read_book
Более 7000 книг и свыше 500 авторов. Русская и зарубежная фантастика, фэнтези, детективы, триллеры, драма, историческая и  приключенческая литература, философия и психология, сказки, любовные романы!!!
главная | новости библиотеки | карта библиотеки | реклама в библиотеке | контакты | добавить книгу | ссылки

Литература
РАЗДЕЛЫ БИБЛИОТЕКИ
Детектив
Детская литература
Драма
Женский роман
Зарубежная фантастика
История
Классика
Приключения
Проза
Русская фантастика
Триллеры
Философия

АЛФАВИТНЫЙ УКАЗАТЕЛЬ КНИГ

АЛФАВИТНЫЙ УКАЗАТЕЛЬ АВТОРОВ

ПАРТНЕРЫ



ПОИСК
Поиск по фамилии автора:

ЭТО ИНТЕРЕСНО

Ðåéòèíã@Mail.ru liveinternet.ru: ïîêàçàíî ÷èñëî ïðîñìîòðîâ è ïîñåòèòåëåé çà 24 ÷àñà ßíäåêñ öèòèðîâàíèÿ
По всем вопросам писать на allbooks2004(собака)gmail.com


Тонкая пленочка, куда поместился целый человек, живой человек. Какой же глубины шахта размещалась под?
— Получай, гадина!! Аааа!!! — Толик подхватил баллон, Жан — палку с привязанной горелкой, оба взбесились.
— Не подходите! — заквохтала тощая жена.
— Стойте, не надо! — Я представил, как по ту сторону аллейки, за оградкой, шипят и пищат от боли еще несколько люков. Если они разом вытянут лапы, нам конец...
Но случилось все иначе.
Парни сожгли третью кляксу, очень быстро, как и первых две, однако. Однако тело несчастного квартиранта Зинчуков клякса не отдала. Ни одежды, ни костей. Несколько секунд гулко бесилось пламя, порхали чадящие ошметки, будто жгли покрышки, вот.
А мы сидели в канаве, обессилев от крика, и не отводили глаз. Люк сгорел, оставив после себя пепельный струп.
Земля едва заметно вздрагивала. Из трех воронок на дороге струился тошнотворный дымок. Сбоку закурил Комаров. Он свернул бумажный кончик сигареты фитильком, чтобыпересохший табак не высыпался.
— Кранты, — подвел итог сержант. — Вот и сходили за водой. Нам всем кранты...
Я покосился на его обглоданные ногти и вдруг отчетливо понял, что если этому человеку дать волю, то действительно наступит конец. Комаров ушел за кромку и тянул всех нас туда же. И он был не один; таких же, с потухшими глазами, ополоумевших от наплыва впечатлений, у нас набиралось полподвала.
— Надо уничтожить остальные люки, — предложил я. — Если мы их не убьем, они проникнут дальше. Это как грибница... Давайте вернемся и захватим бензин. Бензин есть в гараже, в закрытой канистре он не отвердел. Кто со мной?
Трус Белкин предложил только потому, что Неля. Я представил, как она второпях вскрывает шпроты, которые я утаил от общего котла. Вскрывает шпроты, чтобы выпить масло, собрать его с подбородка, с рук. Я представил, как клякса люка прорастает беззвучно в полу гаража, под верстаками, там, где Неля.
Смешное предложение, однако. Я Комарова злить совсем не планировал, а уж Жана — тем более, но. Так прямо и спросил. Отважный Белкин, идиот.
— Доктор, вы идиот? — вежливо осведомилась Тамара.
— Он дело говорит, — устало поддержал меня Жан. — Эти суки расползутся. Надо зажарить остальных, с той стороны забора, но позже...
— Я больше в эти игры не играю! — бизнесмен Толик задом отполз в канаву, отряхнулся и нетвердой походкой направился назад.
Он бросил горелку, и она погасла.
— Капец, — подвела итог Тамара. — Никто никуда не идет. Отвоевались!
— Толян, воды не получишь! — вослед дезертиру пообещал Жан.
