Чтение 20–й страницы книги ~Запретный мир~

– Песец – это не только северный зверь с ценным мехом, – глубокомысленно изрёк Хонда. – Это ещё и то, что нам завтра будет.

– Без тебя тошно, помолчал бы, – не сдержался Мавр. – Может, всё же попробовать рискнуть, пойти на вылазку?

– Нет! – Робин отрицательно покачал головой. – Там полно стражей, да и нуров привели несколько десятков. До машин мы если и доберёмся, то с огромными потерями. А ихещё сжечь надо будет успеть. Нереально.

– А может, Сата что сможет? – с надеждой отозвался Густав.

После памятного наводнения он преисполнился глубокого уважения к возможностям девушки. Всем ноттингемцам партизан по нескольку раз успел рассказать немудрёную историю, как однажды, на заре их пребывания в этом мире, сумел хлопнуть эту волшебницу по мягкому месту и отделался за это святотатство только оплеухой от Ахмеда.

– Не надейтесь, – мрачно ответил Робин. – После того потопа она до сих пор сил не набралась, а на опушке я в бинокль видел атонов. Они будут нести там вахту всю ночь; даже в лучшие дни ей не стоило там показываться, а сейчас и подавно.

– Вернёмся к северным животным, – не унимался Хонда. – Я считаю, что завтра придётся использовать всё. У нас есть немного патронов, несколько ручных гранат; это поможет против нуров. Будем стрелять из всего, что есть, не жалея зажигательных снарядов и бомб.

– Их не так много, – вздохнул Тевтон. – Доступа к устройству связи у нас нет, спирт брать негде, да и смолы не так много было. А машины обтянуты мокрой кожей в несколько слоев, местами даже укреплены бронзовыми и медными листами. Их даже напалм не сразу возьмёт.

– У нас есть несколько сюрпризов, – сказал Мавр. – Мы истолкли в пыль алюминиевые котелки, сделали несколько зажигательных гранат. Температура сгорания термита гораздо выше тысячи градусов, вся проблема в том, что таких зарядов у нас всего пять штук, бросать их надо наверняка, да и разгораются они не сразу.

– А ты сосчитал, что против нас выставили? – спросил Тевтон. – Я всё очень хорошо рассмотрел. Шесть огромных осадных башен, два тарана, здоровенная катапульта. Всесооружения сделаны капитально, боюсь, одной термитной гранатой никакое из них быстро не сжечь. В ручном заряде не так много зажигательного состава.

– Зато у нас артиллерия усилилась за эти месяцы, – довольно произнёс Мавр. – Мощных камнемётов восемь штук, куча баллист, малых катапульт и крепостных станковых арбалетов. Стрел и болтов наделали хороший запас. Вместе с прибывшими крестьянами у нас сорок девять лучников-рейнджеров, и тридцать человек имеют арбалеты...

– На стенах завтра будут все, – сказал Робин. – У камнемётов оставим по одному спецу, пусть их взводят и заряжают женщины. Понимаю, что им это нелегко, но нам потребуется каждый меч. На нижнем этаже надвратной башни устроим лазарет, там будет Сата с умелыми помощницами. Всех раненых сразу отправлять к ним. Врагов много, но и наснемало, а стены всё ещё крепкие. Бог даст, завтрашний день переживём, хотя и не всем из наших бойцов так повезёт. Берегите себя, ребята.

Маленький нур сбежал из клетки, воспользовавшись невнимательностью смотрителя. Он не знал, что такое изменение, и своим забавным видом мог вызвать улыбку у любого зрителя. Малыш спешил изо всех сил, он карабкался по стенам, проникал в узкие лазы, шлёпал по сырым коридорам, проделывая это с ловкостью, недоступной его изменённым собратьям. Нур спешил вверх, к центру Сердца Мира: там накопилось очень много работы, ведь все его сородичи уже много лет сидят в заточении, некому чистить плесень состен и поедать ядовитые грибы, не давая им наполнять воздух запахом гнили.

Хранитель очень устал. Ему было грустно, этот мир потерял для него почти всякий интерес, он отрывался от действительности всё больше и больше. Он знал, что должен продолжать выполнять своё нынешнее призвание, но с каждым днём делать это было всё труднее и труднее. Хранитель уходил в свой замысел, не в силах противостоять своему главному предназначению. Такое уже случалось, не с ним, с другими, но каждый раз находился какой-нибудь выход.

