Чтение 20–й страницы книги ~Фантастика~

– В 1980 году ей было девять лет. Она шла домой из пансионата «Березки», несла сумку с продуктами. Провизия была ворованная, поэтому девочка и оказалась на шоссе в такое позднее время. Вероятно, дело было так. Водитель автобуса, вылетев из-за поворота, сначала увидел посреди дороги странный объект, вывернул руль влево, чтобы избежать столкновения, увидел на обочине, прямо перед собой, застывшую девочку и рефлекторно снова рванул машину вправо… Следственная группа обнаружила в непосредственной близости от места аварии следы детских ног. Этот факт особо отмечен в протоколе – предполагалось, что ребенок мог видеть катастрофу и дать свидетельские показания. Что маленькая Марианна там увидела, мы не знаем. Возможно, зрелище крушения повергло ее в глубокий нервный шок, и наши сердобольные космические приятели ее тоже слегка «полечили». К сожалению, допросить Марианну Игоревну, даже в пасифицированном состоянии, невозможно – она не владеет речевым аппаратом.

– Так, получается, вы ничего про нее не выяснили? – спросил Роберт.

– Почему же, мы выяснили всё. – Полковник заглянул в книжечку. – Биологический отец девушки установлен. Лаптев Игорь Сергеевич. Ничего особо интересного: был подМосквой в студенческом стройотряде; имел маленькое приключение с лычковской девицей, матерью Марианны; о существовании дочери не знает; работает инженером по технике безопасности. Теперь мать. Долина Евдокия Прокофьевна. Бросив грудного ребенка, уехала. Сейчас замужем, двое детей, живет в Калининграде. От мужа, корабельного механика, наличие добрачной дочери скрывает. В общем, достойная особа. Это ж надо – деревенскую девочку назвать Марианной, – возмущенно заметил Александр Александрович, как будто именно в этом состояло главное злодеяние беглой Евдокии Прокофьевны. – Вся эта анкетная лирика ничего не дает и не объясняет. Ясно одно: вы трое в одном и том же месте, в одно и то же время, так сказать, родились заново.

– Тройняшки, что ли? – засмеялся Дронов, святая простота. Весело ему стало!

Полковнику вот весело не было. Наоборот, с каждой минутой он делался всё серьезней. Пожалуй, даже напряженней.

– Можно выразиться и так. – Васильев помолчал. – Ну вот, Роберт Лукич и Сергей Иванович. Я рассказал вам всё, на что был уполномочен. Теперь вам нужно хорошенько обо всем этом подумать. Не так-то просто осознать, что наш мир не совсем таков, как кажется недостаточно информированному большинству.

– А почему не сообщить человечеству об угрожающей опасности? – вызывающе поинтересовался Роберт. – На кой нужна вся эта секретность? Нравится ощущать себя жрецами-хранителями великой тайны?

– У нас с Западом по этому поводу нет единства позиций, – спокойно объяснил полковник. – Наше руководство считает, что незачем устраивать панику. Есть компетентные органы, пускай у них голова болит, а попусту нервировать население незачем. На Западе же действуют иначе. Они уже лет тридцать потихоньку внедряют идею инопланетной опасности в массовое сознание. Разве вы не видите, сколько в Голливуде снимается фильмов на эту тему? Американцы считают, что это поможет человечеству избежатьпсихологического шока. Ну, не знаю, поживем-увидим…

Он взглянул на часы.

– Все, товарищи. Время. Вам нужно собраться с мыслями перед тем, как каждый из вас примет решение.

Дронов взорвался:

– Решение, решение, да что за решение-то?

– Об этом с вами будет говорить директор. – Васильев торжественно поднял палец. – Лично.

– Когда?

– Не могу сказать. Он очень занятой человек. Если хотите, погуляйте по территории, у нас тут очень красиво. И столовая отличная. Как при коммунизме – всё есть и всё бесплатно.

– Стоп! – насторожился Дарновский. – Вы говорили, что мы свободны и можем идти на все четыре стороны, а теперь «погуляйте по территории»…

– Можете отправляться домой или куда вам угодно. Директор сам вас найдет. Единственно лишь Марианне Игоревне придется на некоторое время здесь задержаться.

