read_book
Более 7000 книг и свыше 500 авторов. Русская и зарубежная фантастика, фэнтези, детективы, триллеры, драма, историческая и  приключенческая литература, философия и психология, сказки, любовные романы!!!
главная | новости библиотеки | карта библиотеки | реклама в библиотеке | контакты | добавить книгу | ссылки

Литература
РАЗДЕЛЫ БИБЛИОТЕКИ
Детектив
Детская литература
Драма
Женский роман
Зарубежная фантастика
История
Классика
Приключения
Проза
Русская фантастика
Триллеры
Философия

АЛФАВИТНЫЙ УКАЗАТЕЛЬ КНИГ

АЛФАВИТНЫЙ УКАЗАТЕЛЬ АВТОРОВ

ПАРТНЕРЫ



ПОИСК
Поиск по фамилии автора:

ЭТО ИНТЕРЕСНО

Ðåéòèíã@Mail.ru liveinternet.ru: ïîêàçàíî ÷èñëî ïðîñìîòðîâ è ïîñåòèòåëåé çà 24 ÷àñà ßíäåêñ öèòèðîâàíèÿ
По всем вопросам писать на allbooks2004(собака)gmail.com


— Буквицы ведаю, — с неожиданным достоинством ответил вошедший.
— Звать как?
— Борич. Огнищанин бывший.
— Ведом ли тебе язык людей фьордов?
— О, да, господин, — на том же языке отвечал Борич.
— А земляная наука? — Взяв с очага уголек, Ирландец нарисовал прямо на лавке треугольник. — Чему равны квадраты малых сторон?
Огнищанин усмехнулся:
— Квадрату большей. То доказал еще еллинский ученейший муж Пифагор.
— Верно. — Ирландец довольно похлопал Борича по плечу. — Откуда сие ведаешь?
— Жил когда-то в Царьграде, в рабстве.
— Вот как? И бежал?
— С русью… Те набегом пришли, грех было не воспользоваться.
— Что ж… — Конхобар вновь уселся за стол и громко позвал управителя: — Неси грамоту, Найден, ряд составлять будем.
Ученейший муж, Борич, или, как его прозвали на дворе Ирландца, Огнищанин, оказался человеком нелюдимым, замкнутым, однако дело свое знал и вместе с Конхобаром быстро разобрал все долговые и рядные грамоты, написанные на пергаменте, березовой коре и даже на специально выделанных деревянных дощечках. Дощечки те хранились в амбаре на усадьбе Хельги-ярла, что располагалась не так уж и близко от Ирландца, почти в центре Ладоги-Альдегьюборга. Конхобар не очень-то любил заходить туда в отсутствие ярла — не сложились у него отношения с Сельмой, ну никак не хотели складываться — супруга ярла терпела его только в силу необходимости, разговаривая, презрительно кривила губы. Помнила прошлое, как едва не принес ее Ирландец в жертву кровавым кельтским богам, когда был еще верным адептом Черного друида Форгайла. Много воды утекло с тех пор, другим уже был Ирландец, превратился из помощника друида в одного из самых главных его врагов, но вот как-то не очень доверяла ему Сельма. Ну и пес с ней!
Нарядился к поездке Ирландец. Надел чистую щегольскую тунику, желто-коричневый кафтан без рукавов, с опушкой из бобрового меха и пуговицами из оправленного в серебро сердолика. Накинул на плечи длинный плащ, изумрудно-зеленый, как далекие луга Ирландии, заколол его золотой фибулой в виде неведомого трехкрылого зверя, стянул черные волосы золоченым обручем — так и поехал без шапки, и волосы разметались на ветру, словно крылья ворона. Нарочно не подстригал их Конхобар, следуя здешнему обычаю, в Ирландии короткие волосы издавна носили друиды, а с ними он не хотел иметь ничего общего. Так и явился в усадьбу ярла, холодно кивнул Сельме — та еле ответила на приветствие — и пошел к амбару, прихватив с собой оказавшегося дельным помощником Огнищанина. К полудню разобрались в грамотах… А уж ближе к вечеру засобирался Ирландец в корчму. Как обычно…
Вот и последние холмы перед градом. Заснеженные хмурые ели, устремленные к облакам сосны, ольха — зарослями по всему побережью, с холма вниз — и вот она, Ладога! Мощные деревянные стены, крыши изб на холмах, детинец. И перевоза — вмерзшие в снег лодки. Застучали копыта коней по истончившемуся льду, с шутками да веселым смехом возвращался в город князь-наместник с верной дружиной. Алели щиты, серебром блестели кольчуги, желтое солнце отражалась сияющими искрами в сбруе.
