Чтение 14–й страницы книги ~Марш обреченных~

— Наружка по-прежнему стоит?

— Да, что с ней станется. Сидит в тачке пара чебурашек. Похоже, загородная прогулка их ничему не научила.

— Странно. А в доме напротив наблюдательного пункта нет?

— Не фиксируется. В любом случае, все будет происходить после наступления темноты, а Валера не новичок в подобного рода делах. Подождем до завтра.

Оно, конечно так, но на всякий случай надо бы его подстраховать. Вдруг, скажем, топтуны никуда не уедут…

— А подъезд оборудован камерой слежения. Успокойся. Ничего там нет. Проверено. И следопыты самые что ни на есть обычные. Если объект уйдет, они обязательно за ним потянутся.

— Или передадут его по рации.

— По-моему, ты преувеличиваешь. В конце концов Варвара Кондратьевна не в оперативной разработке, это все художественная самодеятельность Банникова энд компани.

— Ой ли, Слава? Как-то не похоже. В общем, так. Он на связь когда выходит?

— Через два часа.

— Отлично. Скажешь ему, что я его подстрахую. Пусть на всякий случай возьмет с собой говорилку.

— Сделаем. Будут ещё указания?

— Тебе мало того, что есть? Хорошо. Подними информацию по танковым войскам Дудаева, уточни, что и из каких частей собиралось в сводные части для войны в Чечне, разузнай, кто конкретно занимался переброской боевой техники, ну, а в перерыве подними открытые источники, не сообщалось ли где-нибудь о деле Васи Покера. История занятная, могла где-то и просочиться. А там глядишь, тропка какая появиться.

— Хорошо, командир. Я также намелю кофе на семь недель, прополю грядки, познаю смысл жизни и выращу розы. Ты какие больше любишь?

— Да, кстати о розах! Хорошо, что напомнил. Надо будет купить. Завтра я поеду знакомиться с родителями своей жены.

Немая сцена почти по Гоголю.

— Ты что, серьезно?

— Серьезно. Уж куда серьезнее.

— Ну, командир, ты даешь! Поздравляю!

— Спасибо, но давай об этом после. Я сейчас съезжу в гости к полковнику Худороцкому, затем покараулю возле дома Рыбакова, потом буду относительно свободен. Да, вот еще, пока я не ушел, расскажи мне, поиск по Мюррею что-нибудь дал?

— Немного. Но я продолжаю рыть. А пока известные вещи. Мультимиллионер. Основные сферы бизнеса: торговля оружием, компьютеры, нефть, судостроение.

— Это в порядке убывания?

— Да. Живет в тихом домике на двадцать с лишним комнат на живописном берегу речки Джемс в получасе езды от Ричмонда, штат Вирджиния. Со времени вашего знакомства приводов в полицию не имел и вообще живет очень тихо. Вот такой идиллический портрет бывшего политического льва вдали от привычных парламентских саванн.

— Не густо, — вздыхаю я.

— Работаем, — разводит руками Бирюков.

— Работаем! Интересен результат, а не процесс. Ладно, последний вопрос. На самом деле его следовало задать Тагиру. Из головы вылетело. Что там «Славянская»?

— Почти ничего. Коулер останавливался всего один раз и, как это не прискорбно, его никто не запомнил. Даже лица толком вспомнить не могут.

— Профи! — уныло констатирую я. — Однако, если он не останавливался здесь, то где?

— А нигде! Я проверил данные по билетам «Аэрофлота», каждый раз, Макс Коулер улетал в тот же день, что и прилетал.

— Интересный расклад! Осталось только узнать, что он делал все это время между точкой А и точкой Б? И ты молчал!

— Информация пока ещё совсем сырая. Пока что мы даже не можем определить, — Макс Коулер — это один человек, или, скажем, два. Никаких сведений о его персоне у нас нет. Даже фотография, и та отсутствует. Так что, никто не поручится, что прилетел один и тот же человек. Может быть, это смена челнока, кто его знает?

— Понятно. Проехали. Что по Мухамедшину?

— Постоянный клиент. Что показательно, никто не знал, что он полковник. Приезжал Мухамедшин исключительно в цивильном костюме, очень строгом и явно шитом на заказ.Денег не жалел. Рестораны. Шлюхи. Короче, оттяжка по полной программе. Изредка к нему наведывались какие-то люди, но всегда в гражданском. В форме не приходил никто.

