуковики, ясное дело, домчались бы до границ Империи в два счета, но тогда бы и вся мощь обороны направилась против них одних. По некоторым сценариям, применение сверхскоростных самолетов было бы возможно и в таком ракурсе, но лишь сразу после подрыва боеголовок «Великих приветов-7» — баллистических ракет-гигантов с острова Мадогос. Эти похороненные компанией Варкиройта реактивные стрелы ныне исчезли как класс вооружений, по крайней мере, на это очень надеялись эйрарбакские военные. Теперь же сверхвысотные машины обрушились на Империю концентрированной мощью с гораздо более медлительными носителями, неторопливо добравшимися с Брашпутиды. Кроме того, в налете участвовали самолеты-роботы, стартовавшие с подводных лодок. Как раз эти не внушали великих опасений, действовали они по прямой, и почти сразуможно было экстраполировать, куда направляются их острые черные носы. И хотя они совершали маневр-уклонение при срабатывании датчиков радарного облучения, этот маневр был строго задан, однообразен и предсказуем. К тому же мчались они не слишком высоко и не очень быстро — даже зенитная артиллерия ставила против этих цилиндрических крылатых гадов эффективную завесу. О, как красиво все это выглядело со стороны (если, конечно, заложить уши ватой, дабы не портить зрелищной эстетики помехамииз других органов чувств): сверкающие белые вспышки-облачка разрывов не угодивших в цели снарядов-неудачников — чрезвычайно нужная плата теории вероятностей, и, наконец, — розово-коричневые кляксы, чернильные туманности выплеснутого, недоработанного топлива и совсем малюсенькие крапинки-обломки, едва видимые невооруженным, но острым глазом — вот она, истинная прелесть, апофеоз ракетчиков и пушкарей, куда более сильное эмоциональное действо, чем всяческие доставшиеся человеку от животных поводы наслаждения — эдакая мозговая эрекция.

Очень высотные цели не пристыкованным к биноклю глазом не наблюдались. Еще лучше был бы телескоп, да и то требовался бы специальный, с возможностью автосопровождения, ведь объекты для наблюдения неслись как угорелые. И такие хитрые устройства у пэвэошников имелись. То, что было в фокусе объектива, они прекрасно видели на экранах. Это был хитрый метод сопровождения — он не выдавал себя, не ощущала его цель, будь она хоть пилотируемая, хоть нет, и никакая парапсихология здесь в расчет не бралась. И сбивала эти самые цели чистая математика, голая инженерия, механическая имитация жизни, умелое выполнение людьми функций автоматов. Чувства присутствовали, но они были задавлены — восхищались либо трепетали от страха где-то глубоко-глубоко внутри: если они прорывались наружу во время процесса, вся строгость задумки шла насмарку, сбивалась тонкая линия алгоритма, и сразу вероятность поражения цели уменьшалась на порядок, а значит, она прорывалась. Только одно чувство должно было иметь тут место — мужество задавливания инстинктов страха и лжи, так присущих живому, которое врет себе на каждом шагу. В этом сложном комплексе мероприятий сочеталось, спрессовывалось в жемчужину удачи знание техники, волшебство слитности с железом и цифрами, циклы и циклы пота истязающих тренажей, тут гарантия уверенностив прошлом, в том, что все нужные гайки вкручены до упора, а юстировка — поградусная согласованность локаторов, пусковых установок, пушек или когерентных излучателей проверена еще и еще раз, тут нельзя было врать о том, что некое устройство исправно, поскольку было в норме вчера — закон подлости мог сработать по тебе с максимальной эффективностью. Да, инициатива и старательность людей учитывались в процессе боя, но это были свойства, проявленные до, а не во время акта. Иногда они даже требовали самопожертвования: не всегда и не все поставлялось вовремя, но сейчас это оправдание никому не прощалось — все должно было быть идеально, и никаких «авось» не принималось. Тотальная атомная война — шутки в сторону, здесь не выручали успехи в строевой подготовке, умелое выполнение ружейных приемов с иглометами и хоровое пение, бабушка смерть уже растопырила свои необъятные ножницы, и внутри их прозябали головы с оголенными беззащитными шеями, всех — и умных, и дураков, вот только умные и умелые могли еще что-то сделать для всех, дабы эти ножницы заклинило хоть на некоторое время.

А время летело. Оно неслось, рассекая плотные и разреженные слои воздушного океана; мерцало в вакуумных трубках, оживляя для операторов многоцветные картины; полыхало, гналось наперегонки с током, наматывающим километры, по хитросплетениям проводов, смеясь, чувствуя равного, соревновалось с невидимым излучением локаторов; идаже замирало, впадало в кому, когда выплескивал наружу свою мощь газодинамический лазер, в долю мгновения сжигающий тонны высококачественного топлива, бесценного для этого скудного на ресурсы мира...