Выход был и у него. Нужное ему создание преодолело немыслимый лабиринт развилок, оно уже рядом, но всё ещё далеко. Завтра путь его снова разветвляется, возможность может потеряться навсегда, но Хранитель знал: этого не произойдёт, ведь он сам помог собрать игрушки. Однако даже это знание не могло преодолеть скуку и отчаяние, терпеть ленивый ход времени становилось всё труднее и труднее, ведь созревший Замысел сиял перед его взором во всей своей первозданной красе, требовал немедленного воплощения.

Крошечный чистильщик скатился на пол из какой-то сырой щели в стене. Глаз зверька сиял диким восторгом: он увидел Бога! Запищав от радости, нур бросился к Хранителю и потрясённо замер, глядя, как огромный глаз рождает слезу. Налившись влагой, она сорвалась вниз, упала в Колодец, медленно опустилась на дно, застывая блестящей риалой.

Опешивший нур оглядел стены, скрытые порослью плесени, гроздья грибов, высыпавшие на потолке, кучи гнили во всех углах зала. Зверёк застонал: ему никогда не справится в одиночку с таким запустением. Сев возле головы Бога, он горько заплакал, разделяя его печаль.

ГЛАВА 9

Робин стоял на стене немного левее от надвратной башни. Он смотрел, как враги готовятся к штурму. Спешенные воины выстраивались колонами, перед ними толпились ополченцы с лестницами, их прикрывали нуры с огромными щитами, в эту же линию становились охотники и ополченцы с пращами. Осадные машины уже медленно ползли вперёд.

В Ноттингеме никто не бил тревогу, все заняли свои места с рассветом. Люди не завтракали – мало кто мог сейчас думать о еде, да и на полный желудок тяжело переносятся раны в живот. Все надели чистую белую одежду, на которой санитарки легко увидят кровь и по ней найдут опасные раны. Каждый защитник получил по чаше с вином, успокаивая тревогу и заодно причащаясь, возможно, в последний раз. Утро было довольно морозное, но никто не мёрз; все стояли молча, делать им было уже нечего, все приготовления давно закончены.

Затрещали механизмы камнемётов, давая первый залп. Робин с сожалением проследил за его почти нулевыми результатами. На одной осадной башне оторвало колесо, но деловитая обслуга кинулась исправлять повреждение; ясно было, что не пройдёт и часа, как машина вновь двинется вперед. Развернувшись, вождь прошёл в башню, спустился вниз:

– Ну как? – тревожно спросила Сата.

– Нормально, – улыбнулся Робин. – Мы повредили одну машину.

– А можно мне посмотреть?

– Нет, милая, я же запретил тебе выглядывать отсюда. Твоя задача – раненые, только ты можешь спасти многие жизни.

– Да, Робин. Я буду очень стараться, но пожалуйста, будь тоже осторожнее! Мне больно думать, что ты на стене, а кругом такие опасности.

– Милая, ничего не поделаешь, моё место там.

– Я понимаю, но не могу это принять. Моё сердце так боится за тебя!

– Успокойся, дай я тебя поцелую... У меня хорошие доспехи и очень крепкая рука. Сиди здесь, мне надо идти, помни, моё сердце с тобой.

– Победы тебе, любимый, – шепнула девушка вслед.

Из башни Робин вышел уже другим человеком: на лице было суровое, решительное выражение, его люди не должны видеть малейших следов неуверенности или неуместной нежности. Он должен казаться всем машиной смерти, перед таким вождём им будет стыдно выказывать свою слабость. Начали бить дальнобойные баллисты, посылая в атакующих врагов тяжёлые копья. Но большого ущерба они не причиняли, хотя при удачном попадании выводили из строя иногда сразу нескольких бойцов. Вскоре ударили катапульты и слабые баллисты, заработали крепостные арбалеты.

Робин поднял свой лук, натянул тетиву, чуть повёл в сторону, учитывая слабый ветер с озера... Тетива хлопнула по перчатке, и все вокруг охнули от восхищения – один изохотников упал замертво. Никто не мог бить на такие дистанции, да и не было в Ноттингеме второго такого лука. Робин успел выпустить больше десятка стрел, когда его начали поддерживать другие рейнджеры. Потери врага резко возросли. Щиты спасали их лишь отчасти, стрелы всё равно находили цели. Вскоре начали отвечать вражеские охотники, тучи стрел летели в разные стороны, между ними изредка пролетали увесистые снаряды баллист и катапульт.

