Чтение 19–й страницы книги ~Близнец Бешенного~

После заключения судмедэкспертизы стало ясно, что перед тем, как уйти из жизни, покойная подверглась жестокому насилию в извращённой форме: вся промежность, прямая кишка и даже горло оказались порванными, и, до того, как покончить с собой, умершая потеряла много крови. Также было определено, что до насилия жертва являлась девственницей. Но поскольку не было обнаружено никаких следов насильника: перед тем, как уйти из жизни, жертва, как и рассказал доктор Будалову по телефону, действительно тщательно помылась, а все следы в квартире оказались настолько скрупулёзно вытертыми, что дело попало в разряд «глухарей» и в этом, конечно же, не обошлось без стараний самого преступника: капитана Будалова…

* * *

– Пора позвонить Баринову… – капитан Будалов быстро набрал телефон. – Добрый день, Серёжа! Тебя приветствует капитан Будалов!

– Коля? Привет! Лёгок на помине: хотел сам звонить… – отозвался Баринов.

– Напомнить об обещанном «Поплавке»?

– О таких вещах напоминает тот, кто предложил, – возразил майор.

– Есть новости о подопечном?

– В общем, да… – както неуверенно ответил старший Кум.

– Судя по тону, не очень обнадёживающие, – предположил Будалов.

– Как посмотреть… Это не телефонный разговор: нужно встретиться…

– Когда?

– Да хоть сейчас, если свободен.

– Хорошо, давай в «Поплавке» и встретимся через… – капитан взглянул на часы, – через сорок минут ты успеешь добраться до «Поплавка»?

– Вполне!

– Тогда жду тебя за столиком, что ближе к эстраде…

– Там же шумно…

– Шумно будет часа через два, когда инструментальная группа начнёт работать, а сейчас этот столик самый уютный: ты всех видишь, а тебя никто…

– Хорошо, уговорил…

* * *

Когда Баринов вошёл в просторный зал ресторана на Иртыше, он сразу направился к эстраде. Будалов был прав: столик, укрытой высокой эстрадой, можно было обнаружить только тогда, когда целенаправленно подойдёшь к нему. Как правило, за этим столиком питались оркестранты во время перерывов, а также, сидели их сопровождающие девушки.

Сейчас за ним сидел только капитан Будалов. Столик был заставлен разнообразными закусками, чёрной и красной икрой, фруктами. Посередине стола горделиво возвышались две бутылки: французский «Наполеон» и русская водка, охлаждённая бутылка которой покрылась капельками воды. Рядом с ними стояло фирменное блюдо ресторана: кусочки атлантической селёдочки, с кружочками вареной картошечки, посыпанные репчатым лучком. Рядом с ней – тарелка с солёными огурчиками. Для коньяка имелся порезанный тонкими дольками лимон и небольшая тарелочка с солёным миндалём.

– Ты, Николай, как всегда, в своём репертуаре: настоящий гурман! – одобрительно заметил майор, с вожделением осматривая богато накрытый стол.

– С чего начнём? – спросил Будалов.

С «Наполеона» конечно! По рюмочке, как говорится, для аппетита и осознания бытия, а потом можно и на водочку перейти: привычнее както… Я прав?

– Ты, майор, как я успел убедиться, всегда прав, – льстиво подыграл ему Будалов и быстро разлил по фужерам коньяк.

– Если бы, – с огорчением вздохнул Баринов, – Ладно, давай махнём коньячку, закусим лимончиком с орешками, а потом и побазарим, как говорит наш контингент. За нас с тобой и за фуй с ними! – провозгласил свой дежурный тост майор.

Они чокнулись, опрокинули коньяк в рот, словно это была вода, закусили. Будалов вопросительно уставился на своего давнего приятеля.

– Ну и что с моим подопечным? – не выдержал он. – Помер, что ли или на больничку попал?

– Не угадал, – покачал головой старший Кум. – Твой подопечный оказался таким настырным, – майор быстро плеснул водки себе и капитану, – прикинь, просидел более суток в «стакане» и даже не вспотел… Да что там не вспотел: он даже к хлебу не притронулся, воды ни глотка не выпил, в туалет не попросился… И все это с какимто вызовом: мол, смотрите, какой я, а вы все плебеи! А ты говоришь! – он молча чокнулся и влил водку в рот: было заметно, что такой «клиент» в его практике встречается впервые.

– И что ты обо всём этом думаешь? – выпив водку, спросил капитан.

– А чего тут думать? – недовольно буркнул Баринов. – Мне самому стало интересно! Так вот как, пацан, хочешь поиграть со мной: давай поиграем! Взял и определил его в сто девятую камеру, в которой сидят самые законченные негодяи: убийцы и насильники. Подумал, они ему быстро мозги вправят…

– И что?