— Класть я хотел... — «Спортсмен» даже не обернулся. Он шагал нетвердой походкой, опираясь рукой на забор. Свернул за угол, на Березовую, и пропал из вида.
На новом для нас «востоке» засинела рассветная полоска, кучерявые вертикальные столбы туч расступались, подчиняясь непонятным законам безветрия, «утренний» светрезанул по глазам, еще как...
Мне стало вдруг наплевать на люки.
— Товарищи, Толю нельзя одного отпускать!
Жан отмахнулся, Мартынюк даже не расслышал. Я потеребил Комарова за плечо. Он продолжал сидеть, сосать сигарету, уронив руки между колен.
— Кирилл, пошли! Ни хрена с ним не случится, — Жан уже стоял за калиткой, растопырившись над ямой, оставшейся от люка. — Пересрал парень, с кем не бывает?
— Он не дойдет до дома, — тихо сказал я. Я был уверен, что Толика мы потеряли. Потому что светало, а он не следил за небом.
Комаров отшвырнул хабарик и тоже перемахнул дыру. Теперь они все были внутри, за оградой. Солнце всходило, люди осмелели. Держали канистры, слизывали с губ соленый пот, проверяли оружие. Как будто ничего не случилось.
— Доктор, вы сами говорили, что надо думать о живых, — пискнула тощая «спортсменша».
— Да, Кирилл, не психуй, у Жорки на кухне баллоны запасные. Мы вернемся и подпалим эту срань!
Они развернулись, не дожидаясь. Перед нами расстилался задник хоздвора. Тут и раньше не росло ни единой травинки, много лет назад двор замостили авиационными плитами. Столовая лагеря находилась за кирпичным гаражом, мы ее пока не видели. Перед самым поворотом лежали три деревянные бобины из-под кабеля, несколько трансформаторов, шасси от грузовика, груда покрышек. Раньше я сюда никогда не заходил, мы гуляли с Нелей вдоль ограды. В лагере традиционно жили шабашники, о чем с ними говорить? Все приличные обитатели поселка только и ждали дня, когда останки советской эпохи превратят в котлован.
У самого завала мужчины засовещались. Трус Белкин неожиданно замандражировал.
— Постойте, — сказал я. — У кого-то есть бумага?
Немая сцена.
— Никак не потерпеть? — проявил остроумие второй «спортсмен».
— Этот парень, как его... — Я посмотрел на Тамару. — Яцко, кажется? Он сказал, что жил у ваших соседей?
— Ну и что с того? — В ее глазах я увидел кромку. Ту самую, на которой балансировал Комаров.
— Мы должны записать, как его звали, откуда он... Так же нельзя, в конце концов, это живой человек! — Трус Белкин сорвался на фальцет. — Мы договаривались, что будем записывать всех, чтобы потом не запутаться...
— Это вы с Дедом договаривались, — Жан присел на рваное колесо грузовика, быстро двигал шомполом в стволе карабина, заглядывал за угол.
— «Потом» не будет, — отрезал водолаз Гриша. — Жан, давай я слева зайду...
— Нет, нет, господин Белкин абсолютно прав, заметался Мартынюк. — Мы обязаны взять на учет каждого человека, чтобы потом спросить за каждого, кто пострадал...
— Опять ты лезешь? Секретарш своих переписывай! — возмутилась Маркеловна, но тут же потеряла к депутату интерес.
— Тихо, да заткнитесь вы!
Из-за гаража донеслись голоса. Все пригнулись, Комаров щелкнул обоймой, Гриша приложил щеку к прикладу. Мы с Мартынюком остались в меньшинстве.
— Жан, может, сперва по-хорошему? — «Спортсмен» чуть ли не силой запихнул жену в щель между драными тракторными скатами, сунул ей в руки две пластиковые бутыли. — Ты сиди тут, не лезь!
— По-хорошему я уже получил тут по роже, — угрюмо признался Жан. — Сержант, твои предложения?
«Яцко, — повторил я себе. — Вениамин... Или иначе?»