А цели все шли, продолжали заходить косяками.

НАБЛЮДАТЕЛИ

Вечерело, в синем небе празднично взрывались ракеты, снаряды чертили трассирующие прямые, торопливо размазывали инверсионный след невидимые самолеты. Красота, смотри и наслаждайся! Только когда что-нибудь начинало стремительно снижаться, пыхая дымом и лишним, недоработанным топливом, очень хотелось бежать, дальше, дальше отэтой валящейся, словно прямо на твою голову, кометы. И только логика, разум человеческий останавливали собою же порожденный ужас. Куда можно было убежать? Если бы знать, где упадет. Кажется, вот она целится прямо в макушку, а до нее в действительности километров двадцать по вертикали и десяток по направлению к горизонту, и упадет она, даже сбитая, подчиняясь инерции, километров за тридцать, ну, может, чуть менее. Так куда бежать? Да и делом надо было заниматься, а не глазеть с умилением и страхом.

Тяжелые тягачи перли на подъем еще более тяжелые цистерны. Сама дорога была во вполне нормальном состоянии, но очень часто на ней попадались беженцы, и тогда приходилось реветь закладывающими уши клаксонами, и снижать скорость до минимума, и грозить иглометом с подножки тягача. А кто-то просил, умолял дать топливо для газомобиля или быстренько («пяти минут хватит!») подзарядить подсевший аккумулятор электромобиля. И надо было стискивать челюсти и орать матом-перематом, потому как другой язык уже никто не желал понимать, и снова грозить иглометом, и со зверским выражением замахиваться прикладом. И помогало, только раза два пришлось ударить прикладом, да и то плашмя, а однажды выпустить половину обоймы в воздух, чтоб зашипели стволы, завизжали иголки, — убедило. Да еще попадались выставленные неизвестно кем и неизвестно когда, еще в то, довоенное времечко, патрули, на броневиках и пешие. Вот здесь уже в ход шли пластины с печатями, и помогало, даже мат-перемат не задействовался. Помогало, и даже вдвойне удивительно, что помогало, вокруг, в небесах, творилось такое. И когда никто не попадался, Лумис снова пялился туда, в синеву неба. Господи Великий Эрр, это опять началось. Как давно это было — мрачная молодость, юность в шинели и в маскхалате. А теперь, видимо, и зрелость. И ведь не на шутку началось, похоже, даже круче, чем тогда. Ведь тогда что-то сдерживало больших стратегов, какие-то неясные геополитические рычаги. Бомбы рвались, но уж не такие громадные, как в Горманту, разумеется, если это правда, а не байки-прибаутки для зеленых юнцов. С эдаким началом война действительно станет последней, похороним воинское искусство вместе с собой в широкой братской могиле.

В небе снова полыхнуло. Лумис бросил взгляд на солдатика-водителя, тот слишком интенсивно вздрогнул, даже колеса вильнули. Боялся он страшно. Боялся происходящего,боялся валящегося с неба железа, сбитого и несбитого, боялся Лумиса, боялся ехать неизвестно куда в горы, в самый ад. Лумису стало его жаль, но нельзя было подбодрять, нужно было и дальше изображать из себя держиморду, так было легче командовать. До ночи они не успеют, а если дать слабину, солдатик, того и гляди, дезертирует, и лови его потом, теряй время. «Ты, мальчик, только довези, — подумал он про себя, — а там вали на все четыре стороны, хочешь — драпай, хочешь — в свой родной дорожный легион возвращайся». Лумис посмотрел на север, в сторону движения. И сразу ударило по глазам. Вильнули колеса. Он просунулся с подножки в кабину и выровнял руль, хотя в глазах мельтешила пелена.

— Я же сказал, надень темные очки, ты! — рявкнул он на водилу.

«Это, наверное, лазер штурм-майора, — подумал он. — Сбил кого-нибудь, Мероид зря не стреляет. Вот мастер». Машина остановилась, сзади тяжело скрипнуло седельное устройство — навалилась на машину разогнанная спецтара.

— Сейчас! — завопил солдатик, видимо, боясь, что его без предупреждения начнут молотить прикладом. — Сейчас, только глаза моргнут разочек.

Лумис предоставил ему эту возможность. Пользуясь паузой, он соскочил с подножки — удобной штуки, там было предусмотрено даже сиденье для охранника и гнездо для игломета. Отсюда он без зеркала заднего вида смог разглядеть обе нагоняющие машины. Все было в норме. Он опять посмотрел вверх. Ничто не закрывало видимость, наверху не висело ни одного природного облачка, только искусственные объекты и производимые ими опустошения. У линии горизонта застыл, так казалось, конечно, — он двигался, — дирижабль-разведчик, а может, ракетный носитель, и, может, даже вражеский, как разобрать с такой дистанции, это и вблизи-то невозможно. Новые рваные кляксы расцвели наверху, и только позже запоздало отдалось в ушах. А вдали вырастали вертикальные линии-столбы, и только неизвестно, в каких далях загнулись внезапно в сторону, разыскивая свою жертву: возможно, стартовали ракеты. Лумис не был специалистом по таким видам техники. Велась война машин и умов, насильно повязанных с этой самой техникой.

