read_book
Более 7000 книг и свыше 500 авторов. Русская и зарубежная фантастика, фэнтези, детективы, триллеры, драма, историческая и  приключенческая литература, философия и психология, сказки, любовные романы!!!
главная | новости библиотеки | карта библиотеки | реклама в библиотеке | контакты | добавить книгу | ссылки

Литература
РАЗДЕЛЫ БИБЛИОТЕКИ
Детектив
Детская литература
Драма
Женский роман
Зарубежная фантастика
История
Классика
Приключения
Проза
Русская фантастика
Триллеры
Философия

АЛФАВИТНЫЙ УКАЗАТЕЛЬ КНИГ

АЛФАВИТНЫЙ УКАЗАТЕЛЬ АВТОРОВ

ПАРТНЕРЫ



ПОИСК
Поиск по фамилии автора:

ЭТО ИНТЕРЕСНО

Ðåéòèíã@Mail.ru liveinternet.ru: ïîêàçàíî ÷èñëî ïðîñìîòðîâ è ïîñåòèòåëåé çà 24 ÷àñà ßíäåêñ öèòèðîâàíèÿ
По всем вопросам писать на allbooks2004(собака)gmail.com


– Алина Александровна, когда начнется, как вы думаете? – уточнил я.
– Думаю, что уже завтра к вечеру начнется дезертирство, – осторожно сказала она. – Послезавтра все войска из Москвы разбредутся или образуют отдельные очаги сопротивления, защищая самих себя и тех, кто сможет к ним примкнуть. И к послезавтрашнему дню войска начнут покидать город, стараясь переместиться туда, где легче обороняться и где есть запасы всего необходимого для жизни. А Москва превратится в гигантский источник заразы. И завтра уже появятся новые очаги по всему миру. Если объявили в средствах массовой информации, что здесь проблемы, то завтра будет массовый отток иностранцев. А среди них будет множество инфицированных. Или все будут инфицированы. К завтрашнему вечеру ждите новостей со всего мира. Если в нашей стране останутся новости к этому времени. Мы не знаем толком, что сейчас происходит, но я думаю, что даже лесной пожар в засуху распространяется не так, как эта зараза.
Александр Бурко
20марта, вторник, вечер
Ближе к вечеру никаких изменений в обстановке не произошло. Салеев с заместителями и Домбровским сидели у телефонов и радиостанций. «Ковчег» пришел в движение, добрый десяток автобусов, каждый в сопровождении грузовика и двух внедорожников, поехали по Москве собирать тех «праведных», кому досталось место в ковчеге. Все шло как задумано, без проблем. То, что бойцы армии Бурко заодно стали сотрудниками ФСИН, открывало им дорогу сквозь выставлявшиеся тут и там армейские блоки.
Доклады от колонн поступали каждые десять минут, на виртуальной карте Москвы двое помощников Домбровского передвигали метки. Бурко смотрел на гигантский плоский монитор, висящий на стене. Ему нравилось организованное движение зеленых кружочков по запутанной паутине улиц города, нравилось, как они двигались по тонким синим линиям, обозначающим их заранее намеченные маршруты. Все, как намечено, все, как запланировано, никаких отклонений.
Видя, что в его присутствии необходимости нет, Бурко спустился в подвал, в тир. Извлек из кобуры свой сверхдорогой «Феникс» и разом выпустил по мишеням содержимое магазина. Ему на миг показалось, что вместо мишеней там, у дальней стены, обитой мягкими противорикошетными панелями, стоят все те, кому он вынужден был кланяться, чтобы достигнуть нынешнего положения.
«Ничего, времена изменились», – подумал он.
Валерий Воропаев
20марта, вторник, вечер
Почти треть людей из тридцати работающих в офисе на работу не вышли. Некоторые не только не отзвонились, но и сами не откликались на телефонные звонки. Татьяна Борисовна, поборница порядка и дисциплины, звонившая им поочередно, заметно злилась, но Валера реагировал на это вяло. Все равно никто не работал, в воздухе свинцовой тучей висела непонятная тревога, передававшаяся от человека к человеку, а люди все больше смотрели новости или сидели в Интернете, пытаясь понять, что происходит. Да исам Валера головы от монитора не поднимал, перескакивая с одного информационного сайта на другой, пытаясь найти объяснение происходящему, хотя, на самом деле, не было понятно, что именно вообще происходит. «Вспышки немотивированного насилия», «беспорядки» и все подобное упоминалось на многих сайтах, но никак не расшифровывалось. Кто-то недоумевал, но внутренняя сигнализация Валеры включила у него в мозгу мигающий красный сигнал «Тревога!». Информации много, из разных мест, вся плохая и вся непонятная. А это значит, что точно беда случилась.