— Тоже ни Бог весть что. О том, что этот полковник, если, конечно, он работал на американскую разведку, не будет ходить на встречу при полном параде с орденами и регалиями, можно было предполагать. А уж его собеседники и подавно мундиров не носят. Какие будут предложения?

— Стандартные, — усмехается Слава, — пилите, Шура, пилите. Они золотые.

— Вот ты этим и займись. А я пошел разбираться с танками Артема Худороцкого.

Распрощавшись, я покинул здание через один из запасных ходов и, миновав подвал соседнего дома, вышел на улицу. Из открытых окон бывшего садика слышался вой шлифовальной машины и визги электродрели. Пройдет всего пару недель, и возле входа в новый оплот свободного предпринимательства будет красоваться новая вывеска «УСК лимитед», а весь внутренний облик его станет свидетельствовать о солидности и благополучии фирмы. И будут здесь моргать дисплеи компьютеров, сверкать улыбками молодые секретарши, сновать по этажам усердные работники, и налоговые инспектора будут с радостью вспоминать гордое имя нашего предприятия, но все равно, сколько бы не кипела здесь работа, она будет лишь «крышей» для деятельности клуба «Дети подземелья», укрытого под зданием в подвале, о существовании которого не будет знать никто, кроме имеющих сюда доступ. Не будут знать, надеюсь, максимально долгое время. Потом «крышу» придется менять. Ибо такова специфика работы, и на рекламу нам тратиться не подобает…

Комната в общежитии Академии Бронетанковых войск была обставлена с истинно спартанской простотой. Две пружинные койки, две тумбочки, стул и настольная лампа — вот то, чем обеспечивало командование старших офицеров. Что ж, после Чечни и такие апартаменты кажутся «Хилтоном».

— Тук, тук. Артем Владимирович, можно к вам?

— Саша? Откуда ты?! Как ты меня нашел?

— Да вот, шел мимо, дай думаю — зайду.

— Брешешь! Ты же не знал, где я живу? — насмешливо бросает танкист.

— И, тем не менее, я здесь.

— Хорошо, проходи, рассказывай. — Артем указывает на единственный в комнате стул. — Извини, кроме чая, угостить тебя нечем.

— Не беда. Я к тебе по делу.

— Догадался. Давай, выкладывай, что там у тебя?

— Дело в том, что я тебя немного обманул.

— В чем?

— Последние годы я не служу в спецназе.

— Вот как, а где?

— В контрразведке, — я достаю из кармана удостоверение. Одно из многих, заранее заготовленных на мое имя.

— Понятно. — Артем заметно мрачнеет. — И чем обязан?

— В общем-то, тем же, что послужило причиной твоего вызова в Москву. Не кривись. Я знаю, что тебе тошно об этом вспоминать. Но мне нужна твоя помощь.

— Помощь? В чем? — тон Худороцкого остается отчужденным. Атмосфера офицерской солидарности, царившая в наших отношениях после обеда в клубе Министерства Обороны, разрушилась напрочь. Теперь он сух и сдержан.

— Артем, я тебя прошу, не становись в стойку борзого барана. Это не твое дело. Твое сегодня закрыто. Держи, вот оно, — папка с документами ложится перед ним на тумбочку. — А это — официальное уведомление о том, что Главная Военная Прокуратура ни к тебе, ни к майору Васильченко Алексею Юрьевичу никаких претензий не имеет.

— Чародей! — усмехается Артем, удивленно-выжидательно глядя на меня. — И что же тогда тебя интересует, великий и ужасный?

— Артем, это серьезно. Это очень серьезно. Дело, которое мы сейчас ведем, официально не существует.

— То есть? — перебивает меня полковник Худороцкий.

— Указанием с самих верхов оно закрыто раз и навсегда. Мы ещё сами многого не знаем, но даже того, что нам известно, хватит на смертный приговор выше крыши.

— Для кого приговор-то: для вас или для них?

— По закону — для них, по жизни — для нас. Потому, пойми меня правильно, я очень рискую, говоря с тобой об этом.

Это было правдой. Стоило в комнате оказаться «клопу», и сегодня вечером Натали рисковала остаться вдовой. Правда, постоянно действующие приборы мой карманный детектор фиксировал, но я прекрасно отдавал себе отчет, что такие штучки представляли позавчерашний день подслушивающей техники.