Ударила тяжёлая вражеская камнемётная машина. Увесистый булыжник пролетел над стеной, разбив навес в щепки, всех осыпало осколками черепицы. Защитники уже стреляли из всего, что может стрелять – враг подходил ко рву. Кроме повреждённой осадной башни, все остальные машины серьёзного ущерба не понесли. Этим мощным сооружениям не могли повредить баллисты, а зажигательные снаряды только опалили их в нескольких местах.

На участок стены, где стоял Робин, надвигалась осадная башня. Это было огромное сооружение с неподвижным мостом, его удар должен был прийтись в самый верх укрепления. Вход закрывал сплошной щит, обитый кожей; в нужный момент его собьют изнутри. Выше поднимался закрытый этаж с лучниками, те били из трёх бойниц. Робин стал целиться в них, высматривая шевеление в тёмных щелях. Хватило нескольких выстрелов, чтобы охотники угомонились; если кто и выжил, то боялся и нос высунуть.

Рядом появился Хонда, хлопнул Робина по плечу:

– Не скучал тут без меня? – и заорал во всю глотку: – Смертельный номер, демонстрируется впервые и всего один раз! Спешите приобретать билеты, число мест ограничено!

Робин не успел ничего сказать, как Хонда тигриным прыжком перемахнул на приближающийся мост, подскочил к щиту, подпрыгнул, забросив в узкую бойницу дымящуюся термитную бомбу. Без промедления достал ребристую гранату, выдёрнул кольцо, просунул её в щель поверх щита, тем же прыжком вернулся на стену. Всё заняло менее десяти секунд. Обведя весёлым взглядом восхищённые лица защитников, Хонда успел покровительственно заявить:

– Сладкие мои, ну что бы вы без меня тут делали?!

И тут рванула граната. Щит сорвало напрочь, в дыму ревели искалеченные нуры, они бились на полу в лужах крови. По стене пронесся общий ликующий вопль, тут же стихший:показались новые монстры. Они поднимались по удобным сходням, проложенным в несколько колен до самой земли. Робин поднял лук, рядом одиночными выстрелами затрещалавтомат в руках Хонды, без перерыва били луки и арбалеты остальных защитников. Нуры падали один за другим, в основном благодаря пулям. Никто из них не добрался до стены; самые шустрые достигали середины моста, не дальше. Вдруг Хонда отбросил автомат, со свистом выхватил меч:

– Всё! – хохотнул он. – Шутки кончились, начинаю резать!

Робин едва отложил лук, как на них обрушились нуры. Он увернулся от когтистой лапы, подхватил анр, прыгнул в сторону, встраиваясь в узкую шеренгу, вставшую поперёк стены. Монстр замешкался перед частоколом копий и пик, в него полетели пилумы, один удачно пронзил рот, но на месте убитого встали два новых нура. Один слепо рванул вперед, повис на копьях, пошатнулся, завалился вниз, унося с собой засевшее в монстре оружие. Второй налетел следом, успел разорвать плечо одному из тяжёлых латников, прежде чем Робин вонзил в его глаз лезвие арна. Вождя прикрыл какой-то боец, но тут же за это поплатился: взмах огромной лапы вырвал его щит вместе с рукой.

С другой стороны нуров зажимал маленький отряд под командованием Хонды. Монстры, преодолев мост осадной башни, вынуждены были останавливать свой неудержимый бросок и оказывались между двух огней. Пока они топтались перед копьями, из задних рядов в них летели стрелы и дротики, твари гибли один за другим. Но и потери защитников были ужасны: если чудовище достигало их рядов, то с треском разлетались поломанные копья, тяжёлые доспехи рвались как фольга. Один монстр, несмотря на копьё в брюхе, добрался до бойцов, махнул сразу двумя лапами: ратник в кожаной броне стоял ещё несколько мгновений, пока безголовое тело обливало всех кровью, второму распороло грудь; истыканный пиками и мечами, нур упал, но уже в агонии сломал ногу третьему воину.

Но тут поток врагов спал, Робин увидел, что диверсия Хонды всё же принесла результат. Термит сделал своё дело, верхняя часть осадной башни пылала жарким огнём. Однако отдыхать было некогда – там, где ров был не засыпан, по лестницам лезли храмовые стражники, браться за лук было уже некогда. Вождь подскочил к поднимающемуся врагу, со всей силы огрел его по шлему. Оглушённый солдат упал, но следом уже лез другой. Подскочил Ахмед, закованный в броню, которой может похвастать не всякий танк. Гигант подцепил верх лестницы двузубой рогатиной, поднатужился, оттолкнул её в ров.