В заложницах оставляют, понял Роберт. Порылись у нас в мозгах и теперь твердо знают, что без нее мы никуда не денемся.

– Зачем это? – воинственно поднялся из кресла Дронов.

– Понимаю, о чем вы подумали. – Полковник с видом оскорбленного достоинства вздохнул. – Марианна Игоревна тоже совершенно свободна. Но вы видите, в каком она ослабленном состоянии. Ей нужно пройти курс реабилитации – это денька три-четыре, максимум пять. Вы сможете ее навещать, когда пожелаете. Можно было бы подержать ее на постельном режиме и в домашних условиях, но… – Он тактично понизил голос. – Насколько я понимаю, это вопрос пока открытый? В смысле, вчьихдомашних условиях она будет пребывать. Не мое дело и не смею вторгаться, но как человек старшего возраста и изрядного опыта позволю себе дать вам совет. Будет лучше, если вы предоставите Марианне Игоревне сделать выбор самой.

Бывшие напарники посмотрели друг на друга, челюсти у обоих нехорошо сжались.

– Я дождусь здесь, когда она проснется, – твердо сказал Роберт.

– И я, – подхватил Дронов. – А там видно будет.

– Ради бога. – Александр Александрович устало потер глаза. – Я пока наведаюсь к себе в кабинет, поработаю. Не прощаюсь – еще увидимся.

Когда он вышел, в комнате наступила полная тишина, лишь ровно дышала спящая Анна.

– Потолкуем? – шепнул Дронов. Роберт показал на стены: не здесь. Сергей кивнул.

– Пошли во двор, перекурим это дело.

Открыл окно, ловко перемахнул через подоконник. Роберт, кряхтя, полез за ним.

Та, без которой смерть

Уже с той стороны окна оба, не сговариваясь оглянулись на девушку в кресле.

– Сама так сама, – сказал Роберт. – Это будет по-честному. Согласен? Мы оба знаем, каково без нее, но давай дадим друг другу слово, по-мужски. Если она выберет меня – ты сваливаешь. Совсем, вчистую. Я то же самое. Хотя по мне лучше в петлю.

– Только без твоих гипнотических штучек, – набычился Дронов.

– Гипнозом не владею. А то бы ты у меня на поводке ходил, как дрессированный медведь. Так что? Уговор или мочиловка без правил?

Дронов закрыл глаза – видно, не очень поверил в атропин. Подумал. Тряхнул головой.

– Лады.

Они крепко пожали друг другу руки. Хоть Роберт и был уверен в победе, а все же перехватило дыхание.

Вокруг не было ни души. Над клумбами порхали бабочки, по верхушкам деревьев погуливал легкий ветер, аккуратные дорожки желтели просеянным песком. В самом деле – санаторий, да и только.

Теперь, когда главное определилось, надо было сменить тему.

– Чего от нас хотят, как ты думаешь?

Сергей пожал плечами.

– Ясно чего. Внедрить к инопланетянам, двойными агентами.

– Ты что, поверил в эту лабуду? – усмехнулся Дарновский, щурясь. Расширенным зрачкам было больно от яркого света.

– Так ведь ответственный сотрудник Комитета! – изумился Дронов. – Самого секретного подразделения! Иван Пантелеевич, и тот спасовал. Такие люди ваньку валять нестанут.

– В спецслужбах псих на психе сидит и психом погоняет. Чем секретнее, тем чеканутей. Какие на хрен инопланетяне? Никто их не видел, откуда они прилетают, неизвестно, чего хотят – тоже, одни гипотезы. Но при этом целая свора получает немеряные бабки, может запросто ловить людей и замораживать им мозги. Законы им по фигу, твори что хочешь – Родина разрешает. Несколько хитрых сволочей из разных стран, с большими звездами на погонах, изобрели эту дурку, чтоб держать за горло весь мир. Как же, планета в опасности! Получайте, спасители человечества, полный карт-бланш. А все потому, что на свете полно людей, которым нравится верить в заговоры, тайные козни и коварного, вездесущего врага. Вот на ком все эти ЦРУ, КГБ и прочие «Интеллидженс-сервисы» держатся. Напуганными людьми удобно рулить. Сереж, хоть ты-то с ума не сходи.