Голоса стали громче, там явно ругались. Вероятно, они слышали выстрелы и теперь спорили, кто пойдет проверять.
— Вы знаете, доктор, у меня такое впечатление, будто мы герои вестерна, — вполголоса поделился депутат. — Ружья, пистолеты, воинственные женщины... Это нелепо, я мечтаю проснуться... Я нашел в кармане квитанцию; как вы говорите, Яценко?...
Я хотел ответить, как-то его подбодрить, чтобы. Мне пришло в голову — этот трясущийся, серый, бульдогообразный человек, он не такой уж гадкий, он просто клерк, винтик, и вынужден отдуваться за всю государственную машину. В глазах наших чересчур расторопных бизнесменов Мартынюк олицетворял все грехи партии, полный бред!
Но за меня ответил Комаров.
— Мои предложения? — рассмеялся сержант. Затем легко вскочил, просто встал с колена и пошел вперед, прямо ко входу столовой, где гомонили строители.
— Блин, задержите же его!..
Гриша матюкнулся, рванул следом. Прятаться уже не было смысла, мы все рванули. Здание столовой пионерлагеря не отличалось архитектурными излишествами, бурая коробка с фанерными затычками вместо окон. У крыльца, перед парадным плацем, понурился безголовый гипсовый пионер. Его голова вместе с прижатым к губам горном болталась на ржавом пруте. Дальше, слева и справа, как шеренга пьяных сверхсрочников, торчали вдоль поребриков покосившиеся щиты с выцветшими счастливыми улыбками. Посреди плаца сиротливо торчал ржавый шест; вместо флага его верхушку венчали два сдувшихся воздушных шарика. Здесь когда-то доблестно маршировали юные строители коммунизма, да.
Человек шесть молодых мужчин развернулись, как будто... Будто ждали. Кружок их распался, словно распрямилась пружина. Молдаване, смуглые, озабоченные, глаза в кучку,нервы на пределе, в руках ножи. Мы наступали удачно, если можно так выразиться; молдаванам бил в зрачки восход. Они видели человека в милицейской форме, очень близко. За ним бежали другие, с ружьями.
— Гриша, Жан, задержите же его! — на бегу выдохнул я.
В сторонке, на крыльце, появились две женщины, одна тут же метнулась внутрь, другая прижала к животу мальчика лет пяти. Кажется, кроме ножей мелькнул длинный ствол.
— Что твари черножопые, оборзели вконец? — спросил молдаван сержант.
Я впитал его оживление, его браваду, и замер, потому что. Комаров соскочил, сорвался за кромку. Его еще можно было вытащить, но Комарову там нравилось. Я почувствовал, как ему легко и свободно, молодому и сильному, как, наконец, лопнули ремни, державшие его на кромке.
Комаров выстрелил дважды.
С крыльца выстрелили в ответ.
13ТРОЕ ДРУЗЕЙ ПРОБИРАЛИСЬ ВО РЖИ,МЕРТВУЮ БАБКУ В КАНАВЕ НАШЛИ...
Меня в набег, естественно, не пригласили. И слава богу; скорее всего, старый дурень кинулся бы под пули! А Рымаря, кстати, с его неврастеничными женщинами затормозило только ружье Валентина.
Рымари тоже не пошли молдован потрошить. Они знали, что я остался за старшего у заветной кладовки. А когда получили отпор...
Они отступили, шипя, как змеиное семейство, и заявили, что обойдутся без нашей «ублюдочной коммуналки». Они заявили, что часа не потерпят больше в нашем «вонючем концлагере», что справятся с поисками воды самостоятельно, и ушли, хлопнув дверью.
— А тебя лично, Дед, я запру внизу, в гараже, в обнимку с ведром водки, — угрожал мне Рымарь, отступая к сараю. — Ты над ней, над водочкой, так трясешься, так я тебе ее всю оставлю. Пей, хоть залейся!
Он смотрел на меня маленькими глазками, похожий на зажатого в угол кабана. А я, признаюсь, чуть не нажил инфаркт, держа их на мушке. Вот так, на старости лет, довелось угрожать женщинам пулей.
