Чтение 23–й страницы книги ~Золотой воин~

– Знает. Он сам попросил меня об этом, чтобы дольше и крепче бить тебя. Правда, натолкнул его на эту мысль именно я, сказав ему: посмотри на это жалкое существо, ты можешь переломить его, как тростинку, и уже никогда не получишь от схватки никакого удовольствиям. Что, если бы он мог показать зубы, тогда твои забавы стали бы куда интереснее.

– И что он?

– Он тут же ухватился за эту мысль, ведь ему надоело побеждать всякого, кого он и так выше на три головы. Невелика честь. Но довольно болтовни, хватай свои корзинки и иди. Да не забудь главное...

– Не нужно удивлять Лусха – я помню, Корнелий.

=34=

В свинарнике, снедаемый тревогой, Питера дожидался Бриан. Едва завидев его, он побежал ему навстречу, выхватил малую корзину и пошел рядом.

– Спасибо, приятель, признаться, я едва волоку ноги.

– Долго собирал лягушек-то?

– Да уж не валялся на травке, как некоторые, – усмехнулся Питер.

– Ты видел? Видел, что со мной произошло?! – воскликнул Бриан, загораживая дорогу.

– Не кричи так, – перейдя на шепот, одернул его Питер. – Если Ланкер услышит, тебя могут того... отправить на корм свиньям.

– Мы пошли, старшой? – спросил он у Ланкера, ставя корзинки.

– Валяйте, – отмахнулся тот, занятый своими делами, и Питер с Брианом пошли в сторону городка.

– Ну рассказывай же, рассказывай! – начал наседать тот, едва они отошли от свинарника.

– Да чего там рассказывать, должно, падучая у тебя.

– Как это – падучая?

Питер остановился, огляделся и, снова перейдя на шепот, стал пояснять:

– Болезнь такая, незаразная. Вот только ты сидел на дереве, болтал чего-то, а потом раз – и носом в траву, да еще и биться начал.

– Как это, биться?! – перешел на фальцет перепуганный Бриан.

– Ну как бьются? Ясное дело, об землю всем телом. Я даже испугался очень, а когда ты малость успокоился, положил тебя к дереву и лопухов под голову сунул, чтобы помягче...

– Да-да, лопухи были, когда я очнулся... Спасибо тебе.

– Не за что. Я бы рядом посидел, да мне лягушек собирать нужно было.

– Постой, но ведь ты пришел к дереву с полными корзинками, я это отлично помню! – воскликнул Бриан, забегая перед Питером и пятясь. В глазах его горела надежда, что сейчас все разрешится в шутку.

– Э-э, приятель... – Питер покачал головой и, обойдя Бриана, пошел дальше.

– Что, что «э-э», Малой? Говори, я уже и так запуган! – начал требовать ябеда и трясти товарища за плечо.

– А то, что у тебя даже видения случились, ведь корзинки на тот момент были пусты. Я пришел к дереву, чтобы забрать башмаки и перейти на другое место – на старом улов никакой оказался.

Остаток пути они прошли молча. Питер был рад, что Бриан больше не пристает к нему с расспросами, а тот, бедняга, раздумывал о своей доле.

– Слышишь, Малой, а что же мне теперь делать – пропадать совсем? Ведь скормят меня свиньям, ей-ей, скормят! – проговорил он, хныча, когда они уже входили в город.

– Я так думаю... – Питер замолчал и встал к стене, пропуская запряженную быками повозку с двумя насупленными молоканами. – Я так думаю, ты не такой уж и больной, просто тебе на жарком месте дурно делается.

– Но... я же весь день корешки копаю, и ничего – солнце меня не валит! – возразил растерянный Бриан.

– То в лесу, а то у реки. Про тайную силу воды слышал?

– Нет, – покачал головой Бриан.

– Ну вот видишь... Ладно, пришли уже. Вон Лусх меня дожидается.

Молодой молокан действительно стоял на своем прежнем месте и поигрывал короткой плетью с заплетенным грузом. Такой осаживали непокорных зуманов – своенравных коротконогих уродцев, служивших молоканам верховыми животными, их Питер поначалу принимал за лошадей.

На лице орка застыла зловещая ухмылка. От этой ухмылки Бриан весь словно онемел и на негнущихся ногах, с замиранием сердца протиснулся мимо Лусха во двор, но тот даже не заметил трусливого раба. Все внимание молокана были занято изворотливым и быстрым новичком по кличке Малой.

Питер остановился, понимая, что сегодня Лусх настроен очень серьезно, и страшное оружие в его руках лишь подтверждало эти намерения. Может, лучше бежать прямо сейчас, пока он еще крепок и не калека?

«Ну подумаешь, плеть... – начал уговаривать себя Питер. – Это же просто... Это же просто длинная рука! Я буду считать, что у Лусха одна рука длиннее другой!»