– А Дар – твой и мой? Откуда он по-твоему взялся?

– Да мало ли на свете не изученных наукой явлений. Может, это следствие клинической смерти.

– А Белый Столб?

– Галлюцинация. Или какая-нибудь шаровая молния нетипичной конфигурации. Не знаю! Этот Васильев говорит, что Анна была на шоссе и все видела. Но ни про какой Белый Столб она мне не рассказывала.

– Как она расскажет, если она немая!

– Это она для тебя немая.

Они качнулись навстречу друг другу, готовые вцепиться друг в друга.

– Ты все-таки ее гипнотизировал, гад! – бледнея, прохрипел Дронов. – Я… я за нее тебе глотку перегрызу.

Он коротко посмотрел в окно и вдруг просиял.

– Проснулась!

Роберт тоже повернулся, но ничего не увидел – только смутные контуры.

А Дронов уже карабкался на подоконник. Едва удержавшись, чтоб не стащить гада за ремень обратно, Дарновский полез следом.

Дронов подоспел к Анне первым. Опустился на колени, взял ее за кисти, да еще стал целовать руку, сволочь.

– Как ты, любимая? Тебе лучше, солнышко? – сюсюкал Дронов, и она позволяла ему слюнявить себе пальцы, но смотрела, между прочим, на Роберта, глаза в глаза!

Целовальщику кивнула, погладила по волосам, и тот триумфально оглянулся на Дарновского: что, мол, съел?

Пускай радуется. Зато Роберт вел с ней разговор.

«Эти люди опасные психи. Я вытащу тебя отсюда».

«Нет, они не сумасшедшие. Старик говорил правду. Те, кого он называет „Мигрантами“, действительно существуют. Это они спасли нам жизнь и оставили на память по подарку».

Роберт потрясенно заморгал. Не верить Анне он не мог.

«Значит, опасность для Земли действительно существует?»

«Этого я не знаю. Старик верит в то, что говорит, но он злой, он только прикидывается добрым. А у злых людей и правда злая. Сам всё про человечество да про человечество, а никакого человечества нет. Есть ты, есть я, есть каждый человек в отдельности. И стоит один человек не меньше, чем остальные миллиарды. Но Старику на одного человека наплевать. Он видит лес, а деревьев не видит».

«Я тебя не понимаю.– У Роберта голова шла кругом. –Так Белая Колонна была? Ты ее видела?».

«Видела. Но это была не колонна и не столб. Луч. Он светил сверху вниз. Уперся в землю. Стал короче, короче. А внутри был свет. Живой».

«В каком смысле?».

«Не знаю. Белый живой свет, я хорошо это помню. А потом из темноты появился другой свет–желтый, мертвый. Скрежет, треск, крики. Дальше ничего не было. Но я знаю: те, кого старик называет «Мигрантами», не злые. И мешать им не нужно».

«Тебе про них что-то известно?».

«Ничего. Но я чувствую».

– Милая, я буду здесь с тобой, пока ты не поправишься, – сказал Дронов. – Никуда не уйду.

«Да, так будет лучше. А ты иди»,– услышал Роберт и покачнулся, будто от удара в лицо.

«Я не оставлю тебя здесь! С этими. И особенно с ним!».

«Не бойся. Мы больше не расстанемся. Я всегда смогу говорить с тобой, даже если ты далеко»,– сказал ему нежный синий взгляд.

«Я не понимаю…».

«Я тоже. Но это так. Раньше не могла, а теперь могу. Вот отвернись. Слышишь меня?».

«Да».

«А теперь отойди к двери. Слышишь?».

«Слышу».

«Я сейчас не могу уйти отсюда. У меня совсем нет сил. Я очень устала. Иди и ничего не бойся. Я буду с тобой».

Когда она ему это пообещала, Роберт сразу успокоился. Оглянулся на Дронова, по-прежнему ползавшего на коленках, улыбнулся с чувством жалостливого превосходства и вышел в коридор.

Навстречу, дымя трубкой, шагал полковник Васильев.

– Уходите? Я распоряжусь, чтобы вас отвезли домой. Идите по главной аллее направо. Она длинная, полтора километра. Разомните мышцы, подышите воздухом. К вечеру обещали дождь, а сейчас благодать. Выходите через проходную, вас пропустят, и подождите снаружи. Машину подадут туда.