Хотел швырнуть им эту водку в лицо, семнадцать бутылок набралось. Еще коньяка сборные пол-ящика, джин, две большие бутылки виски, вермут, три текилы, херес и, к сожалению, всего четыре бутылки вина. Лучше бы вместо крепкого алкоголя нашлось сухое вино, но на крайний случай сгодится любая жидкость.
Я не отдал Рымарю водку.
В подвале прятались еще больше десятка раненых, в большинстве женщины, и двое детей. И трое мужчин, не считая тех, кто ушел на разведку. Ведь тогда мы еще надеялись, что не во всех колодцах пропала вода. В поселке мы передвигались без потерь. От розовых шаров парни почти научились прятаться. Почти — это потому, что на открытом пространстве от розовой нечисти укрыться нереально, но всего лишь низкие кусты уже не дают ей развернуться во всю прыть. Главное — изучить маршруты патрулирования. Розовые летают по твердо установленным маршрутам...
Если бы у нас с Зиновием было побольше времени... Я хочу сказать — если бы у нас было достаточно жидкости и еды, чтобы отсидеться в доме хотя бы неделю, мы сумели бы избежать ненужных жертв. Мы бы раньше поняли то, что лежало на ладони, но скрывалось за завесой всеобщей паники. Взять хотя бы просочившуюся из почвы пемзу, покрывающую пол в той кладовке, что под кухней. Та кладовка ниже остальных сантиметров на двадцать. Эля сразу нас туда отвела, еще когда пережидали первую волну стекла. Вначале мы опасались туда даже заходить, затем сверху накидали досок, чтобы не пришлось всякий раз пользоваться лестницей в гараже. Но пемза вела себя спокойно.
Мы слишком поздно догадались, что надо не кидать в нее издалека камушки, а следует взяться более активно. Скорее всего, что это тот же самый материал, из которого «построены» минареты, растворившие Сосновую аллею. В цементной пемзе нет ни на йоту осмысленной агрессии, и опасна она только когда перемещается по поверхности в жидком виде. Находясь в жидком состоянии, она скушала автомобиль наших милиционеров... Впрочем, автомобиль нашелся. Со слов Нильса, машину вышвырнуло из серой трубы километром «ниже по течению», и выглядела она, как наполовину обсосанный сахарный леденец.
Пемза неохотно кушает металл. Ценой неимоверных усилий парни откололи в подвале кусочек, долбили целый час. То, что откололось, на срезе имеет пористую мелкоячеистую структуру. Оно лежит на шкафу, в гараже, на самом верху, в закупоренной стеклянной банке. Периодически мы ходим смотреть, что там происходит.
Обломок меняется.
Уголок в подвале, где мы его оторвали, довольно быстро «зарос», сгладился. И все, дальше никаких изменений. Ровный пористый пол. А жалкая частица, запертая в банке, ежечасно меняет форму. Причем без выделения энергии... и без поглощения. Оно похоже на корень хрена и вдруг скручивается двойной восьмеркой... а час спустя на донышке банки лежит пузатая груша со сквозной дыркой. Стеклянная банка остается умеренно теплой и не запотевает изнутри. Мы собираемся вокруг трехлитровой банки с этикеткой от помидоров и завороженно смотрим.
Это страшно.
Пожалуй, это страшнее, чем членистоногие трупоеды, пропахшие ванилью. Все-таки они животные. Необычные, это мягко сказано, порождения бредовых экспериментов, но животные. Мы не боимся, что они сунутся к нам в дом. Скорее наоборот, мы поджидаем кого-нибудь из них. Если членистоногая сволочь сунется, мы забьем его палками — и веревки заготовили, и ножи. Я верю: достаточно прикончить одного, и остальные сразу станут, как шелковые. Весь вопрос в том, годятся ли трупоеды в пищу.
Дети нуждаются в свежем мясе.