– Я всех твой папа имел! – доверительно сообщил джигит карабкающемуся солдату.

Мелькнули удивлённо-перепуганные глаза верхнего врага, улетавшего прочь с нарастающей угловой скоростью. Робин бросился к следующей лестнице, постепенно продвигаясь к другой осадной башне.

Там обстановка была похуже. Ноттингемцы истратили немало горшков с горючей смесью, но зажечь машину не смогли. Нуры смели всех на приличном участке, бойцы пыталисьих давить, зажимая копьями, но безуспешно. Здесь была настоящая мясорубка, монстры разошлись во всю. Тевтон стоял в первом ряду копейщиков, выставив перед собой длинный двуручный меч. Латник работал им как пикой, прикончив уже несколько нуров, но и сам едва стоял на ногах. Когтистая лапа разорвала забрало, из раны на лбу струилась кровь, заливая глаза, плохо слушалась нога, воин сам не заметил, когда её повредили. Но уйти было нельзя, Тевтон был главным на этом участке, его отсутствие скажется на боеспособности соратников. Понимая, что необходимо идти на самые крайние меры, он заорал:

– Бросайте зажигалки прямо на стену, перед осадной башней! Надо зажечь всё! Скорее!

Полетели первые гранаты, взвыли обожжённые нуры. Бойцы двинулись вперёд, давя врагов лесом острых копий. Монстры бушевали, защитники падали один за другим, но навстречу им шла другая стена солдат, врагов зажимали с двух сторон. Концы их копий встретились перед мостиком. Тевтон радостно прорычал, приветствуя Робина, и тут, не удержав равновесия, рухнул на колено: стрела нашла брешь, оставшуюся на месте забрала, сбоку вонзилась в глаз. Сильный воин выбыл из боя только на несколько мгновений. Подняв руку, он как соломинку сломал древко стрелы, оставив торчать в глазнице небольшой обломок с наконечником, приподнялся, с ходу делая выпад в морду ближайшего нура, торжествующе заревел, чувствуя, как лезвие, пробив кость, уходит в плоть. Зримый мир сократился для него наполовину, и Тевтон не видел, как последние гранаты полетели в недра открытой башни, где всё запылало синим огнём от спирта вперемешку с чадящим пламенем горящей смолы. Бойцы торопливо тушили стену: надо было спешить, позади них кипел бой, храмовые стражи напали на стрелков, теснили их к башне.

Анита стояла на верхней площадке надвратной башни. Сегодня в битве участвовали все, просто женщин и подростков старались ставить на менее опасные места. Помимо кольчуги Пересвет выделил ей кожаный шлем, отделанный стальными пластинами, и толстый бронзовый нагрудник – он уже успел сослужить хозяйке хорошую службу, приняв на себя снаряд из пращи. Девушка от удара упала, но тут же вскочила, медлить было нельзя, справа от башни все кишело храмовыми воинами и ополченцами, они лезли на стены сплошной массой, настолько много здесь было лестниц. Защитники мало чем могли помешать, все их силы уходили на борьбу с нурами, рвущимися из осадной башни. Анита стреляла раз за разом, но бить сверху вниз под таким углом было неудобно, видно было только плечи и головы, а пробить шлемы не получалось.

Сзади раздался страшный крик; обернувшись, девушка увидела, что рослый подросток из обслуги баллисты упал на колени, с ужасом глядя на правую руку, раздробленную вражеским снарядом, рикошетом отлетевшим от разбитой станины орудия. Увидев, как густым потоком бьёт тёмная кровь, она даже не почувствовала дурноты, слишком много ей пришлось сегодня увидеть, чтобы бояться такого зрелища. Крыс, оставшийся без помощника, досадливо сплюнул и продолжил в одиночку бешено вращать ворот, крикнув Аните:

– Веди этого калеку вниз, иначе кровью совсем истечет.

Девушка подхватила раненого, едва переставляющего ноги, потащила его вниз по лестнице. На нижней площадке звенели клинки, совсем рядом на стене уже шла рукопашная схватка. Не обращая внимания на шум, девушка отвела паренька вниз; последние метры его пришлось тащить на себе. К ней подскочили женщины, осторожно приняли ношу, Сата взяла раненого за плечо, кровавый ручей сразу спал. Анита поспешила назад, но поднимаясь на вторую площадку, увидела, что со стены ворвались враги: защитники не успели закрыть дверь. Поняв, что в этой мясорубке ей не продержаться и нескольких секунд, златовласка сбежала вниз, подняла лук, готовясь пустить стрелу в первого, кто появится на лестнице, и закричала санитаркам:

– Бегите скорее и выносите раненых! Сейчас сюда ворвутся враги! Быстрее, дверь подопрёте снаружи!

