read_book
Более 7000 книг и свыше 500 авторов. Русская и зарубежная фантастика, фэнтези, детективы, триллеры, драма, историческая и  приключенческая литература, философия и психология, сказки, любовные романы!!!
главная | новости библиотеки | карта библиотеки | реклама в библиотеке | контакты | добавить книгу | ссылки

Литература
РАЗДЕЛЫ БИБЛИОТЕКИ
Детектив
Детская литература
Драма
Женский роман
Зарубежная фантастика
История
Классика
Приключения
Проза
Русская фантастика
Триллеры
Философия

АЛФАВИТНЫЙ УКАЗАТЕЛЬ КНИГ

АЛФАВИТНЫЙ УКАЗАТЕЛЬ АВТОРОВ

ПАРТНЕРЫ



ПОИСК
Поиск по фамилии автора:


Ðåéòèíã@Mail.ru liveinternet.ru: ïîêàçàíî ÷èñëî ïðîñìîòðîâ è ïîñåòèòåëåé çà 24 ÷àñà ßíäåêñ öèòèðîâàíèÿ
По всем вопросам писать на allbooks2004(собака)gmail.com


Бросив парню медяху – «полпирога», медная такая монетица с ноготь, – Раничев отошел с кружкой к суконным рядам, встал чуть в сторонке, попивая. И в самом деле – изрядный был сбитень, чуть поостывший, правда, да духмяный, пахнущий и липовым медом, и травами – чабрецом, иван-чаем, тамянкой. Иван с удовольствием выпил, подозвал парня:
– А налей-ка еще!
Суконник – рыжебородый мужик с обветренным красным лицом – развертывал свой товар перед дородной боярыней или уж, по крайней мере, богатой купчихой, тоже краснолицей, в желтых черевчатых сапожках и малиновом бархатном торлопе на бобровом меху, надетом поверх телогреи из желто-зеленой камки, подбитой лисою. И торлоп, и телогрея, и цветастый шерстяной плат – убрус – были щедро украшены бисером. Боярыня – да, пожалуй, боярыня, не из столбовых, конечно, но тоже не последнее дело, судя по двумслугам, почтительно стоявшим сзади, – придирчиво выбирала ткань. А уж суконник-то расстелился! Улыбался, аж светился весь, ловко разматывая кипы. На взгляд Ивана, выбор был преизряден: тяжелая блестящая парча алого цвета, зеленая камка, темно-голубой переливчатый атлас, солидная фиолетовая тафта, легкая, чуть скользящая меж пальцами, объярь, палевая, словно раковина-жемчужница, тускло-серый зарбаф, коему сносу нет, легкомысленные полупрозрачные поволоки, и прочая, и прочая, и прочая. Раничев не видал такого выбора даже в магазине «Ткани», что располагался не так и далеко от его дома, меж длинным райкомхозовским забором и автобусной остановкой. Однако,судя по всему, у боярыни явно было другое мнение. Выпятив нижнюю губу, она окатила торговца презрительным взглядом:
– А байберека что, нетути?
– Нетути байберека, – виновато развел руками купец. – Да вона, госпожа, возьми камки, ишь, ровно бы как светится, уж не хуже байберека будет.
– Да уж счас, не хуже, – боярыня подбоченилась. – Алтабасу ты тож не привез?
– Так ведь караваны то уж и не ходят почти, матушка! Глянь-ко на атлас – чудо, а не атлас, как раз на шушун али летник.
– И сколь за него хошь?
– Да за десять сажень деньгу.
– Кровопивец! Как есть, кровопивец! Деньгу – за десять сажен? Да где ж это видано-то такое, люди добрые? – Боярыня еще больше раскраснелась, сорвалась на крик, да такой громкий, визгливый, что у Раничева заложило уши. – Ин, ладно, дам деньгу, – неожиданно прервав крик, произнесла боярыня обычным голосом. – Но – за весь отрез.
– Побойся Господа, матушка! В нем ить двадцать сажен!
– Тю!
– Ну, не двадцать… помене…
– Ну, как хошь. – Боярыня развернулась уйти, и купец схватил ее за рукав, сказал со вздохом: – Забирай, матушка.
Довольно улыбнувшись, боярыня оглянулась на слуг…
Невольно наблюдавший за всей этой сценой Иван допил наконец сбитень и повертел головой в поисках сбитенщика – вернуть кружку. И вздрогнул вдруг от яростного визга боярыни.
– Тать, держи татя! – вопила та, потрясая аккуратно разрезанной понизу калитой. – Ох, христопродавцы!
Слуги ее орлами кинулись вслед за молодым кругломордым парнем, рыжие кудри которого мелькали уже меж дальними мясными рядами. Собравшимся вокруг любопытным обворованная боярыня детально описывала вора – кто-то уже и кинулся на помощь слугам, а кто-то… Кто-то проворно шарил по чужим кошелям – момент был удачным. Вспомнив, чтобольше всего краж случается, когда всем миром ловят вора, Иван сунул руку к поясу…
– Мать твою!
Кошеля не было! Мало того, не было и самого пояса со всеми зашитыми в нем сребрениками. Вот так опростоволосился! Впрочем, похититель не мог уйти далеко… Хотя наверняка у него были подельники – вон тот, рыжий, и… вон тот, цыганистого вида малец с родинкой на верхней губе, что ныне сноровисто шарил в толпе. А ну-ка!
Протянув руку, Раничев быстро словил мальца за загривок и, не говоря ни слова, потащил за собой по рынку. Пойманный попытался было вырваться, даже извернулся – укусить державшую его руку. Иван тут же угостил парня хорошей затрещиной и, покачав кулаком перед чумазым носом, веско предупредил:
– Будешь ерепениться иль захочешь укусить – зубы выбью. Понял, сопля?
Встретившись с ним взглядом, воренок поежился, словно от холодного зимнего ветра. Заканючил жалобно:
– Пусти-и-и, дядько.
Раничев рыкнул на него, и пацан, заткнувшись, послушно поплелся впереди, направляемый железной рукою. Вырваться больше не пытался – попробовал бы!
Покинув Торг, Иван завел схваченного за церковь, к кладбищу. Затащил в самый дальний угол, привязал ворюгу к остаткам ограды снятым с него же поясом, вернее – обычной пеньковой веревкой, вытащил из-за голенища нож – кинжал-то исчез вместе с калитой и деньгами.
– Сейчас отрежу тебе палец, – хватив мальца за руку, серьезно предупредил Иван. – Потом второй, третий… Орать будешь – ори, никто не услышит. Только предупреждаю, я ведь могу заодно с пальцами и язык отрезать.
С этими словами Раничев сильно надавил лезвием на сустав воренка. Тот вздрогнул, заверещал было… но тут же прикусил язык, лишь потекли по щеками крупные слезы.
– Не виноватый я, дядько!
– Ага, – вспомнив любимый фильм, усмехнулся Иван. – «Он сам пришел»! Ну держись, паря…
Малолетний тать попытался бухнуться на колени. Возопив, зашептал громко:
– Калиту твою, боярин, Федька Коржак увел, пока Рыжий отвлекал. Мы тебя давненько уж заприметили…
– Н-да? – Раничев пожал плечами. – Мне какое дело до калиты? Там одна мелочь и была-то. Так просто на Торг зашел, поразвлечься. – Хищно улыбнувшись, он провел лезвием по левой щеке воренка, хорошо провел так, чтоб выступила кровь. Пообещал, нехорошо прищурившись: – Теперь уж поразвлекусь по-другому.
– Не губи! – побелевшими губами прошептал тать. – Хочешь, я тебе всех укажу наших, и кто на Торгу промышляет, и кто у церкви…
– Неинтересно мне то вовсе. Ну разве что пояса жалковато, знатный был пояс.
– Так вот его-то Федька Коржак и схитил, вместе с калитой и кинжальцем! Я сам то видал. Федька посейчас к банькам за ручей побег, добычу делить. Сейчас вот дождется Рыжего, да Васька, да меня…
– Ну, положим, тебя он уже не дождется, – зло ощерился Иван. Пойманный пацан заревел навзрыд, видно, предчувствовал, аспид, мучительную свою гибель. И поделом – а ты не воруй! Ишь, взяли моду, черви – пояса у людей хитить!
Потрогав пальцем острие ножа, Раничев задумчиво посмотрел в небо, высокое, синее-синее, с белыми, медленно плывущими облаками, подсвеченными солнцем. На колокольневдруг заблаговестил колокол, чуть надтреснуто, но осязаемо звучно и вполне даже приятно, чем-то напоминая по тембру Мика Джаггера. От колокольного звона с крыши церкви слетела стая ворон. Посмотрев на них, Иван почесал затылок:
– Праздник, что ли, какой?
– Вестимо, праздник, боярин! – оживился малец. – Как же, Дмитриев день, нешто запамятовал?
– Ах да… Дмитрия Солунского праздник, – припомнил Раничев. – Усопших поминать надо… А ты, пес, вместо того татьбой занялся! Ух, тварюжище! – Иван сильно тряхнул парня, так что тот в страхе закрыл глаза. – Аль и помянуть некого?
– Да как же некого-то, боярин? – снова заплакал пацан. – Матушку прошло летось поубивали проклятые татарови, дом спалили, сестриц в полон увели.
Раничев кривовато улыбнулся:
– Пощадить, что ли, тебя, за-ради праздника?
В глазенках малолетнего татя мелькнула радостная тень надежды.
– Пощади, кормилец! Век за тебя Бога молить буду.
– А и пощажу, пожалуй, – махнул рукой Иван и тут же предупредил: – Только – не за просто так. Упыря своего покажешь, который пояс мой спер, гад премерзостный. Пояс тот – от тятеньки мово покойного наследство. Как же я без пояса его поминать-то буду? Смекаешь, червь?
Малец закивал часто-часто, словно статуэтка китайского божка из слоновой кости.
– Ну, веди, – одним махом разрезав веревку, смилостивился Раничев. – Но помни – ножик я хорошо метаю, так что надумаешь ежели убежать…
– Что ты, что ты, боярин! Ей-богу, не убегу, вот те крест! – пацан размашисто перекрестился.
Иван все ж таки перестраховался – привязал к левому запястью воренка веревку, взял другой конец:
– Ну, пошли, паря!
Так и зашагали. Чернявый малец – чуть впереди, Раничев – немножко сзади. Пряча в рукаве нож, Иван посматривал на ходу по сторонам – мало ли, кинутся тати своего выручать. Впрочем, тот шел довольно спокойно, башкой не вертел, не ерепенился, со стороны посмотришь – сын с отцом в церковь идут, на поминание. Как и многие вот как раз сейчас шли. Пройдя мимо видневшейся в отдалении корчмы, свернули к оврагу – тому самому, где Иван с друзьями прятался когда-то от гулямов эмира Османа. Правда, тогда не упасся, настигли их все ж таки конники Энвер-бека. Да может, и к лучшему то?
Вот и обгоревшая усадьба Евсея Ольбековича – пуст обширный, когда-то богатый двор, вместо частокола – выгарь, хоромины стоят черные, покосившиеся от огня, вот-вот падут, а местами уже и пали. Запустение. Видно, некому пока заниматься усадебкой, не до того, али руки не доходят. А ведь какой сад был! Весь сгорел да порублен.
Пройдя мимо сгоревшей усадьбы, повернули к ручью.
– Постой-ка! – остановился вдруг Раничев. – Ну-ка, скажи, паря, где тут княжьи дружинные отроки живаху? Я чаю, недалече, а?
– Нет тут дружинных, одни ополченные. Ну да, недалече, – сглотнув слюну, согласился тать. Спросил обиженно: – А зачем тебе?
– Надо, – коротко пояснил Иван, усмехнулся. – Не боись, не по твою котовью душу. Так где?
– А эвон, за ракитою два поворота. Вишь, землянки?
– Ах, ну да… Шагаем, быстро управимся.
Раничев чуть изменил курс недаром. Кто их знает, сколько там татей, в баньке? А у него-то самого, между прочим, из оружия – один нож, и тот не особо увесистый. Так что, явись он к ворам в одиночестве, еще неизвестно, как там все сложится, даже если тати и малолетки. Тем более если – малолетки. Подростки самонадеянны и жестоки, как молодые, еще не разу не порванные в драках псы – цену крови еще не знают. Впрочем, эти, наверное, знают.
– Во-он землянки-то, – замедлив шаг, обернулся тать. – Пришли уж.
– Вижу, что пришли, – буркнул Иван. Посмотрел на вросшие в замерзшую землю, крытые еловыми лапами полуземлянки, с выходившими из прорех крыш клубами дыма. Остановился, крикнул:
– Лукьян, Лукьяне!
Улыбнулся, увидев, как, скрипнув сосновой дверью, выбрался наружу тощий нескладный парень, светлоголовый, узколицый, с детскими припухлыми губами и вздернутым носом – Лукьян. Увидев знакомого, Лукьян приветственно помахал рукой:
– Что, господине, не сидится на постоялом дворе-то?
– Да уж не сидится, – рассмеялся Иван. – Эвон, погодка-то! Красота. Да и праздник, одначе.
– Я б тебя в гости позвал, – подходя ближе, смущенно сказал Лукьян. – Да землянка выстыла – спасу нет. Топлю, топлю очаг – не помогает. Впрочем… – Отрок вдруг смешно наморщил нос. – Знаю, куда пойдем! К Барбашу, напарнику. У них тепло – в два наката потолок сложен. А это кто с тобою?
– В два наката, говоришь? – Раничев кашлянул. – Блиндаж целый, а не землянка. Поди, прямое попадание авиабомбы выдержит!
– Чего?
– Дело к тебе у меня, Лукьяне.
– Слушаю. – Парень почтительно склонил голову.
Кивнув на малолетнего татя, Иван в двух словах изложил проблему.
– Прогулялся бы тут со мной недалече, – закончил он. – Конечно, оружный и в кольчужице, да и желательно не один… Есть тут кого позвать-то?
– Барбаша позову, не откажет, – задумчиво кивнул отрок. – Еще и Варфоломея с Остяем можно. Нет, Варфоломей на страже уже… Ну тогда пожди чуть, Иване, я скоро.
Быстро натянув коротковатую кольчугу в пятнах коричневой ржавчины – так ведь за утро и не отчистил, – Лукьян прихватил сулицу и, быстро пробежавшись по друзьям, привел с собой еще двоих – круглоголового широкоплечего Барбаша и еще одного – щекастого, румяного да веснушчатого, про таких говорят – «рязанская рожа», впрочем, все они тут были рязанскими…
– Ну, пошли, что ли? – Иван кивнул ребятам, про себя отметив, что кольчуги-то и у остальных стражей оставляли желать лучшего. У Барбаша-то еще ничего себе, видно, чточинена да отчищена малость, а вот у щекастого Остея – ничуть не лучше, чем у Лукьяна.
– Татя держите, чтоб не убег, – Иван на ходу протянул парню веревку.
– Пусть только попробует! – хвастливо кивнул тот.
Воренок горестно вздохнул, показал на стоявшую в стороне от остальных баньку:
– Вона.
– Вона? – останавливаясь, переспросил Раничев. – А что-то там и не видать никого, а? Может, соврал ты, паря?
– Ну, ей-богу, не врал, кормилец! – бросился на колени тать. – Вон баня, тамоку они должны быть, там…
– Хорошо, – с угрозой кивнул Иван. – Пождем покуда.
Ждали долго, почти до вечера, Раничев уже отпустил Барбаша с Остеем, остался лишь один Лукьян. Сидели в баньке, прохаживались вдоль ручья, еще не замерзшего, журчащего черной холодной водою. Прождали тщетно.
– Что ж, – когда зазвонили к вечерне, пожал плечами Раничев. – Скажи-ка, Лукьян, что обычно с пойманными татями делают?
– Да на правеж сперва. Потом – бить кнутом да казнить али запродать в холопи, по вине смотря.
– Так и сделаем. Ты иди, Лукьяне, благодарствую за помощь. Авраама-писца увидишь?
– Да увижу. – Лукьян улыбнулся.
– Передашь, завтра его на постоялом дворе жду, после обедни пусть подойдет, ежели сможет.
– Гм… – Стражник замялся.
– Что такое? – вскинул глаза Иван.
– Навряд ли завтра сможет Авраам, – качнул головой Лукьян. – По всему ополчению с проверкою ходит – седни у нас вот был – записывает, у кого какое оружье да красиво ли, не ржаво ль, ново.
Раничев хохотнул:
– Ну то дело нужное. Прощай, Лукьяне.
– Инда, пойду. На стражу сеночь. Хорошо хоть, не в дождь. Морозец, правда, так у меня подкафтанье теплое. – Отрок улыбнулся, кивнул на татя: – А с этим что?
– С этим? – Иван недобро взглянул на съежившегося, словно пичуга, мальца. – А с этим я уж займусь, ты об том не печалься, Лукьяне.
Простившись, молодой ополченец подхватил прислоненную к бане сулицу и быстро пошел вдоль ручья к землянкам. Воренок попытался было сбежать, дернулся – да не тут-то было. Раничев задумчиво посмотрел на него:
– Есть в какой-то земле обычай – руки ворам отрубать. Хороший обычай, а?
Малец, громко завыв, бросился на землю, выставив вперед руки:
– Убей, убей, да! А то все пугаешь, устал я уже бояться, ну убей, убей же! – Повысив голос до истеричного крика, воренок резко разорвал на груди рубаху: – Убей, гад! Убей!
Подойдя ближе, Иван отвесил ему пару звонких оплеух. Успокоил. Воренок тихонько заскулил, однако кричать уже не осмеливался, лишь зыркал исподлобья.
– Как звать-то тебя, паря? – с усмешкой спросил Раничев.
– Авдеем, – откликнулся малец.
– Ну, Авдей, ждать больше не будем. Рассказывай-ка подробненько обо всех из своей шайки, а уж потом…
– Что потом? – блеснул глазами Авдей.
– А уж это – как расскажешь. Что смотришь? Говори, говори, убивать я тебя не буду.
Авдей сглотнул слюну:
– А чего мне об них скрывать-то? Как на татьбу идти – так «Авдеюшко», а как добычу делить, так «пошел к лешему». Трое нас в ватажке, с лета еще промышляем. Окромя меняеще рыжий Прокоп, мы его так и зовем – Рыжий – и Федька Коржак за главного. Тот еще упырь! К душегубству нас с Рыжим склоняет, зимой, грит, начнем купчин бить да возы грабить.
– Ага, – усмехнулся Иван. – Много вас там таких.
– Да ведь не одни будем. Федька сказывал – боярин какой-то ближний с нами в доле, то есть не сам боярин, конечно, но его люди. Они посейчас другим промышляют – хватают на дорогах путников да верстают в холопи али подпоят кого – тот и запродастся сдуру, потом-то, поди, доказывай.
– А этот Федька, – перебил Раничев. – Он какой с виду?
– Сильный такой, руки оглоблями, мне раз так шею сжал – думал, все… Лицом непригляден, носяга широкий, плоский, глаза узкие, ровно щелочки.
– Не русский, что ли?
– А пес его… Тут таких много, Орда-то эвон – рядком.* * *
Отпустив Авдея – тот, до конца не веря в спасение, все оглядывался, таращился светлыми глазами, только лишь поднявшись на холм, помчался во весь дух, сверкая пятками, скрылся за старой усадьбой, – Иван медленно направился на постоялый двор. Подумалось вдруг – а зачем ему вообще надо было выпытывать юного татя о подельниках? Нусобираются они иногда в баньке делить добычу, так что теперь – жить там прикажете? И до каких пор, интересно? Вряд ли существует возможность выследить их здесь, тем более – вернуть обратно деньги. И поделом, не фиг было варежку на Торгу разевать! Вот лох-то. Раничев посмеялся над собственной неудачей, ну что ж, бывает. Короче, серебро теперь не вернешь – нет, ну совершенно нет, времени – стало быть, нечего напрасно терзаться, надо думать – где раздобыть денег, без них-то плохо. Ну не совсем уж так, что хоть помирай, но все же невесело. Однорядку можно продать, дадут не так уж и мало… Нет, пожалуй, однорядку жалко – замерзать без нее, что ли? Итак, в минусе имеются деньги, кинжал, пояс. Главное, конечно, деньги. А что в плюсе? Жизнь и здоровье – что тоже весьма немаловажно – стильный прикид: однорядка, кафтан, сапоги, ну и, пожалуй, знакомства. Лукьян-ополченец, хозяин постоялого двора Ефимий – уж всяко пустит в долг переночевать, в крайнем случае – под залог однорядки, – ну и, конечно же, Авраам, старый знакомец, за короткое время достигнувший «степеней изрядных». Ну не таких, чтобы очень, однако же – княжий дьяк, хоть пусть пока и младший, чин небольшой, но из тех должностей, что везде являются необходимыми. Корнет, по позднейшей «Табели о рангах» – коллежский регистратор, или, говоря еще более поздними словами, – «молодой специалист». Вот у Авраамки-то и можно разжиться на первое время деньжатами! Много-то, правда, у него нет, но кое-что наверняка в запасе имеется, ежели не потратил на книжки, хотя – на книжки-то и всей его жизни заработать не хватит – дорогущий пергамент, плюс труд писца, плюс серебряный или золотой оклад с каменьямидрагоценными – штучный товар, однако, эксклюзив. Ни в жизнь Авраамке столько не заработать, если только украсть, ну да воровать он не будет – честен. Авраам-то честен, а вот его непосредственный начальник, старший дьяк… как его? Софроний, кажется… Интересно, накопал молодой правдолюбец чего-нибудь насчет его афер с кольчугами? Ефимий обмолвился – Софроний оружием через боярина Колбяту Собакина спекулирует, для Колбяты же и холопы его стараются, крадут одиноких путников в холопы, не брезгуя и откровенным гоп-стопом… да и эти малолетки с Торга, Федька Коржак со компанией, тоже ведь как-то с Колбятой связаны, не лично, так через его людей. Интересная компания получается – боярин Собакин, его гоп-стопники холопы, малолетки и Софроний, старший дьяк. Плюс – защита на самом верху, у князя – Аксен, родной Колбятин сынуля и гад, каких мало. Такая вот нехорошая схема выстраивается. Прямо мафия. Интересно еще, почему Тамерлановы воины Колбятину усадьбу не пожгли? Не дошли? Или? В общем, хреновое дело для Авраамки. Тронь он старшего дьяка – непременно заденет и Колбяту, а уж тогда ответный ход долго ждать себя не заставит. Что ж Авраам-то, полный дурень? Не понимает этого? Да нет, скорее просто не знает. Ну то есть о проделках Софрония догадывается, конечно, но вот о его связях – похоже, ни сном ни духом. Надо бы предостеречь писца, иначе не у кого будет подразжиться деньгами. Да и, в общем-то, не в деньгах и дело – парня жалко, вот что.
Переночевав у Ефимия, Раничев не стал дожидаться прихода дьяка, а с раннего утра сам направился к нему. Лукьян говорил, Авраамка жил в кельях у разрушенной, но быстро восстанавливаемой воротной башни.
День снова выдался ничего себе, солнечный и морозный. Только небо все чаще туманилось и из светлой желтовато-серой дымки сыпал на промерзшую землю белый, искрящийся на солнце снежок. Несмотря на ранний час, на городской стене уже вовсю шли работы. Слышался визг пилы, стук топора и людские крики.
– Эй, ухнем! – весело кричали артельщики, втаскивая на вал огромных размеров бревнище. Огромное было бревно, кондовое, тяжелющее, артельные мужики – сильные молодые парни – едва с ним управлялись. Тащили на кожаных перемочах, толкая сзади слегами, катки не подложить было – горка. Чувствовалось, нелегко ребятам приходится, да дело того стоило. Не за просто так горбатились – на городских-то ремонтах, ежели артельный староста не дурак, а дураки в такой должности долго не держались, деньгу приличную зашибали, оттого и странствовали по всей Руси-матушке в поисках выгоднейших шабашек, работали на совесть, тяжело и много, зато уж кого-кого, а бедняков средь артельного народа не было. Нестоящие это люди – бедняки-попрошайки, а уж работный человек везде ценен! Артельных в городах уважали, но и побаивались – чужаки, онии есть чужаки, пришельцы. Такие же, как и их собратья с речных волоков, что перетаскивали в торговые сезоны купеческие суда. Уж про тех, кто «с волочи», такие россказни-небылицы ходили! Послушаешь – словно бы и не про православных христиан сказано! Еще бы – кто девок местных обижает? Ребята с волочи. Кто драки затеет? Кто переметы мужицкие тайно ночесь снимет, всю рыбу себе забрав? Они же – «с волочи». Сволочи – вот так и прозвали! А что? Чужакам местный обычай не писан. Вот и эти, артельщики, тоже, поди, сволочи, а как же!
– Эй, ухнем!
А пошло бревнище-то, эвон, почти что и дотянули уже. Ну, еще рывок, последний, ребятушки! Староста, ругаясь и уговаривая, метался среди артельных. Раничев не стал смотреть дальше, спросил у прохожих монахов, где тут кельи, да туда и пошел, ускоряя шаг.
Авраамки в келье не оказалось. Один из служек – мелкий бельмастый парень – сказал, что сразу опосля заутрени отправился «дьяк Авраамий» ко служивым людям. Сиречь – к ополченцам, значит. Где те живут, Раничев знал хорошо, а потому, не останавливаясь и не расспрашивая никого, вскорости прибыл на место. Однако и там, у землянок, Авраама не видели. Правда, большинство парней только что пришли со сторожи.
– Угу, – задумчиво покивал Иван. – А Лукьян с Барбашем где сегодня?
– Барбаш у ворот, – звеня кольчугой – тоже, кстати, ржавой, – пояснил кто-то из парней. – А Лукьян на мосту, у пристани.
Поблагодарив за сведения, Раничев направился к мосту. Лукьяна он увидал сразу – стоя у края моста, он картинно опирался на тупую сулицу и строил глазки проходившиммимо девицам. Те – трое, все в одинаковых сереньких шушунах, похожих на короткие кафтаны, – смеясь, несли в деревянных ведрах воду. Несли не торопясь, возле молодого воина остановились отдохнуть.
– Ой, какой у нас страж справный! – громко шепнула одна.
– Это теперь же никакой ворог не доберется, – тут же поддержала подружку другая.
– Да, пожалуй, что и не доберется. Страж, а страж, а копье-то у тебя вострое?
– Да уж конечно вострое, – отозвался Лукьян. – Совсем как у вас языки-то!
– Ой…
Подойдя ближе, Раничев помахал рукой, и стражник, подмигнув девкам, вальяжно, вразвалочку подошел к нему, улыбнулся:
– Здоров будь, дядько Иване!
– И тебе тем же местом. Авраама-писца не видал ли?
– Авраама?
Поправив торчащий из-под шишака подшлемник, Лукьян задумчиво скривил губы, а затем поведал, что видал молодого дьяка с утра, раненько еще, тот был с сумой, а в суме той – грамоты.
– Не в себе чегой-то был Авраам, – вспомнив, добавил стражник. – Бледен зело, на шутки не отвечал никак, а то ведь, бывало…
– А в грамотах-то что было?
– А леший знает, что, – Лукьян махнул рукой. – Записи какие-то. Он чего зашел-то – справлялся насчет оружья да мне пару старых пергаменов дал – я ж тоже в грамотеи учуся. Вона!
Страж хвастливо вытащил из-за пояса свернутые в трубочку кусочки пергамента, видно, что старые уже, многократно подчищенные и затертые. Черновики…
Иван взглянул с интересом: «Взяты с воеводина двора кольчуг кольчатых – двенадцать, вси новыи, колонтарь один, шеломы еловчатые да шишаки… Брал Софроний-дьяк для ополченной стражи. На сей день у Флегонта-воя – панцирь кожи бычачей, копье тупо, шелома и вовсе нет, у Варфоломея – шишак еловчат без бармицы, кольчужица в рже, тако же и у Лукьяна, тако же и…»
– Слушай, Лукьяне, а дай-ка ты мне эти грамотцы, а? Ну не навсегда, на время.
– Да бери, – пожал плечами Лукьян. – Владей, коли хошь, мне Авраам еще даст.
– Ну спасибо, – Раничев посмотрел вдаль. – К усадьбе Колбяты-боярина вон та дорога?
– Та, – стражник кивнул. – Есть еще другая, за болотом. Но там через реку – не понять как. Льда еще нет, так, наверное, на лодке можно.
– Знаю я ту дорогу, – задумчиво произнес Иван. – Вот что, Лукьяне. Ты ведь на мосту все возки проверяешь, да и вообще – и пеших, и конных.
Отрок гордо выпятил грудь:
– Для того и поставлен волею князя нашего, Олега Иваныча Рязанского!
– Молодец. Только попрошу лично – приглядывай сегодня особо.
– А что так?



Страницы: 1 2 [ 3 ] 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23
ВХОД
Логин:
Пароль:
регистрация
забыли пароль?

 

ВЫБОР ЧИТАТЕЛЯ

главная | новости библиотеки | карта библиотеки | реклама в библиотеке | контакты | добавить книгу | ссылки

СЛУЧАЙНАЯ КНИГА
Copyright © 2004 - 2024г.
Библиотека "ВсеКниги". При использовании материалов - ссылка обязательна.