Орк чуть подался назад, чтобы дать Питеру пройти во двор, потом закрыл воротную створку и двинулся на свою жертву, желая сегодня одержать абсолютную победу.

=35=

Его напор был страшен, наверное, с такой же яростью он раньше забивал насмерть не понравившихся ему рабов. Плеть жгла и сдирала кожу, стучала по костям, угрожая переломать Питеру руки и ноги. Никакие прежние навыки не помогали – «длинная рука» Лусха разила издалека, заставляя Питера вскрикивать. И сколько он ни катался по земле, раскаленная боль из тела никуда не уходила, начиная зажаривать его изнутри. Каждый новый удар Питер теперь ощущал всем телом, не зная, что предпринять в следующий момент.

В конце концов Лусх навис над упавшей жертвой и начал бить его со всей силы по подставленным рукам, которыми невольник из последних сил пытался закрыть голову. Питер понимал, что в этот раз Лусх не остановится до самого конца. Отбитые руки совсем онемели, особенно левая, в которой скопилось так много разрушающей силы, а Лусх все поддавал и поддавал огня. Видя, что не может сбить руки плетью, он решил ногой снести защиту дерзкого раба, но едва размахнулся, Питер понял, как рассеять сжигавшую его разрушительную силу.

Легкое прикосновение Питера заставило Лусха взвыть так, будто его ногу пронзили раскаленным гвоздем. Он протяжно закричал, но тут же подавил крик и, бросив тяжелую плеть, заковылял к дому, подтаскивая ногу.

Хлопнула дверь, с лестницы донеслись стоны Лусха, переходящие в утробное рычание. Находившиеся в доме члены семьи сбежались на шум, однако на все расспросы Лусх отвечал только злобным фырканьем: не мог же он признаться в том, что получил этот непонятный сокрушительный удар от худенького человечка, которого донимал каждый день.

Последним с невозмутимым лицом на лестницу вышел Корнелий. Он сделал знак, и домочадцы вернулись к своим делам, зная, что Корнелий все уладит.

– Что случилось, ты кричал так, будто тебя поджарили?

– Этот... он... – Лусх пытался говорить на яни, но срывался на оркские ругательства. – Моя нога, она словно... Она горит огнем, разве ты не видишь?

Корнелий подошел ближе и, присев на корточки, легонько коснулся голени Лусха. Через мгновение лицо молодого орка прояснилось.

– О, отпустило! – с облегчением произнес он.

– Сущий пустяк, должно быть, эта боль тебе только пригрезилась.

– Пригрезилась? Я думал, что останусь калекой, вот как это пригрезилось!

– Ты плохо контролируешь себя, возможно, в запале ударил по собственной ноге, а удар в голень всегда болезнен.

Это был выход для самолюбия Лусха: не жалкий раб поразил его, а он сам – случайно нанес себе этот удар.

Молодой орк успокоился и перевел дух.

– Я не хотел браться за эту плеть, но ты настоял...

– Согласен, это была не лучшая идея, а теперь иди отдыхать, на сегодня достаточно.

С этими словами Корнелий развернулся и стал подниматься в свою комнату, где жил под самой крышей.

– Корнелий! – окликнул его Лусх.

– Что? – спросил тот, полуобернувшись.

– Ты слишком хорошо его учишь!

– Он слишком хороший ученик... Но, если тебя это пугает, – Корнелий повернулся к Лусху полностью, – я прекращу эти уроки.

Орк опустил глаза и покачал головой:

– Нет, если он станет хорошим защитником, мы сможем выгодно его продать.

– Что ж, приятно видеть, что ты можешь рассуждать здраво. Иди отдохни, ты достаточно пережил сегодня.

=36=

Питер поднялся с земли и огляделся. Работавшие допоздна строители спрятались, вид необычно жестокого избиения напугал их, однако Питер чувствовал себя удовлетворительно. Ссадины и глубокие царапины на руках, конечно, донимали, однако мышцы и кости были в порядке.

Подняв оброненную плеть, Питер отнес ее на крыльцо хозяйского дома и направился к погребу, стараясь не думать, какое наказание могут придумать за его сегодняшний проступок.

«Что поделаешь – я защищал свою жизнь. Он собирался меня убить», – оправдывал себя Питер.

«Питер!» – окликнул его кто-то, он скорее почувствовал это, чем услышал.

«Эй, Питер!» – повторил другой голос.

«Обернись, мы тут», – прозвучал третий.

Питер остановился у входа в погреб и медленно повернулся. В нескольких шагах от него стояли три фигуры в темных развевающихся хламидах.

– Кто вы? – спросил он, холодея от страха и делая шаг назад.

– Мы, это – мы. А вот кто ты, Питер? – спросил тот, что стоял слева, и в спускающихся сумерках его лицо озарилось светом красного пламени.