Сата обернулась, склонилась над беспамятным раненым, вынула из ножен его меч, потушила мощный светильник, оставив помещение почти в полной темноте, и встала рядом с Анитой.

– Ты с ума сошла! – закричала та. – Быстро уходи, тебе нельзя лезть в бой, твоя жизнь слишком ценна для нас!

– Мы не успеем вынести раненых, – спокойно сказала исса. – У меня хорошая кольчуга, а лестница очень крутая, врагам придётся нелегко. Ты будешь стрелять из лука, а я стану бить их по ногам. Кроме того, я буду стараться делать так, чтобы солдаты ничего не видели. К нам обязательно придёт помощь, вот увидишь.

Спорить было некогда. Наверху раздался предсмертный крик, и в проёме показался страж; скаля окровавлено лицо, он всматривался вниз. Стукнул лук, враг рухнул со стрелой в шее, но тут же показался следующий, ему плохо было видно, что творится в сумраке лестницы. Выставив перед собой арн, солдат пошёл вперёд, следом уже спускался второй.

Хонда, оценив, что на его участке атака отбита, забрал десяток бойцов и бросился к надвратной башне – по другую её сторону творилось что-то очень неладное. Так и оказалось: едва он ворвался в башню, как споткнулся о труп защитника, тут же зазвенели мечи: здесь было полно врагов, они уже пытались разобраться с механизмом подъёмного моста. Схватка оказалась кровавой, тут было не до искусства боя – все перемешались и спешили нанести друг другу как можно больше ударов, преимущество было у тех, кто имел более крепкие доспехи. Хонда удачно достал одного в шею, но тут же заработал в спину столь сильный удар, что рухнул на пол всем телом; на него тут же упал кто-то ещё, а по руке от души врезал сапог с крепким каблуком.

Шум усилился, когда в башню ворвались Робин с Ахмедом. Обезумевший от страха за свою девушку, вождь походил на ветряную мельницу в ураган, его меч не останавливался, кинжал в левой руке тоже не оставался без работы. Снеся со своего пути нескольких врагов, Робин прыгнул вниз, легко оттолкнулся уже от середины лестницы и через миг был у её подножия.

В медпункте орудовали двое стражей, ещё столько же валялись на полу. Один зажимал в угол Сату, отчаянно отмахивающуюся мечом. Нападавший явно имел проблемы со зрением и часто тряс головой. Другой страж деловито резал женщин, мечущихся по всему помещению. Робин на ходу швырнул в него кинжал и бросился на помощь Сате. Миг, и лезвие меча прошило бронзовые доспехи стража, крепко засев в его позвоночнике. Перепуганная Сата обняла любимого:

– Робин! Ты пришёл! – потрясённо охнула она и вдруг вскрикнула. – Анита!

Златовласка лежала у подножия лестницы. Робин перевернул её на спину; голубые глаза смотрели слепо, удивлённо, он сразу увидел, что кольчуга на груди пробита узким лезвием, скорее всего арна, под девушкой растеклась большая тёмная лужа:

– Робин! – еле слышно шепнула Анита.

– Молчи! – крикнул он. – Не вздумай умирать! Слышишь?! Не вздумай! Сата, останови ей кровь! Да очнись же ты, иначе Анита умрёт!

Исса протянула ладонь, закрыла рану. Робин ласково погладил её щеку:

– Милая, прости. Мне надо спешить.

– Да, Робин, – кивнула девушка, – иди. Ты нужнее там. Я справлюсь.

