Чтение 42–й страницы книги ~После нас

Кудыка лишь виновато развел руками. Розмысл насупился и вновь посмотрел на Ухмыла.

- Ты где их таких раздобыл?

- Я же сказываю, Завид Хотеныч, с обозом пришли! - вскричал тот, округлив от искренности глаза.

У розмысла задергалось левое веко, и, надо понимать, плохо бы сейчас пришлось всем троим, не поскребись кто-то в дверь.

- Кого там еще водой примыло? - грянул Завид Хотеныч.

Дверь приоткрыли не без робости, и Кудыка словно в прорубь окунулся, ибо порог с поклоном переступил не кто-нибудь, а тот самый рябой высокий волхв из капища близ слободки. Был он, правда, на этот раз без оберегов и без посоха, лик имел испуганный, а в руке держал скатанный в трубку пергамент.

- Вот, Завид Хотеныч… - с жалкой улыбкой произнес он, наклоняясь вперед и протягивая грамоту через весь стол.

И пока тот озадаченно разбирал крупное размашистое письмо, Ухмыл с кудесником успели быстро, но вполне приятельски друг другу кивнуть, отчего Кудыку потянуло вдруг завести под лоб ясны глазыньки да и прилечь на пол.

- Соловей? - строго спросил розмысл.

- Соловей… - сдавленно подтвердил волхв.

- В чем повинен?

- Да в бадье не того спустил… Имена у них были похожие. Один - Докука, а другой - Кудыка…

И такая тут пала тишина, что кудесник осекся и непонимающе закрутил головой. В углу щелкало по-прежнему, и звук этот кое-что сильно Кудыке напоминал.

- И что… велика разница? - мягко, как бы подкрадываясь на кошачьих лапах, спросил розмысл. Причем обращался к Соловью, а сам смотрел на древореза.

- Еще как велика! - с горечью сказал кудесник. - Кудыку-то часы изладить угораздило… А Докука - так… под руку попал…

Розмысл улыбнулся, то есть такое скроил изличье, что бедный Кудыка аж съежился. Завид Хотеныч взирал на него, по-змеиному растянув и выгнув рот, словно прикидывал: голову сперва отъесть или же с ног начать?.. Наконец отпустил губы и вновь взглянул на волхва.

- Будешь золу грузить, - объявил он. - Не умел языком работать - поработаешь лопатой… Ухмыл, ты поди с ним, скажи, что делать… И тут же возвращайся, уразумел?

- Уразумел, Завид Хотеныч! - обрадованно отозвался тот и, ухватив бывшего кудесника за рукав, увлек за дверь.

Розмысл изволил подняться из-за стола и, подойдя к Кудыке вплотную, принялся придирчиво его разглядывать. Будто коня на слободском торгу.

- Да-а, с виду и не подумаешь… - задумчиво проронил он. - Стало быть, и впрямь часы изладил?.. Такие?

Завид Хотеныч, не глядя, ткнул пальцем в угол, и древорез осмелился взглянуть. Там стоял торчмя высокий, как надолба, снарядец узорного чугунного литья - весь в гроздьях и завитках. Внутри, звонко щелкая, ходил молоточек колебала. Стрелок, правда, не было, зато имелся круг с цифирью и суточными делянками.

- Где уж нам… - выдавил Кудыка, не сводя глаз с хитрой греческой поделки. - Мы попроще… Из дерева… Не кузнецы, чай… Древорезы…

Розмысл взглянул на него изумленно и, ничего не сказав, вернулся за стол. Негромко, но решительно пристукнул по доске ладонью.