— В общем, дело ведется неофициально. Если хочешь, можешь отказаться.

Полковник отходит к окну, насвистывая мотив, в котором я не без труда узнаю: «Так громче, музыка, играй победу…» Я смотрю ему в спину, стараясь ничем не выдать свое волнение. Насколько я имел дело с подобными людьми, если сейчас, вот так вот, с ходу, в лоб, он не согласится, все — туши свет, бросай гранату. Прощайся и уходи. Результата не будет.

«Так за царя, за Родину, за веру

Мы грянем громкое: Ура, ура, ура», — свистит он. И наконец:

— Понятно. — Лицо Артема расплылось в широкой улыбке. — Что я вам скажу, ребята, — вы смертники. Но мне, черт возьми, это нравиться! Я с вами. Держи пять!

Крепкое рукопожатие. Спасибо, полковник, ты сам не знаешь, как ты меня обрадовал. Если бы, осознав, что после того, как ты дашь свое согласие работать с нами, жизнь твоя не будет стоить гроша ломаного, послал меня со всеми моими делами к ядрене фене, то был бы несомненно прав. Как человек. Но как офицер ты бы навсегда погиб сегодня для меня. Живо, живо ещё российское офицерство и неистребим его дух, как бы не предавали и продавали своих защитников те, кто дорвался до заветного прилавка. Виват вам, господа офицеры! Кто же, если не мы?

— Спасибо, Артем. Честно говоря, я надеялся, что так и будет. Но должен тебя предупредить. Дело действительно опасное. Уже погибли трое. Бывший генерал КГБ, подполковник контрразведки и полковник-танкист.

— Танкист?

— Да. Полковник Садык Мухамедшин. Может слышал? Афган, Герамания, Узекистан.

— Нет не доводилось, — мотает головой Худороцкий. — А насчет опасности — это ты пойди кому-нибудь другому расскажи. Не забывай, откуда я приехал.

— Прости, я не хотел тебя обидеть. Но обязан предупредить, чтобы ты понимал, если не дай Бог кого-то из нас, тебя, меня, моих товарищей возьмут за жабры, может оказаться, что помощи ждать будет неоткуда.

— Ясно. Понял. Но слово офицерское у меня одно. Давай целеуказания.

— Артем, мне нужна исчерпывающая информация о боевой технике, с которой твоя бригада входила в Чечню. Еще лучше, все то же по всей грозненской группировке. Но это по возможности.

Полковник Худороцкий согласно кивает.

— Саша, если не секрет, зачем?

— Какой уж тут секрет? Ты и сам ответ знаешь. Не веришь? Тогда ответь мне, пожалуйста, какого года выпуска у тебя были танки?

— Как тебе сказать? — на минуту задумывается мой собеседник. — В среднем, начало семидесятых. Старые, не то слово! По два-три капремонта на машину. Такое впечатление, что их сняли с консервации, покрасили и кинули в бой.

— Покрасили? — переспрашиваю я.

Это весьма ценный штрих. Если взять за основу версию о танках, вывезенных из Германии, то перекраска боевого металлолома должна обязательно входить в комплекс подготовительных мер перед окончательной утилизацией в пекле грозненских улиц.

— Ну да! Мать их. С виду — новые. Муха не трахалась, а залезешь — дерьмо. До города доехать и сдохнуть. Даже без активной брони. Жги, не хочу. Понятное дело, их и жгли.

— Послушай, у тебя хоть один из этих динозавров дожил до сегодняшнего дня?

— Шутишь? Я что, по-твоему, похож на юного пионера, такую груду никчемного железа за собой таскать? Все, что способно было стрелять, использовали в качестве стационарных огневых точек, а остальное — что-где. Это же не танки — одна видимость! А экипажи? Такое впечатление, что бронетехнику они только по телевизору видели. Со всего Северо-Кавказского военного округа молодняк необстрелянный собирали, сволочи. Основные ударные силы бригады — четыре восьмидесятки, которые у чечей отбили.

— Восьмидесятки? — задаю я провокационный вопрос. — Откуда у моджахедов восьмидесятки?

— А бес его знает! Может из тех, что при выводе войск остались.