Узнав своих, зашевелились на стенах вой, закричали радостно, приветствуя князя. Открылись широко врата из крепкого, обитого серым железом дуба. Крича, побежали вслед за всадниками ребятишки. Воины ехали не спеша, давая возможность жителям полюбоваться снаряжением и богатой добычей. Первым — на белом коне — Хельги-ярл, молодой, но уже опытный и — как поговаривали все чаще — Вещий. В кольчуге пылало солнце, блестел надвинутый на глаза шлем с позолоченной полумаской, темно-голубой, заколотый изящной золотой фибулой плащ ниспадал на круп коня небрежными складками. Желтовато-белые облака медленно плыли по синему небу, на деревьях весело чирикали воробьи, синицы возились в почерневшем снегу, деля рассыпанное кем-то жито. Сбежавшийся народ подбрасывал в воздух шапки.
Вот и знакомый холм, верба — Детинец. Там уже ждали, распахнули ворота. Князь въехал первым, спешился у крыльца, передавая поводья коня подбежавшим слугам, улыбнулся радостно — на ступеньках стояла Сельма. В красном плаще, в длинных, до пят, одеждах; светлые волосы стягивал золотой обруч, в глазах сияла тщательно сдерживаемая радость. Не дело это — кидаться возвратившемуся из похода мужу на шею, чай, не простолюдинка какая… А ведь так хотелось обнять, прижаться всем телом, почувствовать тепло щек… Ничего… будет еще время, сейчас нельзя так, нельзя — люди смотрят.
Сельма низко поклонилась ярлу, и Хельги поклонился в ответ. Поцеловал жену троекратно — как и положено — и, незаметно подмигнув, важно вошел в дом, высокий, в два этажа, с высоким резным крыльцом и просторной клетью. Он сразу же заприметил среди встречающих Никифора с Найденом, кивнул — мол, зайдите — еще раз окинул взглядом двор — а где Ирландец?
Выждав для вежливости некоторое время, оба — монах и тиун — поднялись на крыльцо и вошли в людскую.
К чести ярла, он недолго испытывал их терпение — явился из покоев уже в другой, домашней одежде — длинной, до самого полу, узорчатой тунике, подпоясанной наборным поясом из золотых бляшек. На поясе висел узорчатый кошель-калита, ключи и узкий кинжал в зеленых сафьянных ножнах. Усевшись в резное кресло перед длинным столом, уставленным легкой закуской — копченой стерлядью, телятиной, холодной жареной птицей и прочим, — Хельги выпроводил слуг и указал рукой на скамью:
— Садитесь, в ногах правды нет.
— Рад тебя видеть, ярл! — улыбнулся Никифор. Смуглый, черноволосый, он, как и подобает монаху, был одет подчеркнуто скромно — в коричневую рясу с накинутым поверх нее полушубком. На груди серебряный крест — знак распятого бога.
— И я рад! — Встав, ярл порывисто обнял монаха, доброжелательно хлопнул по плечу Найдена, тут же и осведомился насчет Ирландца.
— В делах все, — уклончиво ответил тиун, а Никифор осуждающе покачал головою.
— Опять пьет? — догадался Хельги, не впервой уж было Ирландцу срываться в последнее время. — А дела хоть делает? — Ярл покусал губу. — Чай, не для пьянства оставлен!
— Дела делает, — закивал Найден. — Да, правда, какие тут дела? Сам знаешь, княже, зима. — Он помолчал немного и улыбнулся: — А грамотеев тебе подбираем, как велено. Одного сыскали уже — грамотен, по-варяжски говорить может, и цыфирник изрядный.
— Молодцы… Ладно, с Ирландцем я разберусь… Вы что же не едите, брезгуете?