Роберт шел по длинной прямой дорожке, щурился от просеянных сквозь листву солнечных лучей и вел разговор с Анной.

«Видишь, я могу говорить с тобой, расстояния между нами больше не существует».

«А я? Как мне позвать тебя?».

«Когда-нибудь это произойдет само собой. Тебе просто нужно этого очень захотеть… Сегодня ты примешь важное решение. Я уже знаю, каким оно будет. И ты знаешь».

«Нет, не знаю».

«Знаешь. Они найдут тебя».

«Кто? Мигранты? Как? Когда?».

Ничего не изменилось, точно так же светило солнце и под ногами шуршал асфальт, но Анны с ним уже не было. Ее голос умолк.

Глава шестнадцатая

В дирекции

Сергей держал ее за руки, чувствовал тепло. Они были вдвоем, темнила Роберт наконец ушел – понял, что ему не светит, что свой выбор Мария уже сделала.

Одно только смущало – она на него совсем не смотрела, и взгляд какой-то нездешний, отсутствующий. О чем думает, непонятно.

Он прижался лбом к ее коленям, обнял их. Тогда легкая рука погладила его по голове, взъерошила волосы.

Дронов посмотрел вверх. Вот теперь Мария глядела на него, глаза у нее были такие, будто она очень хочет ему что-то сказать.

– Я для тебя всё сделаю, мне бы только понять. Ты чего хочешь, а?

Но как он ни старался, так и не въехал. Заметил только, что в углах рта у нее стала просвечивать улыбка, а на скулах проступил румянец – тот самый, от воспоминаний о котором его бросало в жар все долгие месяцы.

И надо же, в такой момент в комнату вперся полковник. Причем сначала вошел, а потом уже постучал – привлек к себе внимание.

– Сергей Иванович, вас ждет директор. Идемте, я провожу.

– Я вернусь, – сказал Дронов Марии.

– Конечно, вернетесь. И очень скоро. Разговор будет недолгим, – уверил его Васильев.

А Сергей с неудовольствием подумал: «Откуда он знает? Может, я еще поломаюсь».

– Куда идти-то? – спросил он во дворе. Других зданий поблизости не наблюдалось – одни кусты да деревья.

– Лучше подъедем. Территория здесь изрядная, до дирекции с километр будет.

Они сели в черную «волгу» – Александр Александрович за руль. Снял с сиденья кожаную папку, небрежно кинул назад, включил радио, и машина тихо зашуршала по асфальту.

По радио передавали новости. Сначала Дронов почти не слушал. Потом вздрогнул, навострил уши.

– …причем отдельные экстремистские элементы и просто горячие головы, не разобравшись в ситуации, пытаются возводить вокруг так называемого «Белого дома» баррикады. Решением Государственного комитета по чрезвычайному положению с двадцати одного ноль ноль в Москве вводится комендантский час. Гражданам, не имеющим специального пропуска выходить из дома запрещается. Нарушители буду задерживаться сотрудниками правоохранительных органов. Для поддержания законности и порядка в город будет введен дополнительный контингент внутренних войск, в том числе танки и боевые машины пехоты. Граждан просят сохранять спокойствие и во избежание несчастных случаев воздержаться от пользования частным автотранспортом. Временно исполняющий обязанности президента товарищ Янаев…

– Ёлки, это что за фигня? – ошарашенно спросил Сергей.

– Да, такие у нас дела, – хмуро ответил полковник. – Решается, быть Советскому Союзу или не быть. Именно поэтому директор и принял решение вывести вас из пасифицированного состояния, не доведя тестирование до конца.

– А зачем мы ему?

– Вы, Сергей Иванович. Персонально вы, в первую очередь. Однако мы уже приехали. Он сам вам расскажет.

Автомобиль остановился перед небольшим, уютного вида домом, к которому никак не подходило официальное название «дирекция». С отвеса черепичной крыши спускался густой занавес из стеблей дикого винограда, на высоких окнах с раскрытыми деревянными ставнями белели ситцевые занавесочки. Такие дома Дронов видел только в фильмах – французских или там итальянских.

– Ступайте-ступайте, – поторопил его полковник. – Я потом.