— Нет. Не получается. В декабре у Дудаева в Грозном насчитывалось 38 танков различных моделей[35].Танковый полк Исы Далхаева. Причем часть их, как и твои, были закопаны в землю. По сводке же на середину мая в ходе боевых действий уничтожены 74 танка, свыше 110 БТР и БМП, 19 «Градов» и далее, далее, далее[36].Не сходятся концы с концами, как ни крути. Налицо явный приток боевой техники извне. Этим-то мы собственно и занимаемся.

— Понятно. Хорошо. Мы с Лешей все сделаем. Пару дней у нас есть?

— Есть. И вот ещё что. Если возможно, нужно соскрести краску с брони старых танков и передать пробу сюда. Вдруг там окажутся прежние слои — их тоже, обязательно. Старайтесь скрести в районе опознавательных знаков. Если что получится — посылай на вот этот абонементный ящик. — Я называю ему номер а/я в одном из подмосковных городов.

— Рассчитываешь найти там что-то интересное? — с некоторой долей иронии произносит Артем.

— Да. Опознавательные знаки народной армии ГДР. Царствие ей небесное.

Глава 18

Вряд ли можно сегодня найти человека, не представляющего себе, что такое танк. И ныне все ещё дикий тунгус, и друг степей калмык охотно расскажет, как из себя выглядит этот прямой потомок боевых слонов. Всякий же, кому хоть раз доводилось сидеть в окопе минут за пятнадцать перед атакой и лихорадочно вспоминать слова хоть какой-то молитвы, ожидая условных зеленых свистков в северо-западном направлении, знает, как полезно иметь на своей стороне достаточное количество этих бронированных махин. Впрочем, редко, когда их бывает достаточно. При всей его грозной мощи, жизнь танка на поле боя исчисляется минутами. Значит, для ведения войны понадобятся все новые и новые машины, которые надо где-то брать. А раз таковы её суровые реалии, то всегда есть люди, которые знают о танках много больше, чем любой танкист, будь то конструктор, механик-водитель или командир танкового полка. Этим людям известна цена его и не только на поле боя, но и в мирной жизни. А поскольку, несмотря на военную форму, сидение сих господ в окопах представляется более чем сомнительным, то грозная боевая машина видится им своеобразным зачарованным монстром, который сам Бог велел превратить в пригорок свободно конвертируемой валюты соответствующих размеров. Что ж, у каждого свои воззрения — разница в возможностях. И в умении создавать такие возможности. Наши противники в этом преуспели, но ведь и мы на кое-что сгодимся, не так ли? А раз так, значит, придется доказать, что мы умеем это лучше. Другого варианта нет.

Впрочем, ничем иным мы и не занимаемся. Завтра наши новые союзники отправятся к месту расквартирования части, в следствии чего, я очень надеюсь, в нашем распоряжении окажутся факты, подтверждающие правильность нашей версии. Если даже не удастся определить по номерам, что танки, брошенные на верное уничтожение в грозненскую мясорубку, стояли на вооружении немецкой армии, то разницы в составе краски скрыть практически невозможно. Разве что ободрать весь танк напрочь. А кто этим будет заниматься, если весь этот металлолом планируется уничтожить вдребезги за несколько дней? Тем более, если речь идет не об одной машине, а о сотнях. Скорее всего, никто. Значит и закрашенные эмблемы могут найтись, если поискать. Надо только знать, где?

Мы знаем. Искать надо на самых ветхих, самых изношенных машинах, шансы на выживание которых в бою исчисляются в отрицательных величинах. И если следы пребывания техники за бугром есть, то ребята их наверняка отыщут. А это козырь не из малых.

Ладно, сейчас пора выезжать на подмогу к Валере. Поскольку очень уж мне не нравится та простота, с которой вроде бы открывается искомый ларчик. Машина с наружкой — это понятно. Они пасут Варвару Кондратьевну, стараясь, видимо, установить её контакты. Не совсем понятно, зачем, но допускаю, что тем, кто планировал эту операцию, такая информация действительно нужна. Тогда приходится признать, что наших конкурентов интересует именно Варвара Кондратьевна, её разговоры и перемещения, а не что-либо другое. Допустить такое, конечно, можно, но понять затруднительно. Если, несмотря ни на что, наблюдение до сих пор не снимают, значит Банников и компания чего-то ждут. Скажем, появления некоего, одним им ведомого визитера. Наше хулиганство с топтунами, накаченными водкой и наркотой до состояния полной невменяемости целиком, играет на эту версию. Возможно, что ждут именно нас. Интересно, надолго ли их хватит?