– А ничего! – воскликнул майор и развёл руками в стороны. – Вчера старший по продолу услышал в сто девятой какойто шум. Заглянул в глазок… – он вновь покачал головой, нервно налил себе водки, выпил и даже не стал закусывать.

– Говори, не тяни, – поторопил Будалов.

– Короче говоря, из старшего прапора ничего невозможно было вытянуть: то ли он, действительно, ничего не видел, то ли он чегото напугался… В глазах страх… Мямлит одно и то же: он их побил, он их побил…

– Ничего не понимаю: кто побил? Кого побил?

– Когда я пришёл в сто девятую, в которой, кроме твоего подопечного, как я уже говорил, сидят ещё шесть убийц и насильников, у двоих из них кровь течёт, причём, прикинь, у одного из ягодицы, трое с подбитыми рожами, а шестой забился в уголок и с испугом смотрит по сторонам…

– А Понайотов?

– А твой подопечный сидит на шконке и спокойно читает книжку, словно его все это никак не касается, – Баринов усмехнулся. – Начинаю допытываться, что случилось? Все твердят одно и то же: подрались между собой… Спрашиваю, кто нанёс ранения? Раненые в один голос заверяют, что всё произошло случайно: показывали, мол, приём и не рассчитали…

– А ты думаешь, что всё было совсем подругому? – с тревогой спросил капитан.

– Даже и не знаю, что думать… – майор вновь недоуменно покачал головой. – Каждому из этих подонков «вышка» светит и выгораживать когото им нет ни какого резона… Но меня настораживает поведение шестого, у которого нет ни следа участия в драке…

– И что он говорит?

– Ничего не видел, ничего не слышал: спал, мол! Врёт, сука! – майор вновь чертыхнулся.

– И какие выводы?

– Какие могут быть выводы, – Баринов снова налил водки себе и капитану. – Предлагаю выпить и покумекать, что делать дальше. Честно говоря, я в полном недоумении: впервые с подобным сталкиваюсь…

Они чокнулись быстро выпили. Баринов закусил селёдочкой, а Будалов ничем не стал закусывать. Судя по его собранным в кучу морщинам на лбу, у него шёл мыслительный процесс.

– Послушай, Серёжа, у тебя что нет прессхаты?

– А сто девятая что, курорт, что ли? – с усмешкой спросил он. – С месяц назад появился у нас один строптивый, даже мне нахамил… – он чертыхнулся, – сунул я его к этим отморозкам: они тогда в другой камере сидели… Кстати, их у нас прозвали «Братья на крови», так эти «Братья» насмерть запинали того строптивца. Между прочим, именно одному из них в жопу и вогнали заточку…

– Нет, говоря о прессхате, я имел в виду камеру, в которой сидят твои люди и сделают то, что ты им прикажешь… – прямо пояснил капитан.

– Не знаю… – с неуверенной задумчивостью протянул Баринов. – Чтото меня настораживает в твоём подопечном… Никитич вдруг встал на его сторону…

– Никитич? Странно, – удивился Будалов.

Он хорошо помнил историю, связанную с женой Никитича. Несколько лет назад жену Никитича, работавшую в том же СИЗО медсестрой, убил один уголовникнаркоман за то, что она не дала ему наркотик. Разозлившись, а может быть под воздействием ломки, он перерезал ей горло лезвием, запрятанным за щекой. С того дня Никитич, ранее добродушный и внимательный, настолько изменился, что к нему стали с опаской относиться даже самые закоренелые уголовники.

– Вотвот, и мне странно! – вздохнул Баринов. – Но ты прав: нужно сделать все, чтобы не допустить, чтобы какойто там грабитель, устанавливал свои правила в моей тюрьме! Сегодня же прикажу кинуть его в карцер и подсажу к нему пару своих должников…

– Пару? А справятся?

– Один – чемпион Омска по боксу среди тяжеловесов, второй – сидит под следствием за участие в подпольных боях без правил. Под сто килограммов один и более ста двадцати килограммов другой… Первый по хулиганке, второй, кроме участия в запрещённых боях, ещё подозревается и в убийстве…

– Не тот ли это боксёр, который на фотографии милуется со своим племянником?

– Ту фотографию ты мне вовремя подкинул, – ухмыльнулся Баринов. – Покажи эту фотку братве, и никто не станет разбираться: племянник или не племянник… Доказывай потом, что ты не верблюд, и просто отдыхаешь на море с племянником и его семьёй… – майор подмигнул.

– Да, аргумент на все сто! – согласился Будалов. – А на чём второго сломал?