- Значит, так, Кудыка! Люту Незнамычу я тебя не отдам… Как это у вас наверху говорится: мимо пройдешь - дураком назовут?.. - Снова изогнул на мгновение рот в змеиной улыбке и далее заговорил отрывисто, кратко, словно гвозди вбивал: - Останешься у меня. Участок наш - от заката до изворота… Участок - сложный, предупреждаю, снасти лажены своедуром, так что готовь смекалку… Станет Лют Незнамыч переманивать - не вздумай соблазниться. И вообще за изворот - ни шагу! Узнаю - язык ниже пяток пришью!.. - Тут розмысл приостановился и поглядел Кудыке в глаза, давая понять, что насчет языка не шутит. - Ухмыла я с золы снимаю. Походишь с ним, посмотришь. Что непонятно - спрашивай смело. Хоть он и пьяница, а дело знает… Да! Еще возьмешь у ключника Устав Работ - и чтобы вызубрил до последней буквицы. - Завид Хотеныч замолчал и, оборотившись к Чернаве, смерил ее недовольным оком. - А вот как с тобой, красавица, быть?.. Счету навычна?

Та надменно поджала губы.

- Да уж на торгу не обсчитаюсь…

Розмысл подумал.

- Ладно! - проворчал он. - Поставлю на раскладку: будешь чурки раскидывать. Дюжинами. Легкие - влево, полновесные - вправо…

Глава 10.

Дела подземные

Ночь была черная, непрозрачная, без единого гвоздика в небе.

«Влюбилась - как рожей в сажу влепилась», - пришло на ум боярышне Забаве, которую вся округа с некоторых пор звала за глаза Шалавой Непутятичной.

- Чурило!.. - обеспокоенно шепнула она. - А ну потрогай: погорелец не отвязался ли?..

Ухватистая пятерня с готовностью лапнула ее за высоку грудь и тут же получила хлесткую затрещину. Чурило крякнул.

- Виноват, ощупался… - смущенно пробормотал он.

- Да тут я, тут, боярышня… - послышался совсем рядом унылый голос захваченного в развалинах погорельца. - Чего уж там отвязываться?.. Все равно ведь сыщете…

Впереди шуршал незримой травой незримый храбр Нахалко, коему велено было разведывать ведущую к капищу стежку. Понятно, что, кабы не Шалава Непутятична (катись она под гору вместе со своим зазнобушкой!), оба храбра и близко бы не решились подступить в такую темь к развалинам. А про огороженную страхом Ярилину Дорогу и говорить нечего… И тот, и другой не раз уже помянули, верно, недобрым словом и кружало, где они бражничали с древорезами, и саму встречу с синеглазым ленивым красавцем, будь он неладен!..

А главное, конечно, кляли храбры собственные свои не в меру проворные языки. Угораздило же обоих, в самом деле, выскочить наперед: знаем, мол, боярышня, как не знать!..Не одну ендову зелена вина с тем Докукой раскушали…

Вот и раскушивай теперь…

Думали сначала, что боярская племянница просто затеялась изловить вожака чумазых да и расспросить в теремных погребах о ладушке о своем. Ну это - ладно, дело привычное: унянчали дитятку, даже и не пикнул. Пикни попробуй - с кляпом-то во рту!.. А как выспросили - новая дурь нашла: подавай ей волхвов - тех самых, что Докуку ее ненаглядного под землю к навьим душам спускали! С простыми-то бабами беда, а уж с боярышней - вдвое…

- Нашарил… - радостно шепнул незримый храбр Нахалко. - Вот оно, капище… Камушек…

И впрямь - кончилась травка, пошла мостовая. Осторожно, опасаясь угодить ненароком в жертвенный колодезь, двинулись в обход выложенной замшелыми голышами площади, пока за частоколом резных идолов не наткнулись на малую избенку, где держали опочив волхвы.

Дрыхли кудесники без задних ног, двери не замыкая. Да и зачем? Кому бы это в голову взбрело среди ночи гулять по запретной для всех Ярилиной Дороге?

Взбрело, однако…

- Ты, Чурило, руби искру и вздувай огонь, - тихо приказала отчаянная боярышня. - Только подальше отойди, чтоб ненароком не услышали… А ты, Нахалко, готовь ремни. Вязать будем…

- Матушка… - выговорил, разом весь обмякши, Чурило.