В прихожей на диване сидел человек в белой рубашке и галстуке, смотрел телевизор. На экране показывали площадь, битком набитую народом. Потом крупно балкон, и на нем Ельцин. Он тряс чубом и что-то говорил, охранник прикрывал президента Российской республики пуленепробиваемым щитом.

– Сегодня днем на площади перед Белым Домом прошел многотысячный митинг в поддержку президента РСФСР Бориса Ельцина и российского правительства, – рассказывали за кадром. Никогда раньше Дронов не слышал, чтобы у телевизионного диктора взволнованно подрагивал голос.

Коротко оглянувшись на вошедшего, человек в белой рубашке показал:

– Вам туда. – И снова уставился в экран.

Внутри дом оказался больше, чем казалось снаружи. Сергей прошел по коридору, где на полу лежал домотканый деревенский коврик.

Приоткрыл дверь, думая, что попадет в предбанник или секретарскую.

Но попал сразу в директорский кабинет. Это было ясно по размеру, по Т-образному столу, по хреновой туче телефонов и карте мира на стене. Плюс в углу еще стоял государственный флаг.

Как следует всё разглядеть, правда, Дронов не мог – солнце уже клонилось к закату, а окна кабинета выходили на запад, так что пришлось прищуриться и даже прикрыть глаза ладонью.

У стены тоже помигивал телевизор, здоровенный – наверно, метра полтора по диагонали. Картинка та же – митинг перед Белым Домом. Только без звука.

А у подоконника стоял мужчина, поливал из лейки цветы. На фоне ослепительного яркого прямоугольника было видно только силуэт.

Мужчина повернулся и сказал знакомым голосом:

– Давай сюда, Сережа. Что ты встал?

Это был Сэнсэй – такой же, как всегда, подтянутый, в элегантном синем блейзере, седой бобрик волос посверкивает на солнце.

Полицай Чубатый

– Вы? – обомлел Дронов. – А… а что вы-то здесь делаете?

– Работаю, Сережа. Уже который год.

Иван Пантелеевич подошел, по-дружески обнял питомца за плечо, усадил в кресло, а сам пристроился тут же, на подлокотнике, так что Сергею пришлось задрать голову.

– Сам всё обустраивал, налаживал. Даже дом этот сам спроектировал. В нем спокойно работается и хорошо думается. «Венецианское окно и вьющийся виноград, он поднимается к самой крыше», – с чувством продекламировал Сэнсэй какую-то цитату. – Теперь ты часто будешь здесь бывать.

– Так вы не в ВЦСПС работали? И не в ЦК? – всё не мог опомниться Дронов.

– Нет, Сережа. Я давно, с семидесятых, возглавляю направление по борьбе с Мигрантами. Сначала это был отдел, потом центр, потом управление, теперь вот Санаторий, но цель нашей деятельности не менялась. Смысл моей жизни – уберечь нашу бедную планету от оккупации. Васильев рассказал вам, что мы держим на особом учете всех «мутантов». Ты на это слово не обижайся, способность к мутации – неотъемлемое условие эволюции и вообще совершенствования. Тебя я вел лично, с самого начала. Во-первых, потому что парень ты перспективный. А во-вторых, потому что ты мне понравился. Ты не просто обладатель драгоценного Дара, ты личность, человек с характером. Я вырастил тебя медленно и любовно, как жемчужину в раковине – извини за такое лирическое сравнение. Ты мне давно, как сын. Я знал, что однажды ты принесешь Родине и человечеству неоценимую пользу. Этот час настал.

– Погодите, Иван Пантелеевич! Но я же вам звонил, говорил про Санаторий, а вы… – Сергей дернулся из кресла, но директор удержал его.

– В тот момент я не мог поступить иначе. Не было ясности. Вы с Дарновским будто с цепи сорвались, и у нас возникло подозрение, не упустили ли мы тебя. Может быть, Мигранты опередили нас и активизировали мину замедленного действия. Задача на тот момент была одна: как можно скорей найти вас и обездвижить. Я говорил с тобой ровно столько, чтобы звонок запеленговали и локализировали. – Сэнсэй улыбнулся. – Но вы оказались шустрее. Оставили моих ребят с носом. Молодцы!