Брожение умов и нервозность сотрудников тоже крепли по мере поступления новых сведений, особенно таких, какие нормальный разум начисто отказывался усваивать, и в результате Валера счел за благо распустить всех по домам, наказав на завтра не суетиться и лишь быть на связи, за что был неоднократно одарен благодарственными словами. Люди откровенно стремились домой и присутствием в офисе тяготились. Надо быть справедливым: получив свое нынешнее положение на правах зятя Братского и осознавая, что окружающим это прекрасно известно, Валера не корчил из себя небожителя – понимал, что не заслужил. Поэтому сотрудниками компании был скорее любим за незлобивый нрав, доброжелательность и чувство юмора. Сейчас же люди, быстро собравшись, очистили офис, оставив Валеру коротать в нем время одного. Чего он, собственно говоря, и добивался.
Оставшись один в большом пустом офисе, он схватился за мобильный и набрал номер Вадика Уринсона – пронырливого незаметного финансиста, решавшего самые щекотливые вопросы как самого Валеры, так и уважаемого тестя. «Вывести-ввести», помыть деньги до белизны, перевести куда надо то, что переводить нельзя, обналичить любую сумму – все делалось мгновенно. За что, собственно говоря, Вадика клиенты и ценили. Располагая немалыми свободными суммами в наличных и работая только с проверенными клиентами, он мог себе позволить действовать под честное слово, на опережение, он был вне конкуренции во многих делах, особенно таких, с какими в банк идти не хочется, даже в лояльный.
– Привет, Вадь, – сказал в трубку Валера, когда откликнулся низкий голос на другом конце «провода». – Валера Воропаев.
– Привет, привет, кому бы не пропасть, – радушно ответил Уринсон. – Чем могу?
– Бумага нужна. И чем быстрее, тем лучше.
Голос Уринсона мгновенно «поделовел» – тоже часть образа.
– Сколько и когда? – уточнил он.
– Два «больших» сможешь найти? – спросил Валера.
– Сегодня? – переспросил Уринсон и, не дожидаясь ответа, сказал: – Сегодня нет. Один и два наскребу, примерно, больше уже нет. А завтра могу остальное. Подойдет?
Валера и сам не знал, подойдет или нет. Он решил снять наличные деньги лишь потому, что решил: «Не помешают». Поэтому сумму в два миллиона долларов определил наугад, исходя из тех своих средств, что крутились у Вадика. Но полагал, что с такой суммой у того проблем не возникнет, поэтому слегка удивился. Однако слово «уже» мимо ушей не проскочило.
– Да нормально, – ответил он. – Когда подослать сможешь?
– Некого подослать, Валер, – с сожалением ответил Вадик. – Не ты один такой у меня сегодня, все люди в разъездах. Лучше бы ты сам подъехал. Сможешь?
– Через часок нормально будет? – уточнил Валера.
– Не вопрос, жду, – ответил Уринсон и отключился.
Ощущение, что грядут проблемы небывалого масштаба, продолжало крепнуть. Мало того что в «Лавке Уринсона» денег не хватило, так еще и людей не было. А что это значит? Мыслителем быть не надо, чтобы понять – Валера не одинок в желании получить наличные на руки. К самым осведомленным людям он себя не относил – что взять с владельца строительной компании? А среди клиентуры было много людей государственных, таких, какие сидят куда ближе к источникам информации, в том числе и из тех, кто призваны хранить покой населения. А если так… Вообще-то если говорить честно, то осведомленней Уринсона людей в стране было мало. Вся его клиентура считала своим долгом предупреждать его о возможных проблемах, потому что отчасти его безопасность была безопасностью их денег. По крайней мере, пока он цел, хлопот меньше.
В общем, Балерина интуиция, не раз выручавшая его из трудных ситуаций, сейчас подсказывала ему, что следует ожидать худшего. Насколько худшего – видно будет, но очутиться перед худшим с чемоданом наличных было бы полезней, чем с ворохом кредитных карточек.
В тишине пустого офиса зазвонил телефон. Так резко, что задумавшийся Валера подскочил на месте. Он подошел к столу, снял трубку.
– Валерий Палыч, это Посохов, – послышался бесцветный голос из наушника. – Новости у меня нерадостные.
– Слушаю вас, Борис Сергеевич, – откликнулся Валера, совсем не удивившись пессимистичному вступлению.