В горячке ожесточённой схватки Ахмед потерял своего вождя. Устроив в башне кровавую баню, он решил, что Робин выбежал на другую сторону. Джигит в два прыжка выскочил из дверей и мгновенно оценил ситуацию. Стена перед ним кишела храмовыми стражниками, они наседали на защитников, в свою очередь сдерживающих нуров. Бедняги оказались зажаты с двух сторон. Несколько врагов спешили к башне, но остановились, завидев огромную гору железа с неподъёмной секирой в руках. Ахмед понял, что Робина здесь нет, но искать его было уже некогда. Многообещающе взревев, гигант сорвал с треноги огромный котёл с кипятком и, не обращая внимания на обожжённые ладони, щедро выплеснул его в ближайших врагов. Тем это страшно не понравилось! Несколько стражников, истошно воя, дымящими куклами свалились со стены, остальным пришлось ещё хуже. Сумасшедший горец, не останавливаясь на достигнутом, подхватил свой топорик, который не всякий смог бы оторвать от земли. Совсем не думая о красоте фехтования, он пошёл вперед, размахивая перед собой секирой в горизонтальной плоскости, как гигантским маятником. Те, кто не успевал убраться с его пути, огребали по полной программе:

– Я ваш папа имел! Я ваш дэдушка имел! Я имел ваш нуры и быки!

Защитники Ноттингема, выскакивая из башни, строились за спиной гиганта. Кто-то подхватил связку дротиков, их начали швырять во врага, прикрывая Ахмеда. Тот не обращал ни на что внимания: впав в ярость, он знал только одно, надо рубить всё, что мешает ему идти вперед. По доспехам били стрелы и камни, но тяжёлые латы с лёгкостью держали удар, даже бросок арна не смог остановить продвижение этого демона смерти. Некоторые стражи устрашились настолько, что бросились к лестницам. Им казалось, что этого великана победить невозможно. Лезвие секиры снесло голову стража, возвратным движением срезало огромную конечность нура и после нового взмаха засело в уродливой туше. Ахмед ещё больше разозлился, попытался освободить своё оружие. Страшный удар когтистой лапы смял тяжёлый наплечник, как фольгу... Не переставая рычать от ярости, горец улетел со стены, пробил крышу кузнечной пристройки, рухнул на земляной пол. Долго разлёживаться здесь не стал: вскочил, всё ещё рыча и не обращая внимания на сломанную руку. Огляделся, схватил тяжёлый кузнечный молот, дико завывая и пуская кровавую пену, выскочил наружу,помчался к башне, сверкая выпученными глазами: ему срочно надо было попасть на стену.

Хонда открыл глаза, с минуту приходил в себя. Ему было очень неудобно, он лежал под приличной кучей трупов. Ситуация требовала словесного выражения; не обращая внимания на отсутствие живых собеседников, он горестно пожаловался:

– Хичкок отдыхает. Вас что, специально на меня складывали? Я себя чувствую, как ишак, попавший на брачные игры слонов!

Кляня судьбу, бедняга стал выкарабкиваться на свет божий. Он уже наполовину вылез, когда мимо с воем и лязгом пробежало что-то огромное, в дверях на правую стену Хонда успел увидеть только мелькнувший молот.

– Однако! – удивился парень и продолжил своё барахтанье.

С трудом поднявшись, он понял, что неплохо бы выяснить, что сейчас происходит в округе. Шатаясь, Хонда поднялся на верхнюю площадку. Здесь было не слишком многолюдно. Одинокий Крыс пытался развернуть баллисту с развороченной станиной, наводя её вдоль стены, он хрипел от натуги, но упрямо продолжал двигать орудие. Ничего не говоря, Хонда стал с другой стороны, упёрся покрепче, дело сразу пошло веселее.

– Всё! – заорал Крыс, – Отойди, а то тебя зацепит плечом!

Баллиста с резким звуком метнула круглый камень, одинокий наводчик закрутил ворот, тупо глядя перед собой; он жил от выстрела к выстрелу и уже забыл о существовании Хонды. Тот отошёл к бортику, посмотрел на правую стену: там кипела страшная бойня, в центре кровавого водоворота спиной к спине стояли Робин и Ахмед. То, что они вытворяли, казалось немыслимым: это был живой фрезерный диск, монотонно перемалывающий все вокруг. Хонда восхищённо покачал головой, перешёл на левую сторону башни, глянул туда. Стена горела ярким пламенем, занявшись от башни, которую он собственноручно поджёг в начале боя. Сама осадная машина пылала так, что алые языки вздымалисьвыше надвратной башни, жар бил в лицо. Но сильных боёв здесь не было, атака врага было отбита везде, кроме правой стены. Там вместе с Робином сражалось большинство оставшихся защитников.

Хонда направился к внешней стороне площадки, намереваясь увидеть, что предпринимает противник. В этот момент огромный булыжник, пущенный вражеской осадной катапультой, разнёс вершину башни. Во все стороны брызнули обломки брёвен, Хонду подбросило вверх. Перемахнув через ограждение, он вниз головой полетел во двор крепости, успев подумать, что в этом месте всё выложено булыжниками и мягкой посадки не будет.