Материя в банке меняется, не выделяя тепла. Когда женщины начинают бунтовать и требуют вернуть их наверх, когда они кричат, что нет сил больше торчать в душном подвале, я вспоминаю о банке из-под помидоров. На шкафу живет то, что не может быть живым по законам физики...
Хотя какие, к черту, законы, если меняется гравитационная составляющая! Кто мне объяснит, почему возле озера мальчик прыгает в среднем на пять сантиметров дальше, чем здесь, во дворе дома?
Я говорю тем, кто шумит и возмущается, — хотите наверх? Ступайте, только в другие коттеджи. Больше десятка замечательных строений по Березовой аллее ждут вас. Там пусто и чисто, там не висят хозяева, задушенные проводами. Там на полах не гниют кишки и оторванные пальцы хозяев, которых растерзали медведи. Медведи — падальщики, но нападают на спящих и ослабевших, как настоящие гиены. На Березовой аллее все восхитительно. Совсем не так на Сосновой, и мы можем только гадать, почему все так, а не иначе.
Почему на Березовой нет трупов.
Ступайте, говорю им я. Только не забывайте, что стекло очень непросто увидеть. А находясь внутри дома, особенно на втором этаже, вы доставите тем из нас, кто еще намерен пожить, массу неудобств. Нам придется подниматься и соскребать с полов то, что от вас останется. Стекло подкатывает бесшумно и проходит сквозь стены. А потом проходит сквозь ваши бестолковые головы, как раскаленный нож сквозь масло.
Ступайте, говорю я. Только не забывайте ежечасно проверять подходы к дому и наружные стены с факелами в руках! Потому что, если вы зазеваетесь, на крылечке может зародиться черный люк. Вначале он будет немощным и безопасным, но очень скоро наберет мощь, и никакой факел не поможет. То, что в люке, невидимое, стремительное, как язык хамелеона, настигнет вас всех.
А вы настолько не доверяете друг другу, что даже не способны организовать дежурство! Ступайте и не требуйте, чтобы Дед вас организовывал!
Мы еще намерены побороться. А вы топайте отсюда и покидайте этот мир любым способом.
А мы попробуем выжить.
Опять я не о том...
Невероятно болит голова; боль не острая, такое ощущение, словно нанюхался клея. Оно изменило атмосферу. В редкие моменты, после сна, когда боль слабела, я задавался несложным вопросом: сумеем ли мы жить в этом воздухе? Очевидно, мы привыкнем к жаре, ведь не погибают же граждане Танзании. Допустим, мы решим проблему воды. Даже наверняка решим. Утром Нильс и Муслим принесли несколько метров «рыжей проволоки» из прогалины у озера, куда уже дотянулся ржавый лес. Мы так его зовем, ржавый; до неприличия похоже на мотки ржавой колючки.
Это не цемент, и не камень, это жизнь. Крайне необычная древесина. Я бы отдал полцарства за примитивный микроскоп...
Ветви, если это ветви, растут прямо из земли, одна на другой, загибаются, переплетаясь между собой; описать невозможно. Действительно, вблизи напоминает колючую проволоку, с узелками, не разрезать ножом. Но это, несомненно, растение, в растении есть вода, в нем не может не быть катализатора обменных процессов.
Мы сумеем выжать из нее воду, если не мы, то другие; я не верю, что человечество погибнет. Но Оно изменяет атмосферу, а на привыкание к иному химическому составу уйдет несколько поколений. Поколений тех, кто выживет.
Итак, котел. Мы решили не делать этого в доме, во избежание пожара. Хотя во дворе намного опаснее, но дом высох, слишком высох. Достаточно маленькой искры, чтобы подвал превратился в братскую могилу.
Мы устроили во дворе нечто вроде мангала с крышкой, запихали туда проволоку и разожгли огонь, разжигать пришлось Элиными книжками и журналами, затем в ход пошли стулья и табуретки. Конструкцию мы додумывали на ходу, колдовали с чертежами. Такое впечатление, что в атмосфере почти не осталось кислорода, горение шло очень слабо. Ребята измучились, но честно выполняли мои указания, я же давно сидел, свесив язык набок, и до рези в глазах следил за небом. В какой-то момент, когда мы отчаялись, у старого дурня случился в голове проблеск. Не хочу мусолить эту тему на оставшихся листках, невеликое достижение, в конце концов...