– Говорят, что какая-то серьезная эпидемия началась, – осторожно сказал Посохов. – Вроде бешенства, только еще хуже. По городу множество смертей, нападения и все такое. И мои ребята из охраны так говорят, и знакомый с самого-самого верха позвонил, какой врать или выдумывать не будет, и другие источники подтверждают. Беда, говорят.
– И что делать советуют?
– Не знаю, кто и что советует, но я предпочитаю завтра рано утром вылететь в Лондон. Там такого бардака не будет.
– Не будет, конечно, – уверенно подтвердил слова Посохова Валера, окончательно убеждаясь, что говорит с идиотом. – Тогда и я куда-нибудь улечу. Наверное.
Добавил последние слова он уже из озорства, но Посохов подколки не понял и лишь поддержал Валеру в его начинании. На этом разговор и закончился. Делать в офисе было уже нечего, и Валера, накинув пальто, ушел.
Здание и холл внизу поразили его необычной, какой-то гулкой пустотой. Даже свет, обычно яркий, приглушили. Было похоже, что в офисном центре никого не осталось. На стоянке, которую хорошо видно было через стеклянные двери, тоже было пустовато. Так, пять – шесть машин, не больше, а обычно не приткнешься в это время. Дверь из холла впервые, пожалуй, была закрыта, и мрачный охранник в темно-сером костюме с красным галстуком открыл ее с пульта. Зажужжал электрозамок, и Валера вышел в прохладу весеннего вечера. Отпер «Рэйндж», уселся на холодную скользкую кожу сиденья. Лампочки приборной доски приветливо засветились, заурчал сытым хищником большой мотор, и машина, плавно перевалившись через «лежачего полицейского», выехала на улицу, легко воткнувшись в не слишком плотный поток.
Ехать было недалеко, и, совсем недолго покрутившись по улицам, Валера въехал в Средний Кисловский переулок, где в тихом дворике размещался никому не заметный офис Вадика Уринсона, всяким образом бежавшего известности. Клиентура бы не позволила ему себя слишком уж рекламировать, слишком много неправедно нажитого, краденого и взяточного шло через его руки, чтобы уже затем попасть в ведение вполне респектабельных финансовых компаний и приносить легальный доход.
Во дворе было пусто, стояла лишь пара машин, включая серебристый «Лексус» самого Уринсона. Окон в замыкающих двор трехэтажных старых домах светилось мало, во дворике были все больше офисы и ни единой квартиры. Фонаря горело всего два, углы двора тонули во тьме. Выбравшись из машины, Валера огляделся, и ему стало неуютно в этой холодной темноте. Он даже прижал к себе локтем кобуру, чтобы убедиться, что он по-прежнему вооружен, и лишь затем нажал на кнопку видеодомофона. Негромко пискнуло, засветило синим, а затем дверь со щелчком открылась, осталось ее только толкнуть и войти внутрь.
Офис был простенький, ковролин на полу и крашенные серой водоэмульсионкой стены с приколоченной к ним длинной ламинатной доской на уровне спинок кресел. Никакого подобия великолепию конторы Валеры. Но при этом все, кто сюда приходил, знали, какими суммами ворочает маленький и сутулый бородатый мужичок в очках, обладатель неожиданно густого для такой жидкой комплекции баса, который сейчас поднялся из-за письменного стола и пошел навстречу, протягивая руку для приветствия.
– Как доехал? – спросил Вадик, изобразив заботливость.
– Да нормально вроде, – пожал плечами Валера. – А что происходит-то? Давай колись, ты у нас всегда больше всех знаешь.
– Стрельбы еще не слышал? – вроде как удивился Уринсон, подняв густые лохматые брови.
– Нет, – покачал головой Валера. – Но я в конторе сидел, а у нас там полная звуконепроницаемость.
– Она тебя и погубит, – усмехнулся Вадик. – Стреляли в городе сегодня, и не раз. Во всех районах слышат.
– В кого стреляют? – спросил Валера, силившийся целый день добиться ответа на этот, в сущности, простой вопрос. – И кто стреляет? И на хрена?
– Ну вопросов-то! – закрылся притворно руками Уринсон. – Странное говорят. Настолько странное, что и верить не хочется. Мутанты развелись, или психи, или кто-то еще. Понимаю, как все звучит, но мне несколько человек, к фантазиям не склонных, сегодня отзвонились. Двое уже покинули пределы страны, те, какие к реальной информации поближе.
– Вот как… – удивился Валера. – Так все серьезно?
– Говорят, что серьезней уже некуда, – подтвердил Уринсон. – Большая беда идет. Кстати, один тридцать пять я тебе набрал. Но списал больше, сегодня десять себе взял за экстренность.