— Ну, что? — спросил он солдата, возвращаясь к делам насущным. — Отошел?

Тот не успел ответить — полыхнуло, рванулось к глазам свечение. Лумис прикрыл веки, но и сквозь них пылало белым. Сразу высушило от пота спину и голову в шлеме. Он выждал несколько секунд и обернулся, все еще с закрытыми глазами. Никто не знает, сколько прошло времени, когда он их раскрыл. Там, в небе, вершился кошмар: распадалось, размазывалось вширь чудовищное кольцо. «Воздушный взрыв, — констатировал он про себя, — теперь уже совсем не шутки. Интересно, наши или Республика? И главное, на каком расстоянии от нас?» А мозг уже привычно, словно всю жизнь только подсчитывал приход ударной волны, перебирал секунды. Как быстро они летели. Он воззрился на водителя: тот лежал на полу кабины, обнимая рычаги, словно родную маму, которую никогда не видел, разве что эмбрионом.

— В кювет! — заорал Лумис. — Вспышка справа! В кювет, черт тебя дери!

Он уже тащил безвольного, перебирающего ногами парня за собой. Бросил, прижал, накрывая туловищем, и еще успел подумать: «Великий Эрр, только бы бочка не лопнула. Ведь никакой кювет не спасет». Успели они, еще пролежали некоторое время, когда шандарахнуло.

МЕЛКИЕ ЦЕЛИ

Подводная лодка Республики Брашей «Резвая треска» успела выпустить восемь «Комариков», прежде чем ее нащупали и заставили погрузиться дирижабли-наблюдатели эйрарбаков. Они шмякнули в месте ее погружения несколько слабых глубинных бомб и, сбросив на парашютах шумоулавливающие буи, попытались отслеживать «Резвую треску». Команда последней была донельзя обижена, не удалось выпустить в воздух еще восемь оставшихся «Комариков», и маловероятно, что таковая вероятность появится. Ведь «Комарики» были примитивными системами и наводиться куда надо могли только из определенного места, в данном случае это была акватория моря Союза. Когда-то оно получило свое название за заключение военного соглашения между империей Аргуса и Эйрарбией. Вышел тот союз в скором времени для Аргуса боком. Давно нет империи Аргуса, все поглотила, съела и не поперхнулась Империя Эйрарбаков, гигантская раковая опухоль на теле Геи. А что касается «Комариков», то это вам были не «Лилипуты», могущие заставить закипеть или, по крайней мере, полыхнуть цунами моря: «Комарики» умели летать лишь немножко быстрее звука, такие реактивные беспилотные пташки, а потому несли они в себе совсем малую нагрузку, несчастные триста килограммов, смешно даже по масштабам Геи. Ясно, использовалась такая грузоподъемность с максимальной выгодой, но все равно боеголовка была слабенькой, а потому наводить ее милую немощь надо было очень точно. Достигалось это одним известным способом, который давал промах всего в пять километров, да и то в максимуме. Назывался он астрокоррекция, это когда кто-то или что-то ориентируется по телам небесным. Обычно ориентируются по двум, но «Комарики» использовали вообще один, точнее, могли использовать два в зависимости от момента пуска (были у них эдакие хитрые сверхточные атомные часы), и по моменту пуска «Комарики» сразу соображали своими комариными мозгами, каковое из светил сейчас висит над линией горизонта и будет, глупое, освещать, подсвечивать им стежку-дорожку. Вы думаете, они по звездочкам ориентировались? Знаю, знаю, что так не думаете — ведаете, что с Геи звездочек отродясь не видали, разве лишь динозавры какие-нибудь вымершие, еще в те времена, покуда Фиоль с Эрр в рукаве галактики, их породившей, вращались. Может, думаете, что руководствовались «Комарики» лучезарной Фиольили малиновым Эрр, в данный момент в одном ракурсе находящимися? Ничуть не бывало. Даже луны местные здесь не использовались. В данный момент «Комарики» целились своим узкополосным инфракрасным телескопом в невидимку Лезенгауп (идиотское название, правда?). Назван этот вице-красный карлик по имени своего открывателя, ну а у того фамилия такая была, да был он еще, ко всему прочему, граф, потому-то имя и увековечилось. Для чего «Комарики» смотрели в свою прозрачную пластину на носу именно наЛезенгауп, честно скажу — понятия не имею. Может, хотели так ученые Республики, под ружье поставленные, от помех искусственных своих питомцев защитить, поди догадайся, что именно в спектре Лезенгаупа требуется глушить его систему ориентации, а может, просто выпендривались от большого ума, нам то неведомо, но случилось оно так. Теперь, конечно, ориентировка по Лезенгаупу была не лучшим вариантом — спектр-то его частично сместился в видимую область. Из-за этой причины многие «Комарики» в силу чрезмерной старательности техников, до минимума заузивших полосу пропускания астро-коррекции, вообще не нашли свой ориентир и теперь шатались в воздухе, как праздные гуляки, не умея найти свои цели, а спрашивать дорогу им было не у кого.