- Делай что велено! А не сделаешь - скажу дядюшке, будто вы тут со мной насильно грех сотворили…

И ведь не шутила боярышня, ой, не шутила… Пошатываясь и мысленно поскуливая о пропащей своей головушке, старый храбр вместе с привязанным к нему погорельцем отступил шагов на десять и высек огонь. Нахалко торопливо шуршал ремнями. Понимал пострел: насчет Чурилы боярин, может, и усомнится, а вот ему, молодому да курносому, точнонесдобровать…

С кудесниками, противу ожиданий, обошлось даже проще, чем с чумазым вожаком, - пробудились они уже связанными. Чурило вставил лучину в светец, и желтый огонек явил их заспанные изумленные рожи.

- Ну, вы! Волхвы тряпочные!.. - вконец утратив девичью стыдливость, процедила Шалава Непутятична. - Сказывайте, куда мово Докуку подевали!..

- Ты что это, девка?.. - моргая, проговорил один из них. - Ты куда ворвалась? Солнышка, что ли, не боишься?..

- Да что мне ваше солнышко? - неистово крикнула боярышня и вдруг заголосила, подхватив себя под ребрышки и запрокинув бело личико: - Постеля холодна, одеялочко заиндевело!..

Волхвы тревожно переглянулись, сообразив, видать, что дело-то серьезное.

- А главный ваш где? - озираясь, спросил негромко Нахалко. - Почему двое?.. Убег, что ли, Соловей?..

- Тоже в навий мир взяли… - хмуро ответил кудесник.

Курносый храбр испуганно охнул и умолк. Шалава Непутятична раскачивалась из стороны в сторону и тоненько подвывала, закатив ясны очи.

- Так ты чего хочешь-то? - запинаясь, вопросил ее другой волхв.

- Докуку мово! - Боярышня очнулась и топнула влитой в сафьян ножкой, да так, что со щек слезы брызнули.

- Эк тебя! - подивился, а то и посочувствовал кудесник. - Да как его теперь воротишь-то, Докуку твоего?.. Уехали санки, боярышня, под землей твой Докука…

- Сказывай, как его из-под земли издобыть! - потребовала вне себя Шалава Непутятична.

Тут уже не только волхвы да храбры, вожак погорельцев Пепелюга - и тот рот разинул. Даже в преданиях слыхом такого не было слыхано, чтобы из Нави - да снова в Явь… Разве только в байках досужих… Ну, бес с кочергой - это еще куда ни шло, этим наружу вылезти - раз плюнуть, на то они и бесы… Но чтобы погребенного уже берендея в Явь вернуть?..

- Как-как… Да никак! - сердито отрубил один из волхвов, однако взглядом при этом вильнул. Так что лучше бы и не отрубал.

- Ах, никак?.. - взвилась боярышня, почуяв, видно, легкую эту неуверенность. - Так висеть же вам самим на вороте меж Явью и Навью! Вяжи петельку, Нахалко…

Тот попробовал вывязать - не получилось. Страх одолел.

- Матушка… - пролепетал он, так и не сладив с ремешком. - Да ежели волхвов-то вешать… Осерчает солнышко, все как есть сожжет…

- Да и гори оно все!.. - зловеще отвечала бесноватая Шалава Непутятична и снова заголосила: - Одно было солнышко, один свет ясный!.. Один синь порох в глазу!..

- Да полно вам кочевряжиться-то!.. - угрюмо сказал волхвам старый храбр Чурило, отнимая сыромятную снасть у курносого товарища. - Не видите, что ли, какая она? Сама утонет и нас потопит… с вами заодно…

Запалив пару смоляных светочей, выбрались наружу. Кудесники неуверенно грозили чарами, гневом Ярилы и всякими прочими напастями, но когда Чурило с услужливым вожаком погорельцев стали при них ладить на жертвенном вороте первую петельку, дрогнули, переглянулись.