В другое время Валера возмутился бы такой бесцеремонностью в обращении с его деньгами, но сейчас ему было все равно. Почему – он и сам не понял. Лишь пожал плечами исказал:
– Нормально. Здесь все?
Он показал на дешевую китайскую нейлоновую сумку вроде теннисной, в каких Уринсон обычно отдавал наличные своим клиентам. Сумка скромно лежала на столе, и ни за что не подумать было, что в ней, перехваченные резинками в растрепанные пачки, лежат стодолларовые купюры.
– Здесь, забирай. Расписок, как обычно, не беру, – усмехнулся он. – И вот еще что – завтра не буду открываться. Если недоволен – ругайся сразу, все равно бесполезно. Пока тебя ждал, так решил. Что-то очень срочное будет – звони на мобильный, договоримся.
– А что так? – спросил Валера, уже предполагая ответ.
– Страшно, – честно ответил Вадик. – Не ты один знаешь, что я тут с налом оперирую. А в смутные времена таких, как я, первыми отстреливают. Не хотелось бы в статистику угодить.
– А сейчас как? – спросил Валера.
– А сейчас ребята мои подъедут, и рванем все вместе. Ладно, иди давай, мне собираться надо.
Валера попрощался за руку, мельком заглянул в сумку и пошел к выходу. Вадику он доверял, тот за сколько лет не дал ни малейшего повода себя хоть в чем-то заподозрить или упрекнуть. Он нажал на белую клавишу справа от двери, щелкнул электрозамок, скрипнула пружина металлической двери. Валера шагнул вперед, с низкого крыльца, в ту же секунду осознав, что вокруг что-то неправильно, какой-то темный силуэт мелькнул на самой периферии его поля зрения, и вдруг голова словно раскололась на части. Мир начал переворачиваться перед глазами, а затем его правый висок вдруг с тупым стуком соприкоснулся с шершавым асфальтом, да так, что еще и зубы лязгнули, чертовски больно прикусив язык.
Наверное, это Валеру и спасло. Померкшее было сознание мгновенно прояснилось от разорвавшейся в мозгу вспышки боли, а рот заполнился кровью. Он почувствовал, как чья-то рука сдернула с его плеча нейлоновую сумку с деньгами, он услышал, как кто-то сказал: «Ключи от «Рэйнджа» поищи». Голос был молодой и даже какой-то ломающийся, словно у подростка. И довольно знакомый. Затем его взгляд сквозь прижмуренные веки сфокусировался на чьих-то ногах в приличных брюках и туфлях, обмотанной тряпками монтировке, свободно свисающей из чьей-то руки. Рука была так себе, кстати, худая и мосластая, не чета мощной ручище самого Валеры. С такой руки и огребать-то неприлично. Обладатель руки с монтировкой так и продолжал стоять над Валерой, словно не зная, что делать дальше. У дверей офиса топталась еще одна фигура, худая и длинная.
Пока его мозг фиксировал и анализировал детали, перебирая их со скоростью компьютера, правая рука уже скользнула под пиджак и сжала теплую от близости рубчатую рукоятку «Викинга». Все произошло без его участия, просто что-то спрятанное в глубине просигналило: «К оружию!» Пистолет легко вышел из кобуры, большой палец сбросил предохранитель. Толкнувшись левой рукой от асфальта, он просто перекатился на спину, и, едва ствол пистолета приподнялся в сторону возвышающегося над ним темного силуэта, Валера нажал на спуск. Трепыхнулось в ладони, вспышка осветила темный угол двора, силуэт стоящего человека дернулся, а Валера еще раз пять подряд надавил на спуск, уже с вытянутой руки, прицельно, всаживая пулю за пулей во врага.
Человек дико закричал, а затем, странно дернув головой, рухнул навзничь. Валера перенес огонь на второго, заметавшегося растерянно у стены, и попал уже второй пулей. Тот дернулся странно, как паралитик, а на светлой стене появилось темное пятно, там, куда брызнуло кровью. Однако он так и продолжал стрельбу, паля уже по скорчившейся у стены неподвижной темной фигуре до тех пор, пока затвор не встал на задержку.
Стихло эхо выстрелов, метнувшееся между стен старых особняков, дико заорала сигнализация «Лексуса», разбуженная шумом. Валера вскочил на колено, судорожно и неловко меняя магазин в пистолете вдруг неожиданно задрожавшей рукой, ища взглядом нового противника и не находя его.
Только эти двое, один из которых кучей тряпья у стены свернулся, а второй был еще жив. Мелко колотило все его тело, каблуки скребли по асфальту, а из дважды простреленного горла всплесками и пузырями брызгала кровь, заливая собой все вокруг. Но Валера узнал его сразу – Леша, тот самый парнишка, который много раз привозил к нему в офис скромную спортивную сумку.