«Комарики» были глупы до ужаса, даже нельзя сравнить с чем-нибудь стоящим, к примеру, те твари, кровушку любящие, от коих они получили свое название звонкое, и то были гораздо умнее. Но по весу мозги у них были хороши, и гораздо больше куриных, а не то что комариных, даже с человеческими могли поспорить в массе, а уж в прочности материала тем паче. О дороговизне вообще не говорю — применялись там платина, серебро и ювелирное искусство в огромном количестве.

Так «Комарики» и пели свою песню, в токи внутренние преобразующуюся, радуясь мощи своей немереной. Пели, пели и допели аж до суши Эйрарбии. Тут они в стороны разошлись согласно своим программам. Шли они последовательно, не все в куче, так как и выпуливались с «Резвой трески», их породившей, один за другим, была у нее лишь одна штанга запускающая, примитивная система, ужасно устаревшая. «Комарики» летели на разных высотах, кому дальше адресок в электронной голове выписали, те выше летели, топливо бездымное, милое их сердцу, экономя. Было то топливо на вес золота, потому как выполнено было из настоящей нефти, сейчас в природном виде на планете начисто отсутствующей. Вот из каких старинных запасов их заправили перед вылетом на глубине трехсот метров.

Пели «Комарики» весело потому, что судьбы своей не ведали, не знали. А ведь о том, что выпустила их лодка-мама, еще дирижабли военно-морские эйрарбакские сообщили в нужные инстанции, а потому ждали войска ПВО имперско-гвардейские гостей нежелательных. Одному «Комарику», первому подлетевшему, совсем не повезло: прошелся по немулучом «убийца железа», умелым расчетом майора Мероида наведенный. И сошел «Комарик» с ума. Расстроилась у него не только астрокоррекция, но и вся прочая электроника. Замкнулось что-то в его глупой голове накоротко, сбился он с курса, отвернул, может, решил на родную «Треску» вернуться, а может, просто похулиганить захотел, никтотого не ведает. Вот только видели локаторы, как он кружил, выписывая восьмерку двухсоткилометровую, много раз повторяя ее строгие контуры, покуда в море синее не свалился, горючее бесценное израсходовав.

Другие летели немножечко в стороне, поэтому одинокий лазер Империи ими вовсе не занимался, была это сущая мелочь для его возможностей, а потому автоматизированныйКП дал эти цели тем, кто послабже, дабы тоже было им чем гордиться и куда боеприпасы девать. Четверо «Комариков» пели свою внутреннюю, победную песнь, покуда под веерный, заслонный огонь зенитный не попали. Те зенитки могли заслать свои снарядики километров на пятнадцать в высоту: «Комарики» были для них безделицей на своих двух-пяти километрах. «Комарики» не успели даже удивиться, так внезапно их накрыло, поскольку детекторы их, на радиооблучение реагирующие, ни черта не почувствовали и не дали команду на маневр-уклонение. Было то вызвано простой причиной: поскольку траектории «Комариков» были примерно известны, нашли их с помощью видеосистем наведения, эдаких военно-прикладных телескопов с телевизионными трубками, электрически повязанными. Тройка операторов, обученных простейшей манипуляции, колесиками-штурвалами навелись на них тютелька в тютельку и даже, как «Комарики» в куски разлетались от попаданий, великолепно пронаблюдали, кстати, впервые в жизни.

Осталось еще три, говорите? А ракеты пэвэошникам на что? В общем, единственной пользой от «Комариков» было некоторое отвлечение противовоздушной обороны Империи истандартный расход боеприпасов. Скажете, «Комарики» зазря погибли, даже неинтересно? Так ведь то эти погибли, с «Резвой трески» запущенные, а ведь были еще и другие, много других.

ВЫСОКИЕ ЦЕЛИ

Добрались они только к утру. Чудо, что вообще добрались: далекие воздушные и наземные атомные взрывы-исполины случались неоднократно. Одна бочка опрокинулась еще при первом — благо топливо не детонировало. Емкость, конечно, пришлось бросить.