— У меня — пост. — Никифор поджал губы. — Хотя скоромную лепешку, пожалуй, съем… да рыбешку нежирную… Подай-ко, Найден!
Они пробыли у ярла недолго. Немного перекусили, потолковали о делах, поведали последние ладожские новости — таковых оказалось немного, потом Никифор, в который раз уже, высказал идею насчет монастырской обители.
— Шумно тут больно, — посетовал он. — Многолюдство изрядное, а Божье слово тишины требует. Вот бы скит устроить в стороне дальней, в молениях и философских беседах проводить время с иноками, оказывая помощь всякому страждущему. Школу бы завести при обители, скрипторий, книги нужные купцам константинопольским заказать… Святое дело… — Молодой монах мечтательно опустил веки.
Ярл усмехнулся:
— Опасное это дело, брат! Народца хищного и в тех далеких краях хватает, разграбят твою обитель!
— На все Божья воля. — Никифор принялся перебирать висевшие на поясе массивные бронзовые четки. Такими четками, при известной ловкости, можно было легко справиться как минимум с двумя вооруженными воинами. А Никифор был парнем ловким…
Хельги посмотрел на него и вздохнул. Хорошо бы, конечно, иметь в дальних лесах верного человека. Никифор — как раз таков, лучше не надо… Да только отправить его — тревожно как-то. Сгинет ведь!
— Вижу, сомнения тревожат тебя, ярл? — Монах улыбнулся, проницателен был изрядно. — Так ты не сомневайся… А не разрешишь, так я сам пойду, как снега стают.
— Ох, Никифор, Никифор, — засмеялся Хельги. — Не скрою, мне твои мысли по нраву… И обитель бы хорошо укрепленная в местах дальних не помешала… Ой, не помешала бы! Ну, не смотри так… Собирай охочих людей! По весне, так и быть, отправлю с тобой воев.
— Мне не нужны вой, ярл!
— Знаю. — Хельги хитро прищурился. — Тебе нужна обитель, а мне — надежная крепость. И, думаю, мы поможем друг другу. По рукам?
На этот раз засмеялся монах:
— По рукам, Хельги-ярл, по рукам! Однако знай — не меч я буду нести лесным жителям, но слово Божье! Аминь.
Никифор перекрестился.
Когда гости ушли, ярл нервно заходил по людской, дернулось в поставце пламя, запрыгали по стенам уродливые черные тени, похожие на лесных троллей. Ирландец… Хельгивздохнул. Эх, Конхобар, Конхобар… Донесли уже, что видят тебя постоянно нечесаным, грязным, пьяным. Быстро поддался ты веселому пороку… Не слишком ли быстро?
Хельги-ярл надеялся на помощь Ирландца, острый, язвительный и циничный ум которого был так похож на разум Того. Конхобар, как и сам ярл, давно уже действовал без оглядки на закоснелые обычаи и дурацкие обряды, конечно соблюдая внешнюю сторону приличий, иначе б не поняли люди, не приняли бы и отвергли все то, что хотел для них сделать Хельги. А хотел он многого, и в первую очередь — оградить от страшной участи, уготованной жителям этой страны Черным друидом.
Кроме Ирландца, пожалуй, и не было около ярла людей, столь близких по духу. Умных, деятельных, понимающих все с первого слова. Никифор был слишком поглощен Богом. Снорри? Верен, честен и предан до последнего дыхания, до последней капли крови. Хитер в бою, но в обычной жизни решения предпочитал простые: вражда — так вражда до последнего, дружба — так дружба. И очень многие люди мыслили так. Правда, не все…
Эх, Ирландец…
Выйдя из людской, Хельги прошел галереей к лестнице — подняться в покои — как вдруг со двора донеслись громкие голоса. Ярл перегнулся через перила:
— Что там такое?
— Господин Конхобар, княже!
— Конхобар? Так что же он там стоит? Пусть входит!
Ирландец выглядел как в лучшие времена: щегольская туника с изящным поясом, бобровый полушубок, соболья шапка с бисером, тщательно подстриженная борода. Не похож на пьяницу. Впрочем, под глазами — мешки.