К вечеру первый испаритель заработал.
Мы обнимались, мы собирали горячую влагу в термос.
— Если бы мы вчера... — сказал Зинка.
Вот именно. Если бы мы вчера, то сегодня не произошла бы эта жуткая бойня, и в пионерском лагере все остались бы целы.
Если бы мы вчера.
Но мы всегда не вовремя. Почему-то те, кто что-то хочет построить, всегда капельку отстают от тех, кто просто берет готовое.
Мы пробовали горькую жижу и спрашивали друг друга: что такое это Оно, и откуда взялось на нашу голову? Жена водолаза Гриши Савчука, Наташа, ведет среди темной части коллектива крайне опасную пропаганду. Похоже, эта съехавшая парикмахерша убеждает всех в нереальности происходящего. Кое-кого, а конкретно двух дамочек в панамках,ей удалось уговорить, что они спят и видят сны. Я слишком поздно почувствовал опасность, и, прежде чем мы с сержантом Сашей пресекли этот словесный понос, одна из растрепанных дамочек в шляпке, похожей на гриб вешенку, отчаянно рванула на улицу.
Ее не успели удержать, дамочка выбежала на газон и растянулась на ровном месте. Там, на газоне, появился... паркет. Конечно же, это не паркет, и я это прекрасно понимаю. Нечто блестящее, в разводах, будто полированное дерево. Пока оно не занимает много места и растянулось достаточно тонкой полосой вдоль границы цементного леса, вдоль границы бывшей Сосновой аллеи. По всей видимости, паркет не способен переползти асфальтовую дорогу, но ведь за пределами поселка дорога кончится...
Я ловлю себя на том, что описание чужих смертей не вызывает таких эмоций, как раньше. Дамочка упала, ноги у нее разъехались на полированном покрытии, а наши милые соседки разом завизжали на весь подвал. Потому что падение человека заметили не только мы. Над крышами поселка возникла розовая гирлянда.
— Мужчины, сделайте же что-нибудь! — завопила бабуля в шортах, та самая, что еще пять минут назад подговаривала свою подругу уйти на железнодорожную станцию.
— Спасите ее, спасите! — как сломанная пластинка, повторяла парикмахерша Савчук.
— Вот сами ее и спасайте! — сердито одернул парикмахершу кто-то из женщин помоложе. — Вы ведь всех подзуживали, чтобы бежать, вот и спасайте!..
Пожилая дама на дорожке попыталась встать. Она потянулась к своей шляпке и снова плюхнулась на четыре точки. Издалека возникало впечатление, что женщина впервые вышла покататься на коньках. С третьей попытки ей удалось подняться, женщина обернулась, показав нам побледневшее от боли лицо и разбитый в кровь подбородок.
В следующую секунду ее сожрала розовая гирлянда.
Метнулся к земле стремительный розовый язык, брызнули в стороны кровавые капли...
Я невольно отвел взгляд, опасаясь увидеть очередное расчлененное тело, но гирлянда проглотила жертву целиком.
После этого поучительного случая отчаянные одиночки в наших рядах не появляются. И никто, включая гражданку Савчук, не развивает больше теорию коллективных сновидений.
Кстати, паркет расширяется пугающе быстро, он тянется вдоль границы цементных минаретов, все более активно вгрызаясь в глинистую почву Березовой аллеи. Насколько я могу судить, за пределами поселка паркет ведет себя так же, распространяется неровными пятнами, захватывая относительно ровные участки, обходя черные люки. По непонятной причине он застрял на подступах к ржавому лесу.
Каждому свое поле для развития...