Совсекретный объект стоял как ни в чем не бывало, обходили его покуда внешние кошмары, эдакий уголок стабильности в окружающем царстве энтропии. Лумис был весь в поту: если в хозяйстве майора Мероида они носили защитный комплект только на всякий случай, то после первого взрыва пришлось надеть его насовсем. Так они и ехали весьоставшийся путь, не снимая противогазов, наблюдая мир совсем уже в узком ракурсе, да и рация у них перестала работать, перемкнули взрывы ее внутренности, так что они не ведали, жив ли еще секретный горный объект. Как ни странно, их скрытые резиной лица и тела производили на все еще мечущихся на дорогах беженцев гораздо большее эмоциональное воздействие, чем иглометы и мат: им сразу уступали путь, втискиваясь в обочину.

Сбросив в шлюзе «защиту», Лумис оттолкнул охранника и влетел в «большой барабан». Там царил покой, неспешная суета людей-механизмов. Уже привычно орала «громкая», шел, не спотыкаясь, обряд команд и их выполнения, неслышно щелкали тумблеры и мерцали экраны.

— Топливо прибыло, — доложил Лумис, привыкая к полумраку.

Всем было не до него, они жили в своих мониторах.

— Скандал, — скрежетала «громкая», — бросьте всю мелочь. С юга, азимут — сто восемьдесят пять, цели нового типа, сверхскоростные, кроме вас, никому не удастся.

— Дайте детализацию, — хрипло отозвался штурм-майор в микрофон. За эту долгую, страшную ночь он уже сорвал голос. — Пока не наблюдаю.

— Они будут в зоне вашей видимости совсем недолго. У них скорость более шести километров в секунду, а высота сто.

Сейчас АКП просчитает точно и вас наведет, — пояснил неизвестный по «громкой». — Это баллистические с юга, из-под Мерактропии, с острова Мадогос, все-таки они еще существуют, собаки республиканские.

— Реактор режим «одиннадцать»! — скомандовал майор. Из «пятой» кабины привычно отрапортовали о готовности.

— Так, ребята. — Мероид склонился к экрану. — Локатор в максимальную чувствительность. Анахт, Мятая луна забери, сброс на все текущее наведение. Теперь так, будем использовать и «пушку» и «убийцу железа» одновременно, так надежней.

— Майор, — отозвался эйч-капитан Анахт, — мне кажется, на такой высоте мы не сможем: в атмосфере теперь полно пыли, луч рассеивается.

— Рискнем, там дальше почти вакуум. Дайте для интереса точку падения, куда они так разогнались.

Воспользовавшись паузой, Лумис вновь напомнил о себе.

— Ах да, привет, коллега, — майор закашлялся, не глядя протянул свободную руку, его красные глаза жили там, в индикаторах. — Вице-лейтенант, займитесь разгрузкой топлива, и пусть людей накормят. Про «защиту» не забудьте. Лейтенант Ратцон, займите его место.

— Штурм-майор, там одна бочка перевернулась. Мы ее оставили на дороге. У вас ведь есть кран. Может, стоит вернуться, — предложил Лумис.

Мероид, наконец, глянул на него:

— Господи Великий Эрр, Лумис, выкиньте из головы. Какие сейчас путешествия? Если переживем первую наступательную волну, если будет передышка перед вторым, теперь уже морским, эшелоном, тогда и займемся мелочами.

— Точка, вернее, район падения баллистических, — вклинился в их разговор капитан Анахт, — провинция Подгорная.

— Значит, скорее всего города Бейруйт и Кариш, а может, какая-нибудь известная брашам база. Великий Эрр, помоги нам.

Лумис с Праксом вышли вон, без них тут обходились. Вице-лейтенанту было очень досадно, хотел он поучаствовать в перехвате баллистических: такое происходило впервые в истории, но мало ли что сегодня происходило впервые.

ЖИРНЫЕ ЦЕЛИ

Они подлетели к Эйрарбии с юга, но это была не стая перелетных птиц, припозднившаяся к началу лета. Прибыло их несколько меньше, чем поднялось с гигантского аэродрома Брашпутиды, поразбросало их по пути всяческими бедствиями: некоторых подвели агрегаты движителей, повыходили из строя в результате сверхдлинного полета, другиес пути-дороги сбились, потому как летели они вначале неплотной стаей, стремясь создать на вражеских локаторах менее крупное пятно, и не всегда в тучах-туманах друг друга наблюдали, а радиопереговоры, понятное дело, были запрещены настрого. Кроме того, путешествовали так далеко впервые, да и вообще, многие пилоты дергали рычаги до этого только на стоянках, по-настоящему больше на тренажерах полеты имитировали. Были у Брашии те же проблемы с горючим, что и у Империи.

Двигались они невысоко, не более пятитысячной отметки, потому как гружены были под завязку. Ракеты умные напихали им не только в брюхо, а еще и под ним навесили. А у некоторых, самых тихоходных, снизу антенны параболические гроздьями спелыми свисали, соревнуясь размерами поперечными со своими носителями. Но включили те антенны, лишь когда к Эйрарбии подлетели вплотную. Ой, что тут началось.