– Ни хрена себе… – протянул Валера, попятившись от умирающего. – Вы кого тряхануть решили, барбосы? Сопляки, мать вашу в пень!
Он вдруг дернулся с пистолетом в сторону офиса, заподозрив нелогично, что Уринсон сам их подослал, но тут же тормознул так, что чуть не свалился: за окном конторы сверкнуло и глухо грохнуло – раз, затем второй. Тяжко ударило, как из пушки. И вдруг возникла уверенность, что Уринсон был здесь ни при чем. И ключевое слово здесь «был». Был, да весь вышел.
– Нет, ребята… – пробормотал он, выдергивая из руки умирающего ремень сумки с деньгами. – Это уже вы сами, без меня.
«Рэйндж» мощно рванул с места, с креном заправился в поворот и, ревя мотором в узком переулке, понесся в сторону Калашного переулка, а оттуда на Новый Арбат, где можно было уже не опасаться преследования. Про то, что оба убитых им уже встали, Валера не знал. Как не знал таких особенностей и некто по имени Сережа, друг сотрудника Леши, приглашенный в дела за заметную отмороженность, застреливший Уринсона двумя выстрелами из обреза двуствольного ружья в живот, а затем опрометчиво повернувшийся к нему спиной. Момента, когда убитый встал, он просто не заметил, потому что, матерясь и скуля от отчаяния, старался открыть сейф, код которого Уринсон поменял час назад, никого об этом, естественно, в известность не ставя. А покойный Леша уверял, что Уринсон запасся золотом, и неслабо.
Офицеры московского ОМОНа
20марта, вторник, вечер
Во дворе офисного здания «Фармкора», что на Садовом кольце, стояли два новеньких «Тигра» в милицейской раскраске – группа быстрого реагирования. Сидели в них не эсбэшники, а самые настоящие офицеры московского ОМОНа. Они тоже с семьями были отобраны для спасения, и к тому же им более чем хорошо заплатили. Их задачей был немедленный выезд в ту точку, где у какой-то из колонн возникнут проблемы. Какого рода проблемы могут возникнуть – омоновцам было яснее всех, они еще с ночи насмотрелись на оживших мертвецов. Да и в закрытые решетчатые ворота офисного двора такие мертвяки уже несколько раз толкались. Ближе к вечеру их стало заметно больше.
Старший лейтенант Павлов, сидевший в головной машине, не выдержал в конце концов, выбрался из салона, подошел к воротам и через решетку застрелил одного из мертвяков из своего ПММ. Тело свалилось на тротуар. Павлов оглядел улицу. Машины по Садовке ехали, а вот пешеходов видно не было совсем. Все прятались.
Старлей добежал обратно до здоровенного внедорожника, влез назад, в десантный отсек.
– Оно тебе надо? – зевнув, спросил сидевший на переднем сиденье массивный майор в камуфляже. В его здоровенных лапах АК-74М, лежащий на коленях со сложенным прикладом, казался игрушкой из черной пластмассы.
– Да надоели. Бродят и бродят, – ответил Павлов.
– И пусть бродят, – хмыкнул здоровяк. – Нам на них всех патронов не напастись.
Павлов только пожал плечами. Наступила тишина, говорить никому не хотелось.
Сергей Крамцов
20марта, вторник, вечер
Когда баня протопилась, определились, что сначала в нее заходит смена женская. Если бы мы были на даче вчетвером, никто бы над сменами не задумывался, но поскольку здесь была и Алина Александровна, и ее дочери, с нашей вольностью нравов не знакомые, то пришлось делиться на смены. В качестве дополнительного проявления деликатности мы с Лехой натянули большое брезентовое полотно между деревьями, закрывающее от нескромных взоров то, что делается в открытом предбаннике и в летнем душе, куда будут выбегать охладиться парящиеся. Оборудовав таким образом «женскую половину» двора, мы отошли с ним на крыльцо. Таким образом мы стали первой сменой караула.
– Серый, знаешь, что я думаю? – задумчиво сказал Леха. – Ты вон тот домик видишь?
Леха показал на дачку с высокой островерхой крышей, расположенную на этой же улице, где и моя, на противоположной стороне и ближе к перекрестку, по диагонали от нашего участка.
– Вижу. Продолжай.
– Там, как мне кажется, чердак удобный для НП.