Защитники Ноттингема сбросили со стены последних стражей и нуров; атака была отбита. Шатаясь от усталости, все кинулись тушить пожары, пока на это было время. Два огромных тарана продолжали бить в стены. Отступившие враги собирались вокруг последней осадной башни, её колесо было уже поставлено на место. Горящую крепость ждалановая атака.

Очнувшись, Хонда потрогал голову, убедился, что она на месте, только шлем немного помялся. Затем он открыл глаза, оценил ситуацию и сухим голосом констатировал:

– Я знал, что дуракам везёт, но не настолько же!

Падая вдоль стены башни, он зацепился металлическими пластинами сапога за верёвку. Сознание парень потерял от удара по брёвнам. Верёвка висела здесь не просто так и не для ловли пролетающих мимо Хонд: с её помощью на верхнюю площадку поднимали в корзинах снаряды к баллисте. Шутник теперь висел вниз головой, плавно раскачиваясь в десяти метрах над землёй; положение было незавидным.

Вдруг наверху, среди изломанных брёвен, показалась окровавленная голова Крыса. Глядя на Хонду, он тупо сказал:

– Я думал, тебя убило. И Аниты нет. Ты что тут делаешь?

– Онанизмом занимаюсь, – брякнул Хонда. – Сам, что ли, не видишь?

– А-а, – глубокомысленно согласился артиллерист.

– Что – а?! Вытаскивай меня наверх, но только осторожнее, представляй, что тянешь Аниту, и в случае успеха спасательной операции она, возможно, даст тебе подержаться за сиську.

Оказавшись на стене, Хонда обессилено присел на вывороченное бревно и перевёл дух. Он видел, что здесь всё держится только на честном слове; надо было уходить, но сил не было, от продолжительного пребывания кверху ногами кружилась голова. С трудом управляя собственным взглядом, Хонда с удивлением смотрел на Крыса. Тот невозмутимо уложил снаряд в гнездо разбитой баллисты и уставился на оторванную рукоятку ворота.

– Клеопатра, что ты делаешь, тебе что, совсем скучно? – не удержался Хонда.

Бросив на шутника безразличный, пустой взгляд, Крыс спокойно ответил:

– Мне надо взвести баллисту, я её уже зарядил.

– Кто бы тебе зарядил, – вздохнул Хонда. – Ты что за бред несёшь? Баллиста разбита, башня повреждена, мы с тобой едва уцелели. Надо уходить вниз.

– Хорошо, – согласился Крыс. – Сейчас я взведу баллисту, и мы пойдём вниз. Но только сначала надо будет выстрелить. Остался последний снаряд, почти все провалились в дыру после удара. Я выстрелю, мы спустимся вниз и найдём их, сложим в корзину, понесём наверх. Потом я заряжу баллисту...

Хонда отвесил парню оплеуху. Крыс глянул на него с недоумением и обидой:

– За что?

– Очнись, нет больше твоей баллисты, а у тебя сотрясение мозга. Нам нельзя здесь оставаться, пол может провалиться в любую минуту. Пойдём, я отведу тебя в лазарет.

Робина он нашёл неподалёку от башни. Тот сидел на краю стены, свесив ноги вниз, и смотрел на действия противника. Хонда присел сбоку, расстегнул помятый шлем, стянулс головы, морщась, когда освобождались слипшиеся от крови волосы. Освободив голову, он разглядел своего вождя. Вид у Робина был ужасен: он весь был покрыт кровью, причём неясно даже – своей или чужой. Доспехи были страшно измяты, пробиты в нескольких местах, отдельные пластины отсутствовали, в дырах виднелась нижняя кольчуга, левый наплечник был сорван, изжёванное забрало болталось сбоку от шлема.

– Ты скверно выглядишь, – произнёс Робин. – У тебя ничего не болит?

– У меня не болят только гланды, – огрызнулся Хонда. – О чём ты тут размышляешь с таким мудрым видом?

– Векшу убили, – грустно произнёс вождь, – Игоря тоже. Анита очень тяжело ранена, может, уже умерла.

– Зря ты её не трахнул, – усмехнулся Хонда.

– Может, и зря, – спокойно кивнул Робин. – Она защищала лазарет. И Сату. Так и лежала у подножия лестницы.