— Говорят, ты тут пил всю зиму, словно царьградский житель? — после взаимных приветствий спросил без обиняков Хельги.
— Лгут, — тут же соврал Ирландец. И, ухмыльнувшись, добавил:
— Так, как жители Константинополя, пить нельзя — никакая глотка не выдержит!
Князь тоже засмеялся, потом поинтересовался обстановкой в городе.
— Знаешь, ярл, вроде б и тихо все было… — Ирландец задумчиво потеребил бороду. — Ни убийств, ни драк, ни набегов… Не нравится мне это!
— Что, без убийств плохо?
— Да не про то я. — Конхобар махнул рукой. — Когда слишком тихо все — это настораживает.
— Верные людишки чего донесли? — поднял глаза ярл.
— Донесли, конечно, да так, ничего особенного… — Ирландец поерзал на лавке. — Ходил я тут в одну корчму…
— Слыхал, слыхал!
— Корчмарь — Ермил Кобыла — тот еще пес. Краденым по мелочи приторговывает, да и раньше с хазарами людокрадные дела имел. Отправил я было к нему верного человечка — так тот там и спился, змей. Пропал, сгинул. Пришлось самому…
— Тяжкая доля! — Ярл засмеялся. — Говорят, ты мне грамотея нашел?
— А, сказали уже? То не я нашел, Найден, тиун мой… Грамотей изрядный, Боричем Огнищанином кличут.
— Так пришли его завтра поутру грамоты заемные разобрать.
— Разобрали уже, — горделиво хохотнул Ирландец. — Не стали тебя дожидаться. Думаю, с завтрашнего дня пускай данью займется. Твои б вой ему сказали, где какой погостда сколько людишек в нем, он бы и записал все, да и дань высчитал, чтоб потом не гоношиться.
— Хорошая мысль! — одобрительно кивнул Хельги. — Признаться, я и сам про то думал… — Он вдруг нахмурился. — Так вот, насчет погостов дальних…
Он поведал Ирландцу все: об убийствах и разорении погостов, о непонятных колбегах, о весянском старейшине Келагасте и о многом другом, менее важном.
Ирландец слушал внимательно, не перебивая, лишь иногда уточнял что-то. Потом взглянул на Хельги:
— Ты сам ведь что-то думаешь обо всем этом, ярл?
— Думаю, — согласился тот. — Слушай. Может, чего и добавишь к моим мыслям. Итак, первая загадка — разоренные поселения. Люди убиты все — как именно, ты уже знаешь. Взяты только пища и шкуры, все остальное цело, даже усадьбы не сожжены. Теперь давай вместе думать — кто все это сотворил и зачем? Местных можно отмести сразу — те бы все сожгли… Хотя убить всех для них смысл имеет — чтоб, узнав, не отомстили да не рассказали кому из соседей. Но вот убийства… — Хельги замялся, подыскивая нужные слова.
— Продолжай, ярл, — глухо вымолвил Ирландец. — Ты хочешь сказать, что эти убийства в дальних лесах очень напоминают другие — жертвоприношения в капищах кровавых богов! Отрезанные головы, проткнутые сердца… А желтой пыльцы омелы ты, случайно, там не заметил?
Ярл отрицательно мотнул головой. Омелы там точно не было.
— Думаешь, это Черный друид?
Конхобар неопределенно пожал плечами:
— По крайней мере, очень на него похоже!
— А я мыслю проще, — сверкнул глазами ярл. — Кто-то хочет лишить меня власти! Смотри сам: если я не смогу защитить дальних жителей, какой толк им платить дань? Может, им лучше платить кому другому? Еще одно: я забыл сказать про кровавого орла… да-да, именно так были умерщвлены некоторые… Быть может, кто-то специально сделал так, чтобы подумали на нас, людей фьордов, ведь кровавыми орлами развлекаются только викинги. Мы же здесь — чужие. Я не имею в виду Альдегьюборг… Кто же стоит за всем этим?Люди Вадима Храброго? Но их, как говорят, всех истребил Рюрик. А кого не истребил, те сами пошли служить ему. И, мне кажется, враги знали о моем походе за данью. Кто-то сказал им… Кто? Нет, вряд ли это друид, давно потерявший силу. Он сгинул, похоже, в дремучих древлянских лесах. Нет, здесь другие. Но не менее опасные для нас! И даже более: они местные, а мы — пришельцы. На их стороне обычай, а на нашем — лишь сила с законом.