Оружейники, обученные гораздо лучше летчиков, потому как для разборки и обслуживания ракет топливо тратить вовсе не требовалось, взялись за дело со вкусом. Внутренности ракет ожили, запоминая координаты, с локаторов гигантских поставляемые. И понеслись ракеты вперед. Некоторые ринулись вверх над руслом многоводного Papa, используя его берега как прикрытие от имперских локаторов. Дальше многие так и шли, сворачивая в его притоки, разделяясь по пунктам конечного назначения. Работы эйрарбакской ПВО прибавилось немерено.

А ракеты из боевых дирижаблей сыпались и сыпались. Крылышки в падении раскладывали и дули напропалую. Управлялись многие из них методом теленаведения, то есть передавали на борт в штурманскую рубку то, что видели поблизости, а уж штурманы по этому поводу действовали так либо эдак, элеронами и рулями ворочая. Весело им было, потому что ничем не рисковали, они даже ставки между собой заключали, кто быстрее и больше целей поразит. Это очень напоминало игровой зал. Одно им мешало — радиопротиводействие. Постоянно по экранам полосы ползли, рябь какая-то мерзкая глаза застилала. Словом, игра была интересной, но сильно раздражающей, а бросить нельзя, потомукак трибунал. Самое смешное, что последнего они вообще зря боялись, не суждено им было возвратиться в родные пенаты, и не потому, что эйрарбаки вплотную занялись ими, вовсе нет, просто из-за повышенной боевой загрузки горючего было у них в один конец. Мечтали, конечно, некоторые командиры экипажей попытаться после боя хотя бы недо Брашпутиды, так хоть до Мерактропии дотянуть, но то были не лучшие, малоопытные капитаны воздушных кораблей. Так что бой у них был последним...

ХИТРЫЕ ЦЕЛИ

Глав-штурм-майор вызвал Лумиса в убежище боевой смены. Вообще-то Мероид не был его непосредственным начальником, так что, можно сказать, пригласил. Да, прошли те времена, когда пробежка из одного подземелья в другое была простым развлечением-разминкой. Теперь нужно было напяливать «защиту», а потом снимать по особой методике, не касаясь голыми пальцами внешней стороны, в общем, целая мука.

Мероид ел, в смысле его челюсти двигались, а сам он уставился куда-то в нереальность, видимо, в свои любимые зеленые экраны.

— Привет армии, — подбодрил его Лумис.

— Садись, пехота. — Майор немного ожил. — Ты ел?

— Да, вроде того. — Лумис сел.

— Рядовой Табаско, выдать нашему гостю чего-нибудь, но двойную порцию, — скомандовал начальник газодинамического лазера. — Ты ешь, не стесняйся, пишу-то мы потребляем по-прежнему, не то что горючее.

— Баллистические ракеты сбили? Майор помрачнел:

Только две, Лумис. Лишь зря пожгли топливо. Твердые маленькие стервы. Мы впервые промахнулись, правда, надеюсь, что гирокон вывел из строя хотя бы еще одну.

— Что? — переспросил Лумис.

— Гирокон — миллиметровый излучатель — «убийца железа», я же тебе объяснял.

— А, вспомнил. И что города? Майор Мероид перестал жевать:

— По всей видимости, накрылись. В этой сутолоке ни черта не узнаешь. А Штаб молчит. Удивляюсь, почему нет других ракет. По секретным сводкам, на Мадогосе их стояла уйма.

Лумис пожал плечами.

— А кто замещает вас в кабине?

Эйч-капитан Анахт, пусть практикуется, целей пока нет. Я передал на КП, что лазер должен остыть. Пусть тревожат только по достойному поводу.

В углу звякнул массивный металлический телефон. Трубку взял повар — рядовой Табаско.

— Вас, штурм-майор.

— Ну вот, — Мероид вытерся салфеткой, — началось. Да, слушаю.

— Привет, говорит ваш коллега Гроппе. Я воистину рад, что вы еще живы. Как война?.. Что, совсем без работы сидишь?..Что, локатор вывели из строя?.. Нет? А что?.. — Майор повернулся к Лумису: — У бедняги кончились ракеты еще в середине ночи, и эти мудаки с базы снабжения до сих пор не подвезли. Послушай, соратник, если не подвезут, бросай все на поруки луне Мятой и валяй к нам. У нас работы навалом, без дела не останешься. Можешь захватить с собой народ, только учти, слишком ярых имперцев мне тут не надо. Берите машины, пищу, оружие ручное, все, что есть. Нам лишние пехотинцы не помешают. Нет, не шучу, честно приглашаю... Ладно, давай, пока. Чего тихо говорю? У тех, кто слушал меня ночью, внутреннее ухо вывернулось наружу. Все, будь. — Трубка легла на рычаг.