– «Его и ломать не пришлось: сам сломался! – майор хитро прищурился. – Представляешь, он на игле сидит, причём всерьёз… Такая ломка началась, что готов был на все, чтобы дозу получить. Кстати, и тот, и другой не могут жить без наркотиков…

– И ты их, конечно же, подкармливаешь? – догадливо спросил Будалов.

– А что остаётся делать? – вновь подмигнул он.

– И держишь их на поводке: чуть что не по тебе, и крантик перекрывается… Разумно!

– Главное, действует безотказно! Послушай, Коля, я тут, на досуге, почитал дело твоего подопечного… – майор в упор взглянул на собеседника. – Полный сирота: детский дом, школаинтернат, в Афганистане побывал, награждён двумя орденами и медалью, характеристики хорошие, что из детского дома, что с места работы. Со всех сторон положительные…

– И что? – капитан был явно недоволен неожиданными вопросами своего приятеля.

– И вдруг – грабитель!

– Чтото я не понимаю, куда ты клонишь, Серёжа? – через силу улыбнулся Будалов.

– Ты столько внимания уделяешь этому парню…

– А ты не обратил внимание, у кого он обнёс квартиру? – многозначительно спросил он.

– Стоп! Но это я действительно… както пропустил… – смущённо заметил майор. – И кто этот пострадавший?

– Твой приятель: инженер Соломатин!

– Соломатин? Он, конечно, не такой уж мне и приятель… – неуверенно произнёс Баринов и тут же с тревогой воскликнул: – А его коллекция старинных монет? Она тоже пропала?

– В чистую! – улыбнулся капитан.

Будалову было известно, что майор всерьёз занимается нумизматикой: настоящий фанатик. Именно поэтому и держал эти знания про запас, как козырь.

– Чёрт бы побрал этого скупердяя! – в сердцах бросил он. – Представляешь: месяца три уговаривал Соломатина обменяться одной монетой, даже продать просил: ни в какую! Послушай, Коля, а ты не помнишь, что за две монеты, что были обнаружены у Понайотова?

– Почему не помню? Очень даже помню, – хитро прищурился Будалов.

Он был очень доволен, что сумел свернуть тему с опасных для себя рельс на более выгодную тему. Он даже предугадал, о чём его попросит Баринов. И не ошибся.

– Если помнишь: озвучь! – нетерпеливо попросил Баринов.

– Одна – Елизаветинский алтын, другая – Николаевский полтинник, а что?

– Нельзя ли чтонибудь придумать, чтобы алтын затерялся во время следствия?

– Отчего ж не помочь своему старому другу? – Будалов снова хитро прищурился.

– И чем я буду обязан?

– Нужно выколотить дурь из этого упрямца Понайотова… – прямо ответил Будалов.

Баринов молчаливо уставился в одну точку: с одной стороны, он действительно не понимал, почему этот парень, неплохо зарабатывая, достойно прошедший войну в Афганистане, неожиданно решился на грабёж…

Словно прочитав его мысли, Будалов пояснил:

– Хотя я и не могу тебя во все посвятить, но немного развею твои сомнения… – он сделал эффектную паузу и продолжил: – Всё, что ты перечислил, действительно мало вяжется с портретом грабителя, но ты, вероятно, не знаешь о некоторых скрытых мотивах этого, как ты думаешь, скромного паренька…

– И что это за мотивы?

Парень задумал жениться, а денег на свадьбу не было, вот он и решил пощипать инженера, да чтото не склеилось: залез в квартиру, а там нянечка с ребёнком… Вот и сорвало у парня крышу: угрозы физической расправы… ребёнка напугал, нянечка вся в слезах и соплях…

– Теперь все понятно, – майор пожевал губы. – Не буду терзать тебя, чтобы пытаться вызнать тайны об оперативных планах в отношении твоего подопечного, но я постараюсь, чтобы его сломали в нашем СИЗО, – он снова взглянул на капитана. – Этого ты хочешь, не так ли?

– Сломать его, конечно, неплохо, но нам, – он специально выделил слово «нам», – нам нужно, чтобы Понайотов получил… по заслугам!

– То есть получил как можно больше, если не сломается и не сдаст своих подельников, чтобы у вас было достаточно времени для розыска похищенного, не так ли? – Баринов посвоему расценил ситуацию.

– Чтото вроде этого, – согласился Будалов.

– Что ж, в успешных розысках похищенной коллекции я тоже заинтересован… Надеюсь, ты не забудешь своего приятеля, когда та будет найдена?

– Даю слово!

– Я тоже!..

Они пожали друг другу руки и продолжили возлияние…

Каждый из них был доволен друг другом и каждый