– А… А почему вы мне с самого начала, еще в восьмидесятом году, не объяснили что к чему?

– Для нас было очень важно понаблюдать за тобой. В каком направлении ты будешь развиваться, кто будет около тебя крутиться. Рано или поздно Мигранты вышли бы с тобой на контакт, и тогда, может быть, нам удалось бы взять кого-то из них. Это значило бы больше, чем победа Советского Союза в Великой Отечественной, уж можешь мне поверить. Но ничего, до Мигрантов мы с тобой еще доберемся. Пока же надо отбиться от «полицаев». Совсем они обнаглели, лезут из всех щелей. Ты мне одно скажи: на чьей ты стороне?

– На вашей, какой вопрос, – обиделся Сергей.

– Другого ответа я не ждал. Тогда слушай. – Иван Пантелеевич встал, подошел к телевизору, по которому все еще показывали толпу перед Белым Домом. – Положение критическое. Некоторое время назад к нам поступили сведения, что Горбачев – «зомбоид». Наверх его протащили Мигранты – сначала в Политбюро, потом в генеральные секретари, то есть в лидеры одной из двух мировых сверхдержав. Вся так называемая Перестройка вкупе с Разрядкой – это тщательно разработанная диверсия, чтобы развалить планетарную систему ядерной защиты. На экстренной встрече компетентных лиц было принято решение нанести контрудар. Предатель человечества изолирован на крымской даче, власть в руки взял Госкомитет по чрезвычайному положению, ГКЧП. Но мы столкнулись с мощнейшим противодействием. В чем-то сплоховали сами, но главное – недооценили могущество и наглость Мигрантов. Они сорвали арест Чубатого, – Иван Пантелеевич кивнул на экран, где снова тряс седой челкой президент РСФСР, – а он тоже «полицай», это установлено стопроцентно. В результате сложилась патовая ситуация. В самом центре столицы гноится раковая опухоль, которую мы не можем прооперировать…

Зазвонил один из телефонов.

– Да? – отрывисто сказал Сэнсэй. – То есть как это?.. Он что, с ума съехал? Ну надави, дай ему валерьянки, что ли!… Давай, дорогой, давай, продавливай своего шефа. Иначе – сам знаешь.

Он сердито брякнул трубкой.

– На чем я… ? Ах да, патовая ситуация. Чубатый засел в Белом Доме. Вокруг живое кольцо из десятков тысяч болванов, которые не понимают, что здесь происходит на самомделе. Какая к лешему демократия, какая свобода! Это «пятая колонна» чужой, враждебной силы! – Иван Пантелеевич в сердцах махнул кулаком. – Время работает против нас. Все ведущие новостные телеканалы ведут прямую трансляцию. В регионах с каждым часом все больше наглеют – там «полицаев» тоже хватает. Если сегодня ночью не устраним этот бардак – всё, государству конец. Будем действовать решительно. По-хирургически. Без крови, может быть, даже большой крови обойтись нам вряд ли удастся. Ничего, в мире пару лет поноют и забудут. Как забыли площадь Тяньаньмынь – там было то же самое. Дэн Сяопин принял тяжелое, но единственно верное решение, передавил несколько сотен глупых мальчишек и девчонок танками. Ужасно, конечно, но зато Китай был спасен от хаоса и гражданской войны, в котором погибли бы миллионы…

– Вы меня не агитируйте, – перебил директора Сергей, озабоченно сдвинув брови. – Вы говорите, что я должен сделать.

Глаза Ивана Пантелеевича растроганно блеснули. Он прочистил горло, очевидно, не желая, чтобы дрогнул голос.

– Спасибо, Сережа. Я в тебе не ошибся. А сделать нужно вот что. – Он дернул подбородком в сторону экрана. – Проникнуть в Белый Дом. И уничтожить Чубатого. Без него всё развалится. А главное – вернуться обратно невредимым, еще до начала спецоперации группы «Альфа». Ты понадобишься Родине для других важных дел. Главная война у нас с тобой впереди, боев будет много. Как, справишься? Чубатого очень плотно охраняют. Возможно, там есть и «мутные».

– Надо – сделаю, – уверенно сказал Дронов. Сэнсэй взглянул на часы, улыбнулся.