— Значит, надо привлечь на нашу сторону людей.
— Верно, Ирландец! Но пока будут продолжаться безнаказанные убийства и грабежи в дальних лесах, приписываемые викингам, вряд ли кто нас поддержит. Более того — вряд ли на следующий год мы соберем дань. Можно даже не ездить, не беспокоиться. Или если ехать, то с сильным войском, примучивать так примучивать!
— Можно и так, — согласно кивнул Ирландец. — Но лучше всего…
— Навести порядок в лесах! — яростно заключил ярл. — Уверен, нити к тамошнему беспределу тянутся отсюда, из Ладоги. Здесь и нужно искать, Конхобар! Искать и помнить — времени у нас мало, всего год.
Борич Огнищанин прижился на княжьем дворе. Отмечал его усердие и сам князь Хельги — Олег, как его звали на местный манер. Несмотря на молодость, Хельги выказывал себя умелым правителем, настоящим конунгом-князем, хотя на самом-то деле, конечно, был всего лишь ярлом, наместником князя Рюрика. Огнищанин про то перво-наперво вызнал. Будучи сам неприметным, все примечал Борич: и где какие припасы в Детинце и в городе, и как сторожа на стенах сменяются и как — у ворот, и кто где кому закуп, холоп или рядович — уж это-то все через него проходило. Скромен был Огнищанин, нелюдим даже, правда, нелюдимость свою иногда сбрасывал — бывало даже, и угостит кого бражкой. Начальника стражи, тиуна, писцов, купчишку какого-нибудь. Гости купцы толклись в княжеских сенях аж с апреля. Как начал стаивать снег, так и не отбиться от них было — все склоняли ярла идти с войском в южные земли и далее — на Царьград. Им-то, купцам, там прямая пожива от войска, ну и так, безопасность. Всю дань — мед, меха — рухлядь мягкую, железо укладное в крицах — давно уж скупили купцы у ярла, теперь бы самим сбыть ее в дальних землях, не сидеть же тут, заморских гостей дожидаясь. А дальние экспедиции завсегда князья зачинали, дело непростое, многих затрат требующее, одним-то купцам не потянуть такое. Хельги-ярл хорошо понимал это, однако знал и другое — не очень-то крепка была еще его власть на земле ладожской, для того чтобы отлучаться летом. Но все ж надобно решать было проблемы купечецкие — они же и собственные:ежели что не так, кому дань сбывать? Самому весь мед лопать, мехами закусывая? Целых два выхода тут видел Хельги: первый — отправить с купцами лишь часть дружины, поставив во главе хоть того же Снорри; и второй — занарядить купцов к Рюрику, в Городище, он тут главный князь, ему и решать. Ни к какой мысли еще не склонился ярл окончательно, все думал, вот и маялись купцы в неведенье.
Дни теперь стояли протальные, теплые, уже потянулись с южных краев перелетные птицы, загомонили на полянах грачи, забили в бубны волхвы в капищах, и юные девушки запели в ельниках веселые весенние песни:Приди к нам, весна,Со радостью!Со милостью!Со рожью зернистою,Со овсом кучерявым,С ячменем усатым…
Так и пели, из ельников по домам возвращаясь. Даже Борич Огнищанин, проходя мимо, заслушался. Покачал головой, повел крючком-носом, поглядев на идущих дев да на парней румяных, засопел завистливо. Эх, ему б такую деву… Он бы… Уже с неделю, как жил Огнищанин в своей усадебке, малой — амбар да избенка — зато своей. Щедр был князь, уж этого не отнимешь, хоть и серебро считать умел, не чета всем прочим варягам. Да за труд изрядный — и вознаграждал щедро, а Борич трудился не покладая рук. Иногда и с утра раннего да самой темной ноченьки. Грамоты разобрав, ложился на лавку — аж трясло всего, и перед глазами кружились черные мушки. Зато и наскреб на усадебку — какраз помер Хотим-однодворец, вот его-то домишко и выпросил себе Огнищанин у князя. Усадебку, да к ней и собаку — Дива, огроменного кобеля волчьей масти, изрядного сторожа! Трудолюбив был Борич, умен, в деле настойчив. Потому и уваженье к себе снискал быстро. Уже не только Найден, но и сам Конхобар Ирландец, ближний Князев боярин, с ним по податному делу советовался, не считал зазорным. Лестно то было Боричу. Вот только бобылем жил Огнищанин, иногда лишь приходила соседка — старая бабка Онисья, согбенная, крючконосая, про которую говорили — ведьма, прибиралась да постные щи варила. Вот бы жену… Молодую покорную деву! А что? Сама не пойдет, так серебришко теперь есть — купить можно.