Сам по себе паркет не опасен, но он лишает нас естественных укрытий. Он не срезает столбики заборов, сухие кусты, железные ограды, а подминает их под себя. Становится ровно, а на ровном месте невозможно спрятаться от розовых шаров. Сразу оговорюсь: нам не спрятаться, человечкам со слабыми конечностями и отсутствием инструмента.Некоторые из нас имели возможность наблюдать, как в паркет «нырнул» белый медведь, заметивший врага. Медведь разодрал когтями скорлупу покрытия за пару секунд и буквально ввинтился в почву, вызвав маленькое землетрясение. Хвост розовой гирлянды впустую полоснул по воздуху.
Все очень хитро, не так ли? Поневоле закрадывается мысль о высокоорганизованной экосистеме. Белые привыкли прятаться от розовых, розовые привыкли охотиться за теми, кто слаб и нерасторопен. За такими, как мы.
Я не представляю, что будет, когда блестящая гладь подкрадется к нам с другой стороны дома. Кстати сказать паркет вовсе не вечен. Он чем-то похож на кожу, растет, старится, отшелушивается... Пока «молодой», его довольно легко сковырнуть ломами, затем часов пять он тверд, как броня, а когда стареет — тоже легко заметить. Самый яркий признак увядания — появление черных люков. Они проедают блестящую корку насквозь; очевидно, для них паркет — весьма вкусная среда обитания.
Все утро я размышлял над вчерашними аллегориями Зиновия. Мы дежурили на чердаке и играли в игру. Игра называлась «как найти выход, если выхода нет», принимались самые дерзкие и абсурдные теории. Мальчик выдвинул дерзкую.
Когда упираешься в тупик, вокруг запертые двери, а скрытые пулеметы поливают свинцом, остается один путь — назад, сказал он. В компьютерных ходилках, подчеркнул Зинка, в игрушках, в отличие от реальности, бежать назад всегда безопасно. И не всегда бессмысленно, потому что позади мог затеряться хитроумный лифт или нужный артефакт.
— Бежать назад? — не поняла Эля. — Нам некуда...
Но я его понял, мыслителя юного. Бежать назад, в стартовую точку явления. Велика вероятность, что уровень противодействия среды окажется минимальным. Добавочным доказательством служат многочисленные неудачные попытки прорваться по верхней, нижней дороге, а также без дорог.
Те, кто выжил, больше носу не высовывают.
Идея Зиновия абсурдная, но технически привлекательная, как нельзя лучше соотносится с моими собственными планами. Лишнее доказательство того, что креативные идеиспособны рождаться примерно одновременно в разных точках пространства, хе-хе...
Итак, образно выражаясь, мы сушим сухари. А точнее — собираем рыжую бурду после выпаривания веток. Нам предстоит непростой поход, хотя неделю назад я пробегал расстояние до Белого озера играючи. Я смотрю в бинокль на то место, где за озером начиналась уютная тропка. Тропка озорно взбегала на брусничные пригорки, скатывалась к бобровой плотине на ручье, юлила между зеленых валунов. Теперь там шапки ржавых кустов, вырванные, покореженные сосны, и три оранжевых палатки на берегу сухого озера. Мне даже не интересно, что стало с бедными туристами.
Мне кажется, в кустах что-то летает. Я кручу настройку, но четкость на пределе, видны проволочные ветки, видны серые поганки слева. Цементный лес почти сомкнулся с рыжим, они сжимают полукольцо вокруг озера и вокруг поселка. У озера цвет, как у белого налета на языке. Такой налет у моей маленькой дочери возникал во время отравления.
Все отравлено, все... Но что-то там летает, если только эти мушки не вызваны усталостью зрения. Все отравлено для нас, но не для новых хозяев леса.
Это их среда обитания.
В которой нет места человекам.
14ОНИ ИЛИ МЫ
Ой, ментовка наша — это что-то! Кто таким придуркам пушки доверяет? Если головка бо-бо, залег бы дома, книжку бы почитал. Ну, серьезно, я бандюгана бритого оторвой считала, но никак не сержантика. Он же тихо себя вел, не возбухал почти, сам с нами напросился! У меня чуть выкидыш всех внутренностей не произошел, когда наш красавчик палить начал.