- Н-ну… если упросить… - неуверенно начал один.

- Кого?

Но кудесник уже и сам испугался выскользнувшего ненароком словца - осекся, замкнул рот накрепко. Полоскались красные тряпицы пламени, капала с треском на священные камни черная смола. Шалава Непутятична забрала светоч у младого Нахалка, подступила к колодцу и, отстранив храбра Чурилу, так и не изладившего петлю до конца, надолго оцепенела над срубом.

- Упрошу… - чуть слышно выдохнула она и к общему ужасу полезла в бадью.

- Куда ж ты со светочем-то? - взвыл кто-то из волхвов. - Там же дерево кругом!..

- К вороту их! - отрывисто повелела боярышня. - Вынимай клин!.. Крути!..

Охнули храбры, но податься было некуда. Развязали волхвов, поставили к рукояткам, и тяжкая бадья пошла на цепях вниз. Сбылась мечта неуемного Шумка: впервые за многие годы приносили в жертву солнышку не идольца, не куколку резную, и даже не злодея какого, а подлинную берендейку - молодую, знатную, пригожую… Да еще и по доброй ее воле…

Устрашающе скрипел ворот, клок пламени гримасничал, корчил рожи, ложились на уплывающую вверх каменную кладку красные и желтые отсветы. Наконец бадья провалилась в какой-то погреб, а через мгновение гулко коснулась дна.

Вся дрожа, Шалава Непутятична выбралась на каменный пол и вскинула смоляной светоч повыше. Преисподняя оказалась тесной и пыльной. С одной стороны зияла глубокая неизвестно куда уводящая пещера с двумя глубокими колеями в плотном земляном полу, с другой до перехлестнутого крепкими дубовыми брусьями потолка громоздилась какая-то поленница. Еще стояла там низкая лавка, и на лавке этой кто-то спал, завернувшись с головой в нагольную ветхую шубейку.

- Докука!.. - ахнула боярышня и кинулась расталкивать спящего.

Тот вскинулся, забормотал:

- Не спал, Чурыня Пехчинич… Право слово, не спал… На один только храпок и прилег…

Сорвал шубейку и оказался вовсе не Докукой, а невзрачным мужичонкой средних лет. Увидев перед собой боярышню со смоляным светочем а руке, вскочил с лавки.

- Ума решилась, девка? - взвизгнул он. - Устав забыла? Ты что это с голым огнем гуляешь? Займется ведь - не потушишь потом!..

Тут он приметил наконец стоящую посреди преисподней бадью, попятился и пал на лавку, влепившись спиной в поленницу. Та покачнулась, и сверху, чудом не угодив ему по маковке, свалилась увязанная лыком охапка. С треском разлетелись по каменному полу резные идольцы.

- Да ты… уж не сверху ли?..

- Сверху, - бросила Шалава Непутятична, сунув ему светоч чуть ли не в бороду. Еще немного - и присмолила бы… С черными людишками боярышня любезничать не привыкла, а мужик - он и в преисподней мужик. - Беги стремглав за Докукой, пока я вам тут всю вашу Навь не подожгла!..

Мужик однако оказался полной деревенщиной и прирожденного вежества не выказал. Смоляной светоч в белых ручках Шалавы Непутятичны пугал его куда больше, нежели ее боярское достоинство.

- Отступи с огнем! - рявкнул он. - Дура самородная!.. Чего тычешь? Отступи, говорю!..

- Докуку мне!.. - тяжело дыша, молвила боярышня, но светоч все же приняла.