Действительно, если засесть на чердаке этого домика, принадлежащего бывшему директору какого-то профильного института, то оттуда будут отлично просматриваться все подходы к моему дому, и, самое главное, если ко мне в калитку будет стучаться кто-то совсем нежелательный, у него в тылу окажется кто-то с оружием, что может быстро решить исход любой драки в нашу пользу.
– Частная собственность… – поморщился я, хотя соблазн был велик.
– И черт с ней, – отмахнулся Леха. – Мы же не грабить собираемся, а только чердак арендовать на несколько дней.
– А если хозяева приедут?
– Сомнительно, – скептически сказал он. – И если приедут, то убедим их, что это для их же блага. Типа возьмем под защиту и все такое. Стволов у нас много, спорить не станут.
Вообще-то идея правильная, чего говорить. Надо было бы самому догадаться. Без НП никак нельзя, а вдруг друзья Оверчука все же раскопают этот адресок?
– Разумно, – согласился я. – Ты аккуратно замок вскрыть сможешь?
– Посмотреть надо, но думаю, что смогу, – сказал Леха. – Не думаю, что на фанерном доме сейфовая дверь. В крайнем случае, аккуратно стекло высадим.
– Ну и иди посмотри, – распорядился я, раз уж мне тут командирские обязанности все делегировали.
Леха вышел со двора, перепрыгнул через забор участка напротив. Молодец, соображает, что к НП надо ходить кружным путем, чтобы следами не выдать местоположение поста. Сейчас пройдет задами соседских участков, и все будет как надо.
Женщины ушли в баню, но Ксения осталась сидеть на крыльце, задумчиво гладя собаку. Нет, с этим надо что-то делать. Довезу ее до места, и там пусть хоть в петлю лезет, это ее проблемы, но до того момента мне заживо себя похоронивший в группе не нужен. И не из сочувствия, а потому что мешать будет, а может и всех под монастырь подвести.Я подошел к ней, сел рядом.
– Не помешаю?
– Нет, – тихо, почти неслышно, ответила она.
– Ксень, а почему ты в баню не пошла?
– Не хочу.
Она даже не смотрела в мою сторону. Ее карие глаза были направлены в такую даль, откуда ответа ее мыслям ждать точно не стоило.
– У меня здесь отличная баня, – сказал я ей. – И теперь неизвестно, когда ты попадешь в такую. Может быть, и никогда уже.
Своей баней я, кстати, вполне законно гордился. Баня была действительно отличная. Она была лучше самого дома, на мой взгляд. И важнее.
– Пусть, – пожала плечами Ксения.
– Ксень, я все понимаю, но ты должна очнуться, – вздохнул я. – В приказном порядке. Это важно, причем не только для тебя, но и для всех остальных.
– Почему?
– Потому что начинается Катастрофа, и нам надо спасаться. А ты будешь мешать это делать, – взялся я терпеливо объяснять, хотя, если честно, было желание одновременно надрать ей и уши, и задницу, да еще и надавать подзатыльников.
– Почему? – также, не поворачиваясь, спросила она.
– Человек в таком настроении, которому все безразлично, опасен для тех, кто идет с ним. Ты превращаешься в постоянную проблему для всех. Ты неадекватна, а неадекватные не выживают сами и тянут за собой других.
Я знал, в какое место ткнуть, чтобы вызвать реакцию. Так и вышло – на последние слова она явно среагировала, разозлившись.
– А кто начал эту Катастрофу? – Она посмотрела мне в глаза. – Я начала. Я начала нести этот бред про несчастных обезьянок. Думаешь, мне действительно важна их судьба? Мне плевать было на этих обезьян, я хоть и люблю животных, но не настолько. Я вот Мишку люблю. – Она потрепала сидевшего у ее ног пса по загривку. – И своего кота люблю, а на обезьян в лаборатории мне плевать. Но мне обязательно надо было всем показать, какая я передовая, какая умная и какая продвинутая. Общественный деятель, свет в окошке для будущих поколений либералов!
Я пожал плечами. Затем сказал то, что и правда думал:
– Мы все хороши, играли с огнем. Теперь поздно что-то менять. Теперь остается только драться за жизнь.
Она глубоко, судорожно вздохнула.
– Если бы мы не полезли со своими играми, то ничего бы не случилось! Ни-че-то! Вообще! Понимаешь? – Она посмотрела мне прямо в глаза. – Вы бы перевели работу в другое место, теперь вас охраняли бы не трое, а тридцать или триста охранников, и ничего бы не случилось! Ты знаешь, что у меня вчера начинался грипп? Насморк, температура ивсе прочее? К вечеру мне стало хуже, ты приехал ночью, а сейчас у меня грипп прошел. Ни насморка, ни жара. Если ты заразил меня этим своим вирусом, то получается, что вы были правы, он лечит людей. А теперь…
Так, это надо прерывать. Пускай в другом месте кается и исповедуется, это не моя обязанность ее утешать.
– Ксень, доля вины есть на каждом. – Я даже доверительно взял ее за предплечье. – На мне – не меньше. Мы узнали, что делает этот вирус, уже несколько дней назад, но продолжали возиться с ним в своем институте, хотя это не место для такой работы, и надо было немедленно остановиться. Не случилась бы ваша бомба – случилась бы другая авария. Не сейчас, так позже, не у нас, так в другом месте. Но изменить что-либо я уже не в силах и поэтому, вместо того чтобы казнить себя, намерен выполнить обещание,которое дал вашему отцу. Я обещал доставить вас в Горький-16 в целости и сохранности, и я это сделаю. И я отвечаю за своих друзей.
– А почему ты отвечаешь за них? Они, в отличие от нас, явно сами способны о себе позаботиться.
По крайней мере, проявился интерес к разговору. Не все потеряно. Надо и дальше давить.
– Потому что никто не знает об этой заразе больше, чем я, – таким же спокойным, размеренным голосом продолжил вещать я. – Это поможет им. И я должен привезти вас в «Шешнашку», я должен доставить туда все материалы по этой работе. Тогда они смогут создать вакцину. Никто не снимает с меня обязанность спасти то, что останется от этого мира, никто. Понимаешь? И чем больше мы виноваты в происшедшем, тем больше мы должны сделать хорошего. Мы не хотели зла, и наш главный грех – беспечность и любопытство. Надо спасать то, что еще можно спасти. А просто сидеть здесь и ждать кары небесной – подло. Это бегство. Я такой виноватый, пущай меня за это разорвет на хрен. Ну и вы подыхайте.
Она понемногу втягивалась в разговор.
– Сереж… ты можешь спасать мир, потому что ты ученый, ты знаешь, что делать, ты еще и боец. А от меня пользы нет, я всего лишь со второго курса журфака, меня ничему не учили, кроме как молоть языком. Я уточню: гладко и складно говорить о том, в чем ни черта не соображаешь, – это смысл журналистики.
В чем-то она права, но это не ее вина. А уж научить здесь каждого быть «полезным членом экспедиции» я точно смогу, в этом не сомневайтесь. Причем трудотерапия – лучшее средство от душевной тоски, это я еще с армии знаю.
– Не прибедняйся. Ты не дура, и это главное, – проникновенно сказал я. – Чем ты потом будешь полезна этому миру – будет видно позже, когда мы приедем в «Шешнашку». А вот стать бойцом – вообще никаких проблем. Хотя бы драться ты сумеешь, мы тебя научим, это я обещаю. Быстро научим. Ты сможешь защитить себя, а знаешь, что это для нас означает?
– Что?
Ее участие в разговоре стало абсолютным, никакого блуждающего взгляда. Хороший знак. Пора объяснять политику партии. Эх, еще бы и навалять ей было неплохо, террористке сопливой…
– Если ты способна защищать себя, то кто-то из нас не должен все время защищать тебя, – сказал я между тем. – Не один, а два дополнительных человека в отряде получаются. Если умеешь драться ты, то сама сможешь защитить кого-нибудь.
– Можно не защищать меня.
Это уже из гордости. Сказала, чтобы хоть что-то сказать. Можно подумать, что я этой фразы не ожидал.
– А вот это называется демагогией, – хмыкнул я. – Ты можешь представить картину, когда тебя будут мертвецы жрать живьем у нас на глазах, а мы не вмешаемся? Можешь? Ответь честно.
– Нет, не могу, – глядя в землю, ответила она.
– А значит, мы будем тебя защищать и беречь, хочешь ты этого или нет, – сказал я жестко. – А если ты научишься хоть чему-то, то тогда сама сможешь кого-то защищать и беречь, хотя бы саму себя, для начала. У меня не было семьи с детства, вы ее заменили мне. И я защищаю сейчас свою семью, не чью-нибудь еще. И не мешай мне это делать, я тебя очень прошу. Если за тобой вина, искупай ее делом, а не принятием схимы. Обещай мне, пожалуйста, что до того, как мы доберемся до Горького-16, ты будешь делать то, что следует делать. Будешь учиться драться, будешь помогать всем вокруг, чем можешь. А что будет потом – ты решишь потом, меня это не касается.
– Чем я могу помочь? – сделала она удивленное лицо. – Анька мне фору даст в чем угодно, она сильнее меня в тысячу раз! Она спортсменка, а я…
– Это не проблема, иногда важна не только сила! – перебил я ее. – Например, с собакой, так как ты, никто не управляется. Она вообще только тебя по-настоящему слушается.
– И что?
– А то, что пса надо учить нас охранять, – продолжал я. – Если Мишка начнет предупреждать об опасности, то мы сможем защитить себя в любом месте и в любое время. Поможешь нам хотя бы в этом?
Ксения посмотрела куда-то вдаль, над верхушками постепенно погружающегося в сумерки леса за забором, кивнула:
– Конечно.
– Тогда иди сейчас в баню, а если тебя гложет вина, то попроси всех остальных отлупить тебя вениками по мягкому месту. Это поможет.
– Ага, сейчас! – возмутилась она.
– Вот видишь, первая здоровая эмоция, – ухмыльнулся я. – Считай, что за свои ошибки ты будешь платить тем, что подчиняешься моим командам по-солдатски, без возражений и рассуждений. Понятно?
Она кивнула.
– А ночью пойдем покараулим вместе, – закончил я свою речь. – Начну тебя учить понемногу всяким полезным вещам. Все! Бегом марш переодеваться!
Вот так. К делу ее, причем такому, где ответственность за других. В караул, в ночь. Чем бы солдат ни занимался, лишь бы за… задолбался, в общем. Истина старая и верная на сто процентов. Ей бы еще оружие персонааьное, но, кроме мелкашек, ничего не оставалось. Ладно, потом что-то придумаем, а пока с сестрой будут «Вепрь» друг другу передавать.
Ксения действительно почти забежала в дом переодеваться, но я, по правде говоря, не заблуждался насчет того, насколько удалось исправить положение. Приступ бодрости временный, если девушку не занять чем-то действительно серьезным, она снова впадет в депрессию. Пусть лучше устает физически, до изнеможения, чем много думает. Ей есть о чем думать, и я совсем не уверен, смог бы я сам вынести подобный груз вины. А если, не дай бог, она узнает, что Владимир Сергеевич, ее отец, погиб вскоре после их идиотской выходки, вынужденный застрелиться, чтобы сохранить человеческий облик… Сложно даже представить, что случится после этого. Но как я уже сказал, это не моя проблема после приезда в «Шешнашку». Моя хата с краю в чужих личных делах, как бы я тут ни выступал.
А вот то, что она меня ученым прозвала… С этим сложнее. Не чувствую я себя уже таковым, после того что случилось. День всего прошел. А уже не чувствую. И чувствовать больше не хочется.
Вернулся Леха. Еще от калитки крикнул:
– Никаких проблем с домом. Я его уже открыл, перочинным ножом.
– На чердак поднимался? – спросил я.
– Обязательно. Четыре окошка, во все стороны, стулья можно прихватить снизу. Еще ведро поставить вместо ночной вазы, чтобы фишка в сортир не бегала, и можно караулить. Смены-то у нас длинные будут.
– Тогда я как раз первую смену и возьму, пока дамы парятся, – поднялся со скамейки я. – Показывай, как там.
Мы вышли из калитки и зашли в другую, напротив, с которой предусмотрительный Леха тоже успел снять замок. Что значит руки откуда надо растут. У меня с механикой отношения сложнее. Мы пересекли соседский двор по плиточной дорожке, подошли к забору, из которого Леха выбил три доски, аккуратно положив их рядом, прошли через еще один двор, пролезли в прорезанную в сетке рабица дыру и оказались в нужном дворе. Сзади подошли к дому, поднялись на крыльцо и вошли внутрь.
Узкая деревянная лестница вела наверх из маленькой кухни-веранды, откуда мы и прихватили два стула. Вход на чердак был через широкий люк, куда было забираться легко и просто. Чердак высокий, свет пробивался через четыре небольших окошка. Достаточно небольших, чтобы не привлекать к себе внимания. Наблюдать отсюда скрытно было легко. Я выглянул в окошки поочередно. Отлично! Просматривались даже дальние подступы к дому, подъездная дорога до самых ворот садового товарищества. Идеальный НП. Я поставил табурет прямо перед окном в скате крыши, уселся, положив карабин на колени. Леха сел рядом.



Страницы: 1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 [ 13 ] 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32
ВХОД
Логин:
Пароль:
регистрация
забыли пароль?

 

ВЫБОР ЧИТАТЕЛЯ

главная | новости библиотеки | карта библиотеки | реклама в библиотеке | контакты | добавить книгу | ссылки

СЛУЧАЙНАЯ КНИГА
Copyright © 2004 - 2024г.
Библиотека "ВсеКниги". При использовании материалов - ссылка обязательна.