— Живо лечь всем! — заревел мент. — Мордой в землю, руки за голову! Живо, кому я сказал! — и пальнул дважды, поверх голов, не целясь. Попал в вывеску над дверью, жестянка сорвалась, загремела вниз.
На испуг планировал взять, хотя, скорее, ни хрена он не планировал, трясло его самого, слюна разлеталась. Строители, однако, послушались, трое присели, стали уже укладываться, видать, не впервой им было. Но тут кто-то пальнул в ответ, внутри столовой затопали, заголосили. На крыльцо полезли смуглые, коротко стриженные, заросшие щетиной парии в заляпанных краской робах на голое тело.
— Проваливайте, буржуи! Сосите из своих колодцев...
Меня это жутко взбесило. Всего лишь пару дней назад немыслимо было представить, чтобы чернорабочие обращались ко мне в подобном тоне!
— Господа, нам не следует... — заскулил в арьергарде Белкин. Теперь он тащил на себе сварочный пост, сбросил его на бетон с таким грохотом, что у Тамары Маркеловны сердечко перевернулось. Другие тоже подпрыгнули, и наши, и строители.
— Да замолчите же вы, — приструнила Белкина «селедка». Я так и не запомнила имя этой фифочки, что увязалась за нами и за своим дружком. Краем уха слышала, что «селедка» пытается петь, а дружок торгует нефтью, точнее, его папашка. И вместе они худосочную «селедку» раскручивают. Какого дьявола парочка увязалась за нами — ума не приложу...
— Пригнись, братва! — предостерегающе выкрикнул Жан, уже для нас.
— Стойте, давайте обсудим! — верещал депутат.
Я беспомощно крутила головой, не соображая кого слушать. Откуда-то сбоку из жилого барака вынырнули еще трое мужчин, полуголые, чумазые, как черти, но явно славяне.
— Суки, что ж вы творите?
— Ты глянь, менты людей калечат!
— Опусти пистолет, засранец!
— А ну стоять! — вступился за Комарова Жан. — Вам делать больше нечего, как за черных вступаться?
— За черных? Это кто черный? — подал голос мужик с ружьем. Наконец я его рассмотрела, грузин или армянин, но не из шабашников, явно. Постарше, и одет прилично, если можно назвать приличными обрывки летнего костюма.
— Как вам не стыдно, а еще милиция! — проблеяла девка с ребенком. Она спряталась за спиной у грузина и, как шавка, лаяла из укрытия. — Убирайтесь отсюда, это наша территория! Думаете, раз денег наворовали, так вам все можно?
— Территория? — вскипел Комаров и дослал патрон в ствол. Таким я его еще не видела, парень конкретно себя накручивал. Он сделал шаг к крыльцу, не обращая внимания назагалдевших молдаван. — Территория твоя, мля? А это моя страна, ясно, гиви?
— И не фиг в моей стране указывать, где русскому человеку можно ходить, а где нет! — поддержал Григорий.
— Постойте, опустите стволы, не надо ссоры, — увещевал Белкин. — Парни, нам всего лишь нужна вода. Поделитесь водой, у нас дети!
— У всех дети! — отбрил кто-то из славян.
На крыльцо столовой тем временем вылезли еще несколько чумазых шабашников. Кажется, я на расстоянии ощутила исходившую от них вонь. От этих дикарей воняло всегда. Я вспомнила, как непросто было общаться с такими же, с позволения сказать, «спецами», когда они ставили мой фундамент. Хоть нос зажимай!



Страницы: 1 2 3 4 5 6 7 8 9 [ 10 ] 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25
ВХОД
Логин:
Пароль:
регистрация
забыли пароль?

 

ВЫБОР ЧИТАТЕЛЯ

главная | новости библиотеки | карта библиотеки | реклама в библиотеке | контакты | добавить книгу | ссылки

СЛУЧАЙНАЯ КНИГА
Copyright © 2004 - 2024г.
Библиотека "ВсеКниги". При использовании материалов - ссылка обязательна.