– Я только что оттуда, – сказал Хонда. – Крыса отводил, у него череп треснул. Там Тевтон с гордым видом всем рассказывает, как спас твой лук. Он лежал на стене, вот-вот мог сгореть.

– Что с ним?

– Всё нормально, огонь до него не добрался.

– Я спрашиваю о Тевтоне.

– Стрелу в голову получил. Остался без глаза, сейчас там пытаются наконечник вытащить, он кость пробил. Мавр там же, замотан с ног до головы, что твоя мумия.

– Я с ним уже говорил, – сказал Робин. – Его нур зацепил, доспех в лохмотья изодрал, рёбра переломал, да и мелких ран хватает.

Друзья замолчали, глядя в сторону врага. Стражи продолжали подготовку к новой атаке, уже строились первые колоны. Рядом слышались размеренные удары, это без передышки били тараны. Им недолго осталось работать: бревенчатая стена с земляной засыпкой не могла сопротивляться таким монстрам. Неподалеку от них суетились десятки человек, они заливали водой стену перед горящей осадной башней. На борьбу с пожарами были брошены все, даже обслуга камнемётов прекратила непрерывный обстрел.

– И что дальше? – наконец спросил Хонда.

– Ничего, – спокойно ответил Робин. – Сейчас они подведут к стене последнюю машину, мы не сможем им помешать, закончились зажигательные снаряды. По мостику и через проломы ворвутся нуры, их осталось ещё много, вновь приставят лестницы, полезут храмовые стражи и ополченцы. У нас на ногах осталось около трети бойцов, все вымотаны, изранены. Мы погибнем.

– Робин, – потрясённо выдохнул Хонда, – ты не должен так говорить. Мы все молимся на тебя, никто не отступит без твоего приказа. Пусть мы все умрём, но до последнего мига должна быть надежда. Люди мечтают: ты что-нибудь придумаешь.

– Сергей, я всё это понимаю, поэтому говорю эти слова только тебе. Мы перебили горы врагов, но чего нам это стоило? Их осталось ещё слишком много, они до нас доберутся. Есть одна надежда – продержаться до темноты и попробовать пойти на прорыв. Возле старого лагеря спрятаны несколько лодок, там у берега вода не замерзла. Можно попытаться спасти часть женщин, остальные попробуют уйти на суфимах.

– Вряд ли, – скептически сказал Хонда. – Смотри, сколько вокруг стен шастает отрядов всадников. Зардрак сильно опасается, что мы сбежим, не пожалел трёх сотен воинов, чтобы перекрыть нам все возможные лазейки.

– Я не говорил, что это будет легко, но так могут спастись хоть некоторые. Нам надо только выдержать ещё одну атаку.

Хонда улыбнулся и подчёркнуто любознательно поинтересовался:

– Раз уж ситуация настолько неприятна, не расскажешь ли напоследок, что ты проделываешь со своей девчонкой? Только поподробнее, я как-то слышал её вопли, проходя мимо вашего дома, даже не представляю, как можно довести до такого развратного состояния эту скромницу.

– Спасибо хоть подглядывать не стал, – усмехнулся вождь. – Вот уж не думал... не...

Робин замолчал, глядя куда-то вдаль удивлённым и странно пустым взглядом. Неподалеку ударил вражеский снаряд, стена качнулась, но он даже не вздрогнул. Вождь превратился в статую. Удивлённый Хонда настороженно спросил:

– Эй, парень, что с тобой? Ты ещё здесь? – Он помахал ладонью перед лицом застывшего воина.

Робин вскочил на ноги упругим движением хорошо отдохнувшего человека, взглянул на друга решительным, горячим взглядом, заговорил отрывисто и чётко:

– Мы должны атаковать, надо немедленно собрать всех, кто ещё может держать оружие в руках. Зардрак этого не ожидает, мы застигнем их врасплох.

Хонда ошеломлённо захлопал глазами: поведение вождя свидетельствовало о крайне запущенном случае шизофрении, но говорил он столь убеждённо и непререкаемо, что ноги сами готовы были нести тело выполнять приказ, независимо от сознания.

– Ты что? – охнул ошеломлённый боец. – Какая атака? Их там больше тысячи! А у нас сотня калек, еле ноги передвигающих. Крепость горит, нам даже в обороне не удержаться!

– Я хочу знать, – требовательно заявил Робин, глядя непреклонным, пронизывающим взглядом, – ты со мной?

Посмотрев в глаза друга, Хонда криво, через силу усмехнулся, поднял шлем, надел на голову: