Чтение 26–й страницы книги ~2024-й~

— Надо, — сказал Скопа уныло. — Никуда не деться. Меня от этих вагин воротит, как от всеобщего избирательного права! Импотентом скоро стану, но народ требует их побольше да поразнообразнее, а у нас демократия… Чего хочет народ, то и даем.

Он оглянулся, ощутив мое присутствие, охнул:

— Шеф, ты так заикой сделаешь! Спасибо, что не гавкнул над ухом!

— Размечтался? — спросил я. — Странно… Я думал, мечтать можно было только в те времена, когда даже не знали, как эта штука выглядит…

— Какие мечты, — вздохнул он. — Рутина. Ты еще держишься?

Я оглядел себя с опаской. Посмотрел на него в недоумении:

— За что?

— За что угодно, — сказал Скопа со вздохом, — что не секс. Мир совсем с ума сошел! Съехал, тронулся, крыша поехала. Уже и не знают, как еще совокупиться, целые научно-исследовательские институты открывают… Только на нас мир и держится.

— На нашей фирме? — уточнил я.

— Нас горстка, — сказал Скопа с горечью, — да и та истаивает, как льдинка в жаркий день. А вдруг не успеем? Таких, как мы, уже мало. А эти трахальщики подталкивают мир к пропасти.

— Не к пропасти, — уточнил Василий Петрович педантично. — А к сладкому милому такому застою… Безмятежному, бездумному, счастливому. Когда застой, мир стабилен!.. Кому сейчас нужны три миллиарда работников с лопатами?.. Сейчас достаточно горстки специалистов, что управляют машинами. И еще меньше тех, кто создает эти машины.

Появился опоздавший Тимур, на ходу вытер пот со лба, потом ладонь о штаны, но пожимать руки не стал, просто помахал в воздухе, приветствуя всех разом. Я хотел пройти к себе, но он ухватил за рукав и сказал настойчиво:

— Шеф, очень важный разговор.

— Говори, — пригласил я.

Он помотал головой:

— Конфиденциально.

Очень удивленный, я кивнул в сторону своего кабинета.

— Пойдем, если так. Только если ненадолго.

— Я быстро, — пообещал он.

В приемной Агнесса вскочила и, выпрямив спинку, старательно показывала острые груди и модную улыбку, когда рот вот такой, как у лягушки.

— Доброе утро, шеф!

— Привет, малышка.

Я захлопнул за нами дверь, автоматически врубились все глушилки во всех диапазонах. Тимур посмотрел на окна, запрограммированное дрожание стекол идет, только незаметно, я указал на стул, сам сел в свое кресло.

— Говори.

Он сказал торопливо:

— Володя, не упускай шанса!.. Глупо хранить деньги на банковских счетах, их нужно вкладывать и вкладывать в земли, предприятия, покупать нечто такое, что принесет прибыль!

Я сказал с тоской:

— Это азбучные истины. Но что ты предлагаешь?

Он сказал горячо:

— Купи у Миллера его «Адониса»! Отдает всего за пятнадцать лимонов. Это клиника пластической хирургии, что в нашем здании!.. Момент удачнейший, у него кто-то умер в Америке, нужно ехать и нянчиться с престарелой родней. Сюда уже не вернется, а его клиника без него издохнет!

Я поморщился:

— И пусть дохнет. Я при чем?

Он сказал с жаром:

— Да потому что, во-первых, у тебя есть лишние деньги, которые надо куда-то вложить. Второе, это в какой-то мере родственное нам предприятие!

Я поморщился:

— Родственное? Нам? Ты вроде не переработался, но такое морозишь…

— Шеф, — сказал он с энтузиазмом, — они и раньше подкармливались нашими идеями, которые мы не патентовали, так как это не идеи для нас, а так, наброски к новым скинам, зарисовки, концепт-арты… а для них это самое то!.. И вот теперь, если возьмешь эту клинику, то будет та самая смычка, что им не даст утонуть и тебе принесет прибыль!

Я все еще сомневался, наконец сказал нехотя:

— Насчет прибыли… ты просто так брякаешь или у тебя есть расчеты?

— Расчетов нет, — признался он, — но, во-первых, под рукой такого энергичного шефа все цветет и пахнет, а во-вторых, можно купить по дешевке прибыльное предприятие!

— Пятнадцать лимонов — это дешевка?

— Стоит двадцать, — ответил он твердо. — Я перепроверил. Просто немцу нужны деньги срочно. У него в США что-то наклевывается очень удачное.

Я кивнул:

— Договорись, как-нибудь зайдем посмотреть, насколько оно прибыльное. Я не хочу покупать кота в мешке. Почему не продал своим немцам? У него должны быть коллеги…

— Коллеги есть, — пояснил Тимур, — бизнесменов мало. Да и вообще немцы — народ осторожный, в Россию лезть — надо быть немножко с русской сумасшедшинкой.

— Значит, — повторил я, — за саму клинику хотят примерно пятнадцать миллионов долларов. А сколько нужно вложить в покупку нового оборудования?

Он покачал головой:

— Клиника новехонькая. Но, конечно, сейчас новинки выстреливаются, как пули из «калашникова». Может быть, приобретешь на пару лимонов что-то суперпуперное. Двадцать лимонов стоит, повторяю, но тебе предлагают за пятнадцать!..

— Мне?

— Вообще на продажу за пятнадцать, — повторил он. — Но самое главное, учти, там хороший сложившийся коллектив. Я сюда знакомых баб водил, так что и концы завел, и убедился, что работать умеют. А это самое главное. Не надо искать специалистов, как в самом начале, когда открываешь такое дело… Если бы немцу не нужны были деньги срочно, он бы и за двадцать со временем продал!

— Хорошо, — сказал я. — Ничего не обещаю, но подумаю.

— Думай, — сказал он и вздохнул: — Были бы у меня у самого пятнадцать лимонов свободных денег, сразу бы взял!

После его ухода я сказал негромко: «Поиск, клиника „Адонис“», на экран высыпало три миллиона с лишним этих адонисов, я добавил точный адрес и через две секунды получил все данные о владельце, самой клинике, ее сотрудниках, пациентах, снимках до и после операций, приеме на работу и увольнениях, а также графики дохода, чистой прибыли и уплаченных налогах.

Я еще помню старое доброе время, когда пластические хирурги занимались тем, что исправляли уродства, недостатки, а также восстанавливали искореженные в автокатастрофах лица. Не скоро и не сразу перешли к роскоши подтяжки морд, убирания морщин, как будто те кому-то вредят, выгребания излишних запасов жира.

Я тогда и подумать не мог, что вскоре перейдут к сиськам и писькам, но этот вид операций очень быстро начал догонять мордовые. В детстве я считал, что по-настоящему работают только те, кто что-то создает или добывает. Ну как вон металлурги из руды выплавляют железо, а на заводе из него делают какие-то детали. Так вот и металлурги и рабочие на заводе — полезные люди, а шоферы, что перевозят стальные слитки от металлургов на завод, — бездельники, так как ничего не производят.

Но постепенно работа всего мира из производителей переместилась в область услуг. Руду добывают автоматы, выплавляют из нее металл тоже автоматы, и вообще люди теперь только заносят друг другу хвосты на поворотах, это и называется сфера услуг.

Клиника пластической хирургии — такая же глупость, потому что без нее человечество может обходиться прекрасно. Хотя, вообще-то, человечество без многих вещей может обходиться. Вот начали обходиться без курева, сейчас пытаемся избавиться от спиртного.

Тимур зашел после обеда, оглянулся настороженно.

— Готов?

— Там знают?

— Да, — заверил он. — А для наших мы просто вышли на свежий воздух.

Для того чтобы попасть в клинику пластической хирургии, достаточно просто выйти в холл и перейти в правое крыло здания. Если вдруг в самом деле куплю, то весь первый этаж будет нашим…

Утром, когда я приезжаю на работу, иду прямиком, глядя на массивную дверь с громадной медной ручкой с львиными головами. И не обращаю внимания на медные доски, расположенные одна над другой по обе стороны входа, с названиями фирм.

Помню, в первые дни мелькала трусливая мыслишка: только бы не подумали те, кто сейчас на меня смотрит, что иду в клинику поправлять морду лица, менять губы на более сексуальные или что-то еще недостойное мужчины.

Пусть думают, что иду в фирму «Стройэкспорт» или вон в «Зерносоюз», вполне солидные и респектабельные… Но могут же подумать, гады, что иду в эту самую клинику, позор какой, как будто я гламурный парикмахер, что только и любуется собой в зеркало.

Тимур почтительно распахнул передо мной дверь, на людях мы общаемся «как принято», еще одна ложь, перед нами открылся длинный коридор, мягкий приятный свет падает с потолка, а навстречу уже идет с приятной улыбкой на румяном лице без единой морщинки поджарый мужчина с седыми волосами ежиком.

— Я Сергей Газманович, — представился он. — Главный хирург. А вы — Владимир Черновол, наш сосед?

— Да, — подтвердил я. — Мы уже встречались… на ступеньках.

Он вежливо засмеялся, но я видел в его глазах тщательно упрятанную тревогу и опасение.

— Ваш сотрудник, — сказал он, кивком указывая на Тимура, — сказал, что вас может заинтересовать наша клиника. К сожалению, владелец сейчас срочно отбыл в Штаты по семейным делам, но он дал мне все полномочия в работе, вплоть до заключения сделок купли-продажи.

— Прекрасно, — ответил я.

Он отступил к стене и сделал широкий жест, приглашая топать дальше по коридору.

— У нас лучшие врачи, — заговорил он чуточку приподнято, — самое современное оборудование! Врачи проходят ежегодные курсы повышения квалификации… это все в Европе или в США!.. Вот на стенах в рамочках дипломы высших врачебных заведений… как видите, это престижные учреждения в старой Европе, заслужившие себе репутацию… Дветрети сотрудников — врачи высшей квалификации…

Я слушал вполуха, я-то знаю, как легко добываются все эти дипломы и награды. В Европе жуликов еще больше, чем у нас. Тем более что Тимур предупредил насчет изношенности части оборудования. Немец как раз собирался кое-что заменить, но навалились проблемы в США, в конце концов он решил просто ликвидировать здесь бизнес и открыть в Штатах.

— Постойте, — прервал я. — Я вообще-то не бизнесмен. Так уж получилось, что наша разработка оказалась очень удачной и принесла… неплохие деньги. Но я, повторяю, небизнесмен. Скажите простыми словами, как человек человеку… на хрена вообще-то вся эта пластическая хирургия?.. Если нужна, я дам команду оформлять покупку. Если этопросто блажь придурков, которым обязательно надо выпендриться…

Я умолк, по ошеломленному лицу главврача видел, что сказал больше чем достаточно. Тимур беззвучно охнул за его спиной и бессильно опустил руки.

Когда главврач заговорил снова, лицо его постепенно менялось, а сам он медленно преображался из затурканного ученого, вынужденного заниматься бизнесом, в человека с достоинством, готового в любой момент послать меня на фиг, как я десять лет тому собирался послать Корневицкого.

— Я не буду напоминать, — проговорил он медленно, — что пластическая хирургия восстанавливала лица после тяжких ранений… сейчас войны нет, автокатастроф тоже все меньше… Сейчас, да, это операции над здоровыми лицами и телами… Нужно ли? Вы правы, первыми к ней прибегают богатые стареющие дамы, намного реже — мужчины…

Я поморщился:

— Мужчины — вообще позор!

Он поклонился:

— Позвольте не согласиться. Вот премьер Италии Берлускони сделал себе подтяжку лица, липоксацию жира на животе и боках, убрал лишние отложения на бедрах… и в прочих проблемных местах. Зачем, если он и так премьер, а ценят его не за фигуру?.. Вы еще молоды и не понимаете, как сильно довлеют над человечеством законы «Так положено!» и «Так принято!».

— Ну-ну, — сказал я с интересом. — Как они переламываются в пластической хирургии? Впервые слышу.

Он пожал плечами:

— Очень просто. От человека моложавого мы ждем одного поведения, от сгорбленного старика — другого. Точнее, от старика мы уже ничего не ждем. Одних… зрелых, назовем их так, такое положение радует, наконец-то дождались безответственности, другие все еще чувствуют в себе силы и хотели бы поработать еще, но на них смотрят, как на чудаков и придурков. Ведь человек с лицом восьмидесятилетнего старика и мощными складками жира на животе и боках должен вести себя… соответственно. То есть ходить спалочкой, кряхтеть, жаловаться на молодежь и говорить, что раньше все было лучше. Так принято. Но если такому сделать лицо сорокалетнего мужчины, убрать лишний жир, он посмотрит в зеркало и скажет себе, что еще может жить и работать. И будет работать!.. Поверите ли, но это так. Внешность поджарого и моложавого нужна не только актерам. Мы продлеваем не только молодость… вы правы, это не так важно, мы продлеваем работоспособность! Люди дольше живут активно, если пройдут через нашу… вообще черезруки пластического хирурга.

Я спросил с недоверием:

— Это вам так хочется? Или есть данные?

Он пожал плечами:

— Я в это верю. Хотя мне трудно будет доказать, что старый сгорбленный человек, который ходит с палочкой, будет работать столько же, сколько и крепкий поджарый.

— С палочкой? — переспросил я. — А при чем тут палочка? Операция по подтяжке лица не отменит палочку!

Он коротко усмехнулся:

— Да? Как раз по этому моменту у нас есть пара случаев. После подтяжки лица… да и не только его, двое наших пациентов отказались от уже привычных палочек. Решили, что с их резко помолодевшей внешностью с палочками уже неудобно… Перестали копаться в огороде, снова вышли на службу.

Я посмотрел на Тимура, тот за спиной хирурга делал мне отчаянные знаки. Я перевел взгляд на главного врача.

— Ну, я готов в это поверить. Да, благородная роль! Но как быть с тем, что половина всех операций у вас идет на вагине? И в анусе?

Он спокойно посмотрел мне в глаза. Мне кажется, смирился с тем, что клинику покупать не станем, и говорил то, что думает, не роняя достоинства:

— Хорошие девочки не должны проигрывать проституткам лишь потому, что по нравственным соображениям не решились на такую операцию.

Я сказал саркастически:

— Хорошие девочки должны уметь делать все то, что умеют плохие?

Он спросил:

— Вы думаете не так?

— Это вы покупаете мою фирму? — ответил я вопросом на вопрос.

Он криво усмехнулся:

— Простите, вы правы. Я все же полагаю, что раз они хорошие, то все должны уметь делать лучше плохих.

— Все? — переспросил я.

Он кивнул:

— Вы поняли верно.

Тимур бросал быстрые взгляды то на меня, то на него, не понимая возникшего напряжения, что-то помимо делового разговора, мы некоторое время смотрели с хирургом другдругу в глаза. Он не отводил взора, у него лицо человека, свято уверенного в своей правоте.

Я проговорил:

— Философия у вас… отважная. Да, отважная. Похоже, на этот раз лажанулся именно я. Не то чтоб уж такой дурак, просто не успеваю за временем. Отсталый! Действительно, если шансы плохих и хороших сравнять, то выигрывать будут хорошие… если только поймешь, кто плохой, а кто хороший.

Глава 4

Я велел финансовому директору подготовить необходимые документы и начать процесс покупки клиники, а сам ткнул пальцем в сенсорную пластину с пиктограммами. По мне, проще вот так, по старинке, чем делать сложные движения руками в воздухе или подавать команду голосом.

На экране возникла хорошенькая мордочка Агнессы.

— Да, Владимир Кириллович? — спросила она и тут же добавила просительно: — Мне зайти к вам?

— Нет, — ответил я. — Позови Алёну.

— Хорошо, — ответила она послушно, но, прежде чем экран отключился, я успел увидеть в ее глазах горькую обиду: ну почему Алёну, она же моложе этой Алёны, красивее и выполнит все-все даже самые дикие фантазии шефа!

Дверь распахнулась, Алёна вошла все той же размашистой походкой, ботинки как будто те самые, в которых впервые увидел, вот уж кто консервативный, я по сравнению так вообще панк недобитый.

— Садись, — сказал я и указал на кресло. — Разговор будет короткий, но серьезный и долгий.

Она с настороженностью опустилась на указанное место. С меня не сводила встревоженного взгляда, стараясь понять, как это короткий и долгий в одном флаконе.

— Что случилось, шеф?.. Ты такой серьезный…

— Дел все больше, — пожаловался я. — Помнишь мечты закончить игру, после чего закатиться на месяц куда-нить в тропики… И что? До сих пор едем.

Она бледно усмехнулась:

— У нас хоть работа интересная. А сколько народу гнет спину только ради заработка?

— Ты права, — вздохнул я. — Хочу предложить тебе другую работу… Нет-нет, не вскидывайся! Ты же знаешь, мы постоянно разрастаемся. И фирма наша уже ого-го, и прибыльначинаем вкладывать в разные то депозиты, то в пифы…

— А я при чем? — спросила она саркастически.

Я виновато развел руками:

— Я покупаю клинику. Ту самую, которую мне так старательно всобачивал Тимур.

Она кивнула:

— Да, я слышала.

— «Адонис», — сказал я зачем-то. — Наши соседи. Вроде бы по всем бумагам не самое худшее вложение денег. К тому же родственные души.

— В чем?

— Тоже на острие прогресса, — сказал я, — как и мы. И тоже занимаются хрен знает чем. На одну лечебную операцию делают пятьдесят косметических, но с тем же уровнем сложности…

Она кивнула, слабая улыбка скользнула по ее губам.

— Ну да, как мы добиваемся высшего разрешения, чтобы траханье персов можно рассмотреть во всех подробностях.

— Точно, — согласился я.

— И что? — спросила она снова.

— Хочу тебе предложить должность управляющего, — сказал я. — Или директора, как хочешь, так и назовись. Клиника большая, за нею глаз нужен. Просмотри всех, кого сочтешь ненужным — уволь. Может быть, бухгалтерию стоит сменить, хотя и старые вроде бы справлялись. Лишь бы не начали тебе, как новичку, лапшу на уши…

Около часа я выкручивал Алёне руки, объясняя, что клиника пластической хирургии сейчас неизмеримо больше, чем просто клиника пластической хирургии.

Сейчас по всему обществу впервые проходит страшная линия водораздела, нет… разлома, причем такого широкого, что не всякий и перепрыгнет. Впервые человечество резко и беспощадно делится на простых, кто останется в прошлом, и тех, кто пойдет дальше в будущее.

Как ни странно, ответ, кому идти дальше, а кому остаться, лежит в ответе на простой вопрос: силиконовая или не силиконовая грудь у Ани Межелайтис? Инет заполнен фотографиями красоток и знаменитостей, вокруг которых постоянно кипят страсти: настоящие сиськи или искусственные?

Разлом проходит не по возрастному принципу, а именно из-за неспособности взять барьер XXI века, а затем и войти в сингулярность. Когда старики и совсем юные тинейджеры с жаром и презрением кричат — силикон, силикон, силикон, тем самым вывешивают себе на грудь табличку, что они сами — из девятнадцатого века. Каким Бог, дескать, сотворил человека, таким тот должен и оставаться.

Однако, если честно, велика ли заслуга родиться, скажем, красивым? Или сильным? Или быстрым? Нет, за это нужно благодарить родителей. А вот если человек поднимал тяжести и развивал мускулатуру, если плавил мозги, решая головоломные задачи, если учился прыгать дальше всех и выше всех — это его личная заслуга. А за это нужно хвалить, а не фыркать: ну, это нечестно, это позорно! А вот, говорят, в Удмуртии в одном селе дедок слона одной рукой поднимает без всяких анаболиков…

Правда, сами кинозвезды все и портят. Ну, люди этой профессии умом не блещут, иначе не скрывали бы, что делают подтяжки и липоксации, впрыскивают ботоксы, а хвалились бы, потому что это расширение работы над собой. То есть, помимо того, что изнуряют себя в тренажерных залах, учат иностранные языки, бегают кроссы, они еще и ложатся на мучительные операции, чтобы лучше соответствовать профессии.

Но вместо признания и даже хвастовства операциями эти идиоты жалко оправдываются: дескать, таким меня мама родила… Тьфу, ничтожества. И тем самым сбивают с правильного понимания таких же… умных.

Алёна слушала молча, хмуро, на лице полное неприятие держалось долго, но злой блеск в глазах постепенно угас, она произнесла устало:

— А ты еще и умный, гад.

— Я тебя убедил? — спросил я радостно.

— Утомил, — сказала она хмуро. — Не нравится мне это… Но, наверное, ты прав.

— Я прав, Алёнушка!