Задавшись такой целью, высматривал Борич Огнищанин девок. По корчмам ходил, с волхвами да волхвицами знакомства свел, все выспрашивал, что, да где, да как. Не нужна ему была дева из рода богатого, уважаемого, лучше б худородную, еще лучше — сироту неприкаянную, чтоб одного знала хозяина — его, Борича! Ходил высматривал Огнищанин такую… И высмотрел!
День клонился к вечеру, гомонили воробьи на стрехах, прыгали, купаясь в лужах, снег уж сошел с середины улиц и лишь с боков еще лежал, таял. Подходя к своей избенке — недалеко от просторной, недавно выстроенной после пожара усадьбы варяга Ульфа Сломанной Стрелы, Борич вдруг услыхал слабые девичьи крики. Остановился, любопытствуя, — там уж, у частокола, не один он такой стоял, набралось праздного народишка: артельные мужики, подмастерья, мальчишки. Закрываясь обеими руками от плетки, кричалапростоволосая босоногая девка. Тощий долговязый мужик с длинной седой бородой, но не старый еще, крепко держал девку за ухо левой рукой, правой же пытался орудовать плетью, что было весьма затруднительно, поскольку под мышкой справа он зажимал пеструю курицу. Полузадохшаяся курица квохтала и, к вящей радости собравшихся зевак, пыталась клюнуть мужика в бок.
— Змея ты пакостная! — потрясая плеткой, кричал на девку мужик. — Корова! Вот сведу тебя на правеж, будешь знать, как чужих кур хитить!
— Так она, поди, голодная? — крикнул кто-то из подмастерьев.
— А мне какое дело? — разозлился мужик. — Хозяин Ульф за курицу не с нее, с меня спросит!
— Да курица-то твоя цела вроде!
— Курица-то цела… А яйца? Эта ж гадюка полдесятка разбила! У, коровища!
Изловчившись, мужик все ж таки хлестнул девку плетью. Та заверещала.
— Вот что, люди добрые! — подойдя ближе, громко произнес Огнищанин. — Я, Борич, с княжьего двора, вы меня знаете. Давайте девку — отведу на двор, как раз по пути. Она уж многажды кур хитила, матерая! — Он перевел взгляд на мужика, спросил тихонько: — Веревка есть ли?
— Найдем… — обрадованно ответил тот. — А грамоту за пойманную выдашь?
— Знамо, выдам, — успокоил Борич. — Ужо покажешь хозяину своему. Князь еще и резану даст.
— Резану! — восхитились в толпе. — Вот бы и нам так кого словить. Эй, мужик, поделись девкой!
— А ну, пошли, пошли! — дворовый испуганно замахал на них руками, обернулся. — Ты пожди малость, веревку-то я враз сыщу…
Он побежал к воротам усадьбы.
Девка — чумазая, страшная, грязная — дернулась было, но Борич крепко схватил ее за руку и поморщился:
— Вшей-то!
Услыхав про вшей, зеваки посторонились, а многие разошлись по своим делам, справедливо полагая, что все интересное уже закончилось. Крепко связав девке руки принесенной дворовым веревкой, Огнищанин пнул воровку в бок:
— Пошла, дща!
Девка — никуда не деться — шмыгая носом, понуро поплелась следом за ним, искоса стреляя глазами — мало ли, представится возможность вырваться. Однако не представилась. Не на того напала. Борич без всяких приключений довел деву до своей усадьбы и уже подходил к воротам — заблажил, залаял на цепи Див-пес, чуя хозяина-кормильца, как вдруг услыхал за спиной чьи-то быстрые шаги. Оглянулся, нащупал за пазухой нож…
— Веревку-то верни, дядько! — запыхавшись, попросил давешний мужик. — Чай, не моя, хозяйская.