- Не знаю я никакого Докуку! - окрысился мужичонка. Встал с лавки, сердито влез в рукава шубейки и, заслоняясь от света, двинулся впереступочку вдоль стены. - Вот приведу сейчас сотника, с ним и разбирайся…

Услышав про сотника, Шалава Непутятична малость успокоилась. Что над навьими душами поставлены сотники, не показалось боярышне дивным. Да ей бы и в голову не взбрело, что может быть как-нибудь по-другому! Кто-то же держит в порядке и трепете таких невеж, как этот мерзкий мужичонка, успевший, кстати, сгинуть в черном провале неведомо куда ведущей пещеры…

Возвращения его пришлось ждать довольно долго, и Шалава Непутятична встревожилась вновь, даже отважилась сделать несколько шагов в гулкую тьму подземного перехода. Но тут смоляной светоч замигал, угрожая зачахнуть, и боярышня поспешила вернуться и разложить на каменном полу костерок из рассыпанных берендеек.

- Матушка… - гулко позвал из дыры над бадьей слезливый робкий голос. - Да ты жива ли там?..

Шалава Непутятична сначала вздрогнула, потом обрадовалась.

- А ну-ка сбросьте мне сюда еще один светоч! - потребовала она.

- Да ты что? - взвизгнула в ответ дыра иным голосом - не иначе, принадлежавшим одному из волхвов. - Выгорит вся Навь подчистую - что тогда делать будем?..

Тут сверху донесся короткий хряск, невнятное мычание, и кто-то из храбров осведомился поспешно:

- А будет чем зажечь-то?..

- Будет…

- Па-берегись!.. - И в бадью с глухим стуком грянулась палка со смоляным набалдашником. Звякнула потревоженная цепь.

Шалава Непутятична зажгла от костерка новый светоч - и вовремя. Из глубины долгой пещеры зарычали и забормотали гулкие голоса, а потом закачался, приближаясь, желтенький огонек. В пыльном его сиянии обозначились вскоре два человеческих очертанья. Одно принадлежало уже знакомому невзрачному мужичонке, второе чем-то напомнилобоярышне Докуку, и девичье сердце встрепенулось. Но когда лампа высветила на миг харю незнакомца, Шалава Непутятична чуть не отпрянула. Ну и сотники в навьем мире!..Вся рожа наружу…

Приведенный окинул единым взглядом стоящую на полу бадью, костерок из берендеек и наконец саму боярышню со свежим светочем в руке.

- Что с волхвами? - спросил он напрямик.

Шалава Непутятична вскинула точеный носик.

- Ты, молодец, - надменно молвила она, - узнал бы сперва о честном имени, об изотчестве да роде-племени…

Тот бросил на нее быстрый хмурый взгляд исподлобья.

- Ну, ясно… - проворчал он по-медвежьи. - Из именитых, стало быть… Дочь, что ли, боярская?

- Племянница…

- А которого боярина?

- Блуда Чадовича!

Сотник злобно покряхтел и повернулся к выглядывающему из-за локтя мужичонке.

- До дна упрячу… - негромко, но грозно посулил он. - Ты у меня давно на бирке зарублен…

- Да Чурыня Пехчинич!.. - слезно возрыдал тот. - В бадье же спустили! Обратно-то, чай, не выкинешь!..

Сотник поиграл страшенными желваками.

- Так что там с волхвами? - угрюмо повторил он, снова обращаясь к боярышне.

Та вскинула бело личико к округлой дыре над бадьей.

- Чурило! Как там волхвы? Живы ли?..

- Живы, матушка!.. - гулко донеслось оттуда. - Живы пока…

- Пока живы, - сказала Шалава Непутятична, с вызовом глядя на сотника.

- А сюда-то тебя каким ветром занесло? - спросил тот.

- Докуку мне мово отдайте, - в который уже раз проговорила сквозь зубы боярышня.

Сотник приглушенно выбранился, помянув разом и волхвов, и бояр, и князя со княгинею… Оглянулся на мужичонку.

- Ну, значит, такая у тебя судьба, Воробей… Буди Люта Незнамыча. Без его слова я тут ничего не решу…
* * *

Вылетев с полными руками от ключника, Кудыка с Чернавой вновь оказались в гулких и пыльных недрах великой пещеры. Недобранившийся Ухмыл попридержался на пороге.