В любом случае, обжегшись один раз, комитетчики должны были сделать надлежащие выводы. Не сделали? Вряд ли! Считать противника идиотом — самое худшее, что может позволить себе оперативник. Яркое проявление того самого качества. Значит, есть все основания полагать, что наши подопечные выводы сделали, тогда квартира тоже должна быть под контролем. На случай, если кто-нибудь вздумает явиться в отсутствии хозяйки. Логично? Вполне. В таком случае остается установить, где бы, например, я установил наблюдательный пункт. Возьмем, скажем, дом напротив. Вероятно. Подъезд под наблюдением, и окна тоже. Чердак на замке, а выход из подвала контролируется постовым на входе. Впрочем, ни первое, ни второе, ни третье достаточной гарантии не дает.

Окна перекрываются плотными шторами, чердак можно открыть по предварительному договору, не выходя из подъезда, постового нетрудно отвлечь или просто выждать, пока он, скажем, отлучится по нужде. Нет, такое размещение малоэффективно. Даже то, что, скорее всего, в самой квартире имеется прослушка, проблему не снимает. Что такое «клопы» для человека, прожившего бок о бок с ними долгие годы? Вариант для ведения шпиля[37],например, для загрузки дезинформации. Зная о наличии этих паразитов, минимизировать вред, ими приносимый, не составляет особого труда. Что же тогда?

Остается одно — держать под контролем входную дверь. Мимо неё действительно пройти затруднительно. Конечно, пост на лестничной клетке на установишь, но этого и ненадо. Достаточно засесть в соседней квартире. Благо, дом ведомственный и народ в нем живет понимающий. Объяснить соседям, что это необходимо для блага самой Варвары Кондратьевны труда не составит. Полагаю, слух о том, что смерть генерала Рыбакова на самом деле не была самоубийством, по подъезду уже пополз. Иначе и быть не могло.Все остальное — дело техники. Значит, похоже, так оно и есть. Остается уточнить, где? Вряд ли кто-то согласится торчать у дверного глазка целый день, даже из чувства долга, даже за своевременно выданную зарплату. Тем более, что научно-технический прогресс в области спецтехники доковылял-таки до московского офиса ФСБ и вставить в дверь вместо глазка камеру панорамного обзора не составляет особого труда.

Таким образом, учитывая, что на площадке всего три квартиры, нас интересует та из них, в которой новый глазок. Исключаем одну дверь. Получаем искомые две двери. Определить нужную — задача для третьего класса церковно-приходской школы. Вот и славно, вот и чудесно! Пора ехать. Только домой надо позвонить, предупредить, что задерживаюсь. Я ловлю себя на мысли, что совершаю какое-то странное действие. Ну, конечно же! До этого дня мне как-то никогда не доводилось набирать номер собственного телефона. А уж предупреждать кого-то, что задерживаюсь на работе, и подавно. Длинные гудки в трубке.

— Алло.

— Наташенька, привет, это я.

— Саша! Хорошо, что ты позвонил. Я уже волноваться начала. Ты скоро?

— Нет. Извини, работа.

— У-у-у-у!!!

— Солнышко, как только смогу, сразу же примчусь. Веришь?

— Верю, — печально вздыхает Натали, — все равно обидно. Время-то уходит.

— Любимая, не трави душу. Вариантов нет.

— Ладно жду, приезжай скорее! Да, кстати, Аня звонила. Ей нужно с тобой встретиться. Она будет ждать твоего звонка завтра до полдевятого утра.

— Спасибо, солнышко. Выше нос. Не скучай.

— Это легче сказать, чем сделать. Ладно, пока. Я люблю тебя.

— Я тоже тебя очень люблю. Все. Бай-бай. Целую нежно.

Пора ехать. Начинает темнеть, соответственно до начала операции остался где-то час, от силы полтора. Успеваю. Даже если заеду по дороге куда-нибудь перекусить.

Звонила Птаха. Это хорошо. Видимо есть какая-то информация от отца. Живем! Останавливаю машину за углом, возле дома Рыбакова, пора выходить на связь.

— Мангуст первый вызывает Мангуста второго. Прием.

— Мангуст первый, слышу тебя хорошо. У меня все в порядке. Жду сигнала, — тоном охотника на боевой тропе отвечает Валера.

— Отлично. Слушай меня внимательно. Вероятнее всего, в одной из квартир на лестничной клетке Рыбаковых — наблюдательный пункт.

— Понял, командир. Какие будут распоряжения?

— У тебя подход отработан?

— Само собой.

— Значит, так, идешь первым, убираешь охранника внизу. Дальше ждешь меня. Я тихо подымаюсь наверх и занимаю позицию на лестнице. Потом работаешь ты. У тебя есть чем потушить лампочку?

— Найдется, — обнадеживает меня Мангуст второй.

— Передашь мне. Насколько я понимаю, дверь не закрыта?

— Закрыта, но у меня с собой универсальная отмычка. Хотя, признаться, я не собирался туда входить.

— Придется войти. Иначе нам будет сложно объяснить, каким образом из сейфа в квартире, в которую никто не входил, пропали бумаги. А это, как ты сам понимаешь, нас никак не устраивает. Сейф — наша страховка. Гарантия того, что здесь завтра вся королевская рать носом землю рыть будет. Не каждый день из сейфов одного из бывших руководителей нелегальной разведки бумаги пропадают. Так что будь готов к веселью.

— Хорошо, первый, так и сделаем.

Время тянулось неестественно долго. Дожидаясь условного знака, я занимал позицию на загаженной голубями крыше дома напротив. Не скажу, что это было идеальное место для наблюдения, но времени подыскивать что-либо более подходящее у меня просто не было. Рассмотреть что либо с высоты семиэтажного дома, да ещё в темноте крайне проблематично, приходилось рассчитывать только на работу связи.

— Мангуст первый, я — Мангуст второй, объект вышел из дома и взял такси. Все в порядке, хвост потянулся следом. Я приступаю?

— Добро. Раз, два, три. Поехали!

Я стремглав бросился вниз. К счастью, лифт работал. Полминуты для того, чтобы привести в порядок внешний вид, ещё полминуты — обогнуть дом.

Валера прогуливается мимо дома с невозмутимостью кадрового пенсионера, сопровождающего своего мопса к ближайшему фонарному столбу. Руки у него погружены в карманы и, кроме нас с ним никто не знает, что подкладки в них нет. Зато под курткой имеется поясная кобура скрытого ношения. Естественно, не пустая. Вот он приближается к подъезду. Дверь открыта, поскольку жара, а охранник — тоже человек, и дышать хочет. Вполне разумно. Лампочка перед подъездом не горит. Может, перегорела, может, Валеразагодя побеспокоился. Не все ли равно? Главное, что она не горит. В трех шагах от входа находится будка, где за стеклянной загородкой сидит дежурный сержант, контролирующий всех входящих и выходящих. Пистолет, кнопка звонка вызова подмоги, телефон и журнал посещений — его единственные соратники в этом нелегком труде. Даже банальная книга, чтобы скоротать время, буде такая обнаружится на боевом посту, может иметь для караульного фатальные последствия. Выход из будки находится со стороны лестницы, так что для того, чтобы подойти к двери, надо пройти мимо будки.

Нас это не устраивало. Абсолютно не устраивало. Валера проходит мимо двери, куртка его распахнута. Тихий хлопок. Осколки лампочки, висящей над караулкой со звоном падают на пол. Ай-ай-ай. Какая досада. Невозможно работать в таких условиях. Впрочем, запасная лампа лежит тут же, а табурет и того ближе. Осталось самая малость — сменить лопнувшую лампочку на целую. Вперед, мой мальчик, до конца твоего сегодняшнего дежурства осталось всего ничего. Шагов, эдак, пять.

Пластун исчезает в доме. Через несколько секунд в темноте загорается тонкий лучик диверсионного фонарика. Понятно, клиент созрел. Следую за своим другом. Сержант, заклеенный скотчем, подобно почтовой посылке, тихо переносится в будку. Первый этап операции прошел успешно.

— Держи. — Валера протягивает мне пневматический пистолет. Шуму от этой хлопушки почти нет, особенно если звук выстрела глушится каким-либо другим, вроде шума проезжающей машины, а шарик, сбивший лампочку, найти значительно тяжелее, чем пулю. Тем более, если его своевременно подобрать. Черт возьми, забавно, с пятого класса не практиковался в стрельбе по лампочкам. Тихо поднимаюсь верх по лестнице. Еще один пролет, и вот заветная лестничная клетка. Стоп. Что там у нас с дверными глазками? Вот оно что! Великолепно. Вместо глазка в двери напротив — объектив камеры. Лучше пожалуй было установить его в квартире, что напротив лестницы. Обзор был бы удачнее.Ну, да нам это только с руки! Я становлюсь на колено в углу площадки. Нельзя высовываться раньше времени. Не хватало еще, чтобы кто-то из сидящих по соседству наблюдателей заметил мою тень. Мимо, как гренадер по плацу, марширует майор Пластун. Если даже орлы остроглазые у монитора задремали ненароком, то от такой железной поступиони наверняка проснутся. Валера подходит к двери. Отмычка мягко, без скрежета, входит в замочную скважину. Давай, второй, давай. Еще минуту, и эти тоже спекутся.

Щелчок. Дверь поддается. Все, мой напарник в квартире. А вот и друзья народа! Трое молодых да резвых выскакивают из квартиры напротив и бросаются по свежему следу. Молодцы! Гвардейцы! Где вас только обучают? Добычу почуяли! Наверняка даже на стреме никого не оставили. Блюстители законности, маму вашу!

Запомним вас такими молодыми и улыбающимися. Хлопок. Хана очередной лампочке. Стычка на лестничной клетке напоминает драку глухонемых. Нам шуметь не подобает, а наши противники от неожиданности произнести ничего не успевают.

Антракт. Всем отдыхать!

— Хорошие ребята, — шепчет Валера, проверяя клиентов на предмет наличия дыхания. — Запасливые. Даже наручники с собой захватили.

Следующий ход: затащить отдыхающих в глубокой отключке оперов в квартиру Рыбакова. Подарок от Деда Мороза! В сумме с распахнутым сейфом, эта троица — неоспоримое свидетельство нашего деятельного присутствия. Вот и славно. Свидетельство есть, а следов наших практически нет. Вот повеселится следственная бригада, разыскивая наши пальчики. Впрочем, завтра одними из первых здесь будет Андрей Стрельцов из генпрокуратуры и я от лица контрразведки.

Итак, до завтра. А сейчас пора удалиться по-английски, не прощаясь. Делать нам здесь больше нечего. Мы свое уже отработали.

Минут через двадцать, от силы полчаса, хозяева квартиры, в которой располагалась засада, начнут волноваться, куда запропастились их постоялицы, и, хотя дверь квартиры Рыбаковых заперта, а за нею — тишина, бдительные жильцы запросто могут удариться в панику и вызвать наряд. Это худший вариант. Для нас куда удачней, если ВарвараКондратьевна, вернувшись, сделает это сама. Но сбрасывать такую возможность со счетов было бы непростительной глупостью.

От подъезда мы расходимся. Медленно, без суеты, нервозности и резких движений. Идут себе люди по своим делам. Что с них возьмешь? Все. На сегодня работа закончена. Время возвращаться домой. Странное, давно забытое чувство: у меня снова появилось куда возвращаться. А, по-хорошему, и зачем жить. Впервые за последние годы я сегодня утром почувствовал себя человеком, а не чудесно отлаженной мыслящей боевой машиной. Странное чувство, пока ещё точно не знаю, как оно сочетается с моей дивной работой. Очень бы хотелось, чтобы сочеталось.

Скорее, скорее. Бог, который не фраер, ниспошли будь добр, зеленую волну на светофоры…

— Здравствуй, милый. Тебя так долго не было.* * *

Будильник канючит долго и противно. Самое противное, что делает он в шесть часов утра.

— Сашенька, ты что уже на работу? — просыпаясь от заунывного треньканья, спрашивает Натали.

— Увы, любимая.

— Ну вот. Не успел прийти — снова уходить — обиженно надувает губки очаровательное создание со вчерашнего дня именующееся моей женой. — Разве это хорошо.

— Это ужасно! Но что поделаешь.

— Ладно — обречено вздыхает она. — Пойду, займусь завтраком.