— Вы что, майор, решили собрать здесь армию? — спросил Лумис с беспокойством.

— Ты думаешь, Диракузо меня простил? Черта лысого. Как только схлынет небесная атака и дела переместятся на землю-матушку — за нас возьмутся.

— Брошенную машину с горючим будем вытаскивать?

— Не думаю, что она еще на месте и что она целехонька. Но пошли кого-нибудь из своих понадежней. Пусть их будет побольше, и пусть вооружатся для большой битвы, топливо сейчас бесценно. Главные правительственные склады или уже поражены и горят ярким пламенем, или это произойдет в ближайшее время. Сам не лезь, прошу тебя. Ты мне сейчас нужен здесь. Знаешь, что я собираюсь сделать?

Лумис не знал.

— Я собираюсь освободить из-под ареста хотя бы часть здешних «черных орлов». Нам нужно максимально усилить охрану. Я жду попыток диверсии. Посмотрим, как будут вести себя эти парни. Надеюсь, они сумеют сориентироваться в ситуации. И вообще, Лумис, представляешь, что начнется в ближайшее время? Мир опрокинулся, жизнь потеряла стабильность и цель — у многих будут психические срывы. У нас тут женщины-ученые, да и сами «большие лбы» могут стать предметом мести, ведь все они косвенно виноваты в создании этих орудий массового уничтожения. Почти наверняка в самые ближайшие дни взлетят на воздух все большие города. Браши взялись за Империю всерьез, чем-то мы их обидели, страшно обидели.

Лумис ел молча. Что можно было добавить к этим кошмарным предвидениям?

РЕЗВЫЕ ЦЕЛИ

Вот они, явились не запылились. Вправду не запылились, потому что неслись в эфирных высях, куда пыль и всякий прочий прах с обитаемого низа никогда не добирается, разве что после подрыва сотни мегатонн. Неслись они будто угорелые, но совсем невидимо и неслышно для простых смертных, поскольку забрались так высоко, что даже инверсионных следов негде было оставлять. Такие они — гиперзвуковые самолеты.

Хоть и хотелось брашским генералиссимусам, чтобы эти соколики появились над Эйрарбией согласованно с остальной летающей всячиной, однако тогда следовало чрезмерно долго их на пусковых установках незапущенными держать, что повышало вероятность их уничтожения на земле, а не в привычной стихии — было бы такое донельзя обидно.Но рассчитывать на то, что эйрарбаки будут философски недвижно созерцать приближение к своим берегам флотов, морских и воздушных, было абсолютно неразумно, тем более что единственную в мире базу ракетную на Мадогосе уже атаковали. Поэтому армада гиперсамолетов все же стартовала раньше, чем хотелось бы рационалистам. Не самый интересный, но тем не менее факт: летя на своей умопомрачительной высоте, многие гиперы прошли над эйрарбакскими посланниками, движущимися поражатьихаэродромы.

Встречались среди гиперзвуковиков всякие: были управляемые, с пилотами сонными, полумертвыми от напряжения и перегрузок, обалдевшими с непривычки, потому как впервые по-настоящему летели; попадались и неуправляемые, эдакие боевые корабли-роботы с куриными мозгами, но большим апломбом. И знаете, не всегда те, что управлялись человеком, были больше по массе и длине, чем автоматические. Кое-кто из последних такие боеголовки внутри нес, будь здоров! Встречались среди них и маленькие, эдакая двадцатиметровая мелюзга. Такие волокли заряды поменьше, но тоже не слабые. Задача у всех автоматов была проста — попасть в намеченную цель. Спикировать на нее из стратосферы, как гром среди ясного неба, точнее, еще быстрее, поскольку каждый из них свое звуковое эхо обгонял играючи.

Хуже приходилось управляемым, поскольку внутри у них сидели живые существа, наделенные воображением и по этой причине иногда видящие будущее. Оно представлялось мрачным. Нет, не для Республики Брашей в целом, ее триумфальное шествие к последней победе не вызывало вопросов, а вот свое собственное — индивидуальное, не муравьи же они были в конце-то концов, немножечко о себе-то думали. Да, понятно было, что родина-мама поила их всю жизнь березовым соком и прочими напитками покруче не просто так, а для этого единственного, наваливающегося быстрее звука подвига, но все же было как-то не по себе: жить хотелось дальше, понимаете? И как-то орден на памятнике, над гробиком пустым, не слишком радовал.