— Верну ужо, — недовольно покосился на него Огнищанин. — Пожди вот…
Успокоил собаку и, заведя девку в избу, затворил за ней дверь. Вернувшись, протянул веревку:
— На!
Благодарно кивнув, дворовый побежал обратно. Борич проводил его глазами, оглянулся зачем-то по сторонам и, тщательно затворив ворота, вошел в избу. Девка бросилась было на улицу… Огнищанин усмехнулся и подставил ей ногу. Споткнувшись, та упала лицом в грязную лужу. Крякнув, Огнищанин сгреб ее в охапку и бросил обратно в избу. Вошел следом, не давая опомниться, схватил с лавки плеть и принялся охаживать ее по ногам, по голове, щадил лишь лицо, чтоб случайно не выбить глаз.
— Не бей меня, батюшка! — взмолилась воровка. Борич хмыкнул — то было лишь начало. Брезгливо прищурившись, разорвал на девке одежку — та поддалась легко, словно гнилая, расползлась по ниточке, обнажив грудь и плечи. Вот по смуглым от въевшейся грязи плечам этим, по грудям с крупными коричневатыми сосками и прошлась яростная плеть Огнищанина. Девчонка верещала, каталась по полу, пытаясь забиться под лавку, и все повторяла: — Не бей…
— Это я-то бью? — Борич, тяжело дыша, опустил плеть, наклонился к деве, взял ее за подбородок крючковатыми, неожиданно сильными пальцами. — Не знаешь ты, как бьют. Вот отдам на правеж, узнаешь.
— Ой, не отдавай, дядько.
— Кому дядько, а тебе — господине!
— Не отдавай, господине, — послушно пролепетала дева.
Огнищанин подошел к сундуку, оглянулся:
— Может, и не отдам. Добрый я.
Девчонка затравленно глядела на него из-под грязной копны спутанных, падающих прямо на глаза волос.
— Посажу пока тебя на цепь. — Он вытащил из сундука ошейник с замком, по-хозяйски подозвал деву. Та не сопротивлялась. Надев ошейник на шею, Борич замкнул его хитрымзамком, пристегнул к длинной цепи, другой конец которой закинул за наружную скобу двери. Осмотрел сделанное:
— Так пока поживешь. Будешь послушной, ослобоню, нет — на правеж отправлю.
Девчонка часто задышала:
— Токмо не на правеж!
Огнищанин, нехорошо улыбаясь, вышел. Покормил собаку вчерашними щами — пес заурчал благостно. Борич погладил его по косматой башке — умный зверюга, сильный — и, взяв деревянные ведра, принес в дом воды. Кивнул на очаг:
— Вон котел: согрей, вымойся.
Сам вышел ненадолго. Налил псу воды в деревянную плошку, тот захлебал, и Огнищанин вернулся обратно в избу. Постоял в дверях, глядя, как моется избитая дева, — тело унее оказалось хорошим, крепким, хоть и худым, аж кости торчали. Ничего, были бы кости…
Подойдя ближе, Борич уселся на лавку:
— Вымылась?
Дева, стесняясь, прикрылась руками.
— Чего жмешься, тля? На правеж захотела? Иль плети отведать?
Огнищанин потянулся к плетке.
— Не бей, — жалобно попросила дева. Борич швырнул ей рядно — вытрись… Не дожидаясь, скинул штаны, подошел к девице, положил руку на спину:
— А нагнись-ко…
Воровка покорно нагнулась…
Борич проделал с ней все, чему обучали девок-рабынь в доме царьградского работорговца Естифея, у которого и сам провел в рабстве три долгих года. Потом похлопал ее довольно по ягодицам, улыбнулся — а ведь не прогадал с девкой! Не девственна, да что с того? Для похоти-то другое надо. Обернулся к обнаженной деве — та стыдливо запунцовела. Взяв плеть, позвал:
— Иди сюда! — С размаху ударил. Дева дернулась, завыла тихонько. — Еще раз застыдишься, изобью до смерти. Поняла?