- Над каждой горсточкой трясешься!.. - запальчиво проорал он напоследок и захлопнул толстую дубовую дверь, покрытую чертами и резами оскорбительного содержания. - Скаред!..

Постоял, плюнул, махнул рукой.

- А, ништо!.. Лампы дал - и ладно…

- А не дал бы? - тревожно спросил Кудыка.

- Да куда он денется? - снова вспылил Ухмыл. - По Уставу положено? Положено! Стало быть, давай!..

Древорез потоптался, огляделся. В дальнем конце пещеры дышала дневной ясностью отверстая полукруглая дыра - та, что выводила на берег. Виднелись в ней слепящая гладь Теплынь-озера да краешек насыпи. Кудыка дерзнул поставить новенькую греческую лампу прямо на пол и, расстегнув крышки тяжеленного Устава Работ, раскрыл книгу наугад, повернул к слабенькому сеющемуся снаружи свету.

- Солнышко… подвиг свой в небе… чинит дугою… - с трепетом разобрал он по складам и заробел окончательно.

- Закрой, - посоветовал Ухмыл. - Ежели все это читать, последний ум отшибет. Оно бы вроде и ничего, да больно мудрено… Спросить-то, чай, проще…

Голоса раскатывались так гулко, что Кудыка давно перешел на шепот, тоже, впрочем, отдающийся во всех закоулках зловещим громким шуршанием. Чернава безрадостно разглядывала своды.

- А люди-то откуда? - тихонько спросила она. - Прямо здесь народились или сверху берете?

- Сверху, - сказал Ухмыл. - Да и не абы кого… Какую он вам там клетушку отвел? - Старожил преисподней отобрал у погорелицы отмыкало - железную клюку с биркой. Повертел, всматриваясь в засечки. - А, вон это где… Ну, пойдем… Только лампы сразу зажигать не будем, а то из этого скареда масла потом не вымозжишь…

Они перехватили поудобнее все полученное ими у прижимистого ключника и двинулись вдоль рва в непроглядную темь, оглашая пещеру скрипучими шагами.

- И не бегут? - озабоченно озираясь, спросила Чернава.

- Бывает, что и бегут, - сказал Ухмыл. - Но мало… Так, недоумки всякие… Да и куда бежать-то? Лешие - выдадут, царь-батюшка - тоже… Сам же видел: ляпнешь что-нибудь не то вкружале - и пиши пропало!.. Сразу тебя под белы ручки - и к волхвам…

- Ты лучше давай сказывай, что и как, - забеспокоился Кудыка. - Розмысл тебя зачем отрядил?..

Ухмыл покосился на древореза и одобрительно хмыкнул.

- Зачинается сказ, починается… - с удовольствием молвил он, снова поворачиваясь к далекой дыре. - Стало быть, так… Чалим добросиянное к качели и берем наперечап[58]… Ну, это ты и сам вчера видел. Дальше открываем топки, выгребаем золу и уже легонькое скатываем по рву к этой вот самой дыре…

Кудыке невольно вспомнились стоны дубовых ребер и тяжкий хруст, когда темная лохматая от окалины громада наехала на груду щебня. Ничего себе легонькое…

- А почему не сразу в дыру?

- Ну вот! Начинай сначала, где голова торчала!.. Я ж тебе и толкую: сперва открываем топки, выгребаем золу…

- Да я не о том! - нетерпеливо перебил Кудыка. - Золу-то ведь можно прямо перед дырой и выгрести… По рву-то зачем катить - вдоль берега?

- Ну а как иначе? - удивился Ухмыл. - Дыра-то - вот она, а причал с качелью - вон аж где!..

- Так ведь качель-то! - вскричал древорез, истово прижимая к груди лампу и Устав. - Качель-то можно было, чай, и у дыры поставить… И причал тоже…