По этой причине, когда суша на экране, демонстрирующем панораму внизу, сменила океанскую синеву, возникла перед ними дилемма чудовищная и логическим путем вовсе неразрешимая. С одной стороны, горючего внутри хватало и для обратного полета, можно было, даже не сворачивая и не снижаясь, Гею родимую обогнуть и на бреющем домчать до Брашпутиды. Это неважно, что у самолетов отсутствовало шасси, как лишняя запчасть, увеличивающая вес, по этой же причине у него не было ни пулеметов, ни пушек для самообороны. Гиперзвуковик мог сесть только в одном месте мира — на секретном аэродроме «Поход века-2», в центре любимого континента, где наличествовала специальнаясамодвижущаяся посадочная полоса. Но ведь была еще катапульта, и, выстрелившись над Брашией, можно было впоследствии получить свои цветы и орден на грудь, а не на памятник. И вот в чем конкретно заключалась дилемма. Если не маневрировать и не включать форсаж — шанс вернуться появлялся, — горючего хватало, но если не включать форсаж и не уклоняться, эйрарбаки собьют запросто, да и к цели с нужного угла и высоты не вырулишь — промажешь: трибунал в военное время высшая мера. Каково? Вот тут, над Эйрарбией, и начиналась рулетка. И с той стороны и с этой летчиков сдавливал страх: кто боялся больше позора и трибунала, кто ракет и лазеров вражеских, кто и того и другого помаленьку. Хорошо, если мнение экипажа сходилось в каком-то одном положении, а если нет? Тут уж противоречие выходило на новый уровень, и, ей-богу, без математики было его даже теоретически не решить. Везло только одним, таких было, к сожалению, не так уж много, тех, кто всю жизнь мечтал об этом последнем полете. Вот они и воевали лучше остальных, только, конечно, не возвращались. Вечная слава героям! Минута молчания, и продолжим разговор.

ПРИГЛАШЕНИЕ НА БАНКЕТ

— Спорим, майор, сейчас я вас удивлю? — сказал Лумис в микрофон. Где-то под резиновой маской он заранее улыбался.

— Валяй, я даже бутылку технического алкоголя поставлю на кон. Что, брашская пехота уже здесь?

— Нет, упаси бог. Вы-то ее вблизи не видели, а я в зеленой юности насмотрелся, больше не хочется. Так вот, глав-штурм-майор, к вам пожаловал целый адмирал флота.

— Господи Великий Эрр. Флоту-то что он нас надо?

— Не от нас, а от вас лично. Ну, так направлять в апартаменты?

— Веди в мое убежище-кабинет, я сейчас туда отправлюсь, нечего ему делать в «главном барабане». Проводи лично, будешь присутствовать при разговоре.

Когда все трое сняли защиту, перед двумя из них действительно предстал адмирал.

— Здравия желаю, господа командиры. Адмирал Имперского флота Дук Сутомо, Военно-морская разведка, — представился он бодро и сел.

— Глав-штурм-майор Мероид, а это Диностарио, представитель Революционных Армий, их главный командос, — сообщил Мероид со значением. Адмирал глянул на Лумиса с интересом. — Чем обязаны столь высокой чести?

— Я так понимаю, что мы можем говорить при вашем друге о чем угодно?

Мероид кивнул.

— Мне очень хочется служить своей стране, тем более в такое тяжелое для нее время. Дайте мне слово, что вы не выдадите источник получения информации, которую я сейчас вам предоставлю. Поверьте, штурм-майор, я достаточно хорошо изучил копию вашего личного дела и поэтому знаю о вас многое. Мне будет достаточно вашего словесного обещания. Ясное дело, по поводу переданной мною информации вы можете совершать любые необходимые действия, но в пределах оговоренных мной условий, договорились?

— Хорошо, адмирал, я даю вам слово чести, что никто не узнает о вашем участии в этом деле, в чем бы оно ни заключалось.

— Я, в свою очередь, полностью присоединяюсь к майору, — добавил Лумис, ощущая себя чуточку идиотом. Вершилась какая-то детская игра в военную тайну.

— Итак, майор, по имеющимся у меня сведениям, в ближайшее время, то есть не далее завтрашнего дня, ваш объект подвергнется атаке горнострелкового легиона, переброшенного сюда специально для этого. — Адмирал расстегнул китель и достал кипу хронопластин. — Тут подробный план операции, за исключением точного времени ее начала.К сожалению, в момент, когда мне попались эти данные, оно еще не было согласовано. Можете изучать, но мой вам совет: используйте оставшееся время для бегства. У нападающих приказ не применять тяжелое оружие, беречь технику, вообще, по возможности, обходиться иглометами, но это вас не спасет, у них многократный перевес в живой силе. Сейчас обстановка в мире резко изменилась, хаос будет охватывать все большие и большие области, есть шанс спастись, по крайней мере такой же, как и у всех остальных. — Адмирал встал.

— Вы уже уходите? — удивился Мероид.

— Да, хотя конкретное место и даже город, в котором я служил, уничтожены, я, по счастью, жив. Смогу как-нибудь объяснить свое отсутствие в течение суток.

— Хорошо. Я вас понимаю. Но все же интересно: почему вы пришли к нам?

— Вы сделали то, что не сумел сделать я: предотвратили сброс бомбы брашами.