— Поняла, господине… — всхлипнула дева.
— Буду звать тебя… Естифея… Запомнила, тварь?
Нареченная Естифея кивнула. Кончилась голодная и злая свобода. И может, и к лучшему, что появился у нее господин — господин Огнищанин? Дорого бы дал за его голову покойный мерянский князь Миронег, коли б восстал вдруг с того света. А вдруг и вправду восстанет? Поднимет меч, возопит, где, мол, тут Вельвед-волхв? А нет давно никакогоВельведа-волхва, уж лет пятнадцать, как нет, а то и поболе. Нет волхва, а есть — Борич Огнищанин. «Господин Огнищанин».
Глава 4
ЭТО БУДУ Я!
Апрель 865 г. Киевщина
В затиший седяще,
Тмами грехи творяще…Стихотворные подписи. К «Соборнику» 1647 г.
В конце месяца березозола все зеленело близ славного града Киева: и березки, и клонящиеся к реке ивы, и вербы украсились зеленью, чтоб не стыдно было молодых дубков-парубков, что стояли рощицей на холме, за сосновым леском. Бурно журчали воды в Глубочице, на Притыке, Почайне, вливаясь в разлившийся широко Днепр-батюшку. Покрыла вода — синяя, холодная, снеговая — заливные луга, что тянулись вдоль Глубочицы-речки аж до самого мыса. Ах, холодна водица, студена! Холодна и в реке, а на лугу чуть теплее, самую малость.
Молодой парень, отрок, светлоглазый, с русыми растрепанными волосами, закатав порты, осторожно попробовал воду босой ногою. Передернул плечами — холодно! А солнце,весеннее ласковое солнышко, так припекало уже, так жарило, что отрок, сбросив в кусты кафтанец, истекал потом под тяжелой зимней рубахой. Руки его, и ноги, и даже кончик носа были измазаны глиной, отрок сердито морщился — нет, скорей его можно было б назвать не отроком, а молодым парнем — над верхней губой пробивались уже светлые, хорошо заметные усики, чуть тонковатые губы сжаты твердо, по-взрослому. И взгляд такой же, не отроческий вовсе — тяжелый, приглядистый… Ан нет! Оглянулся парень на солнце, сверкнул озорной улыбкой, и глаза блеснули уже по-другому, весело, задорно, по-детски. Приложив руку к глазам, взглянул на небо — синее и высокое, залихватски свистнул, выдохнул и, мигом скинув одежку, нырнул с разбегу. Поплыл — быстро, разогреваясь, — потом, отдыхая, перевернулся на спину, подставил грудь солнцу. Замерз, снова перевернулся и поплыл обратно, выбрался на берег, запрыгал на левой ноге, выбивая попавшую в ухо воду. Потянулся к одежке… Глянь — а ее-то и нету! Но ведь сюда жбросал, вот под эту ракиту. Или — не сюда? Смешно сморщив нос, парень обвел взглядом кусты. Ласковое солнце быстро сушило кожу, по ногам, из травы, поползли какие-то букашки, блестящий жук уселся вдруг на плечо, парень согнал его, небрежно махнув рукой, задумчиво посмотрел вокруг, почесав на левой стороне груди тусклое-синее изображение волка. Потом вдруг нагнулся к кусту… к одному, второму, третьему…
— Чай, потерял что, Вятша? — раздался из-за кустов насмешливый девичий голос. Вятша улыбнулся, раздвинул ветки:
— Не меня ль ждешь, дева?
Дева — высокая, пышногрудая, с толстой — в руку — косой, улыбнулась, притянув парня к себе.



Страницы: 1 2 3 [ 4 ] 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22
ВХОД
Логин:
Пароль:
регистрация
забыли пароль?

 

ВЫБОР ЧИТАТЕЛЯ

главная | новости библиотеки | карта библиотеки | реклама в библиотеке | контакты | добавить книгу | ссылки

СЛУЧАЙНАЯ КНИГА
Copyright © 2004 - 2024г.
Библиотека "ВсеКниги". При использовании материалов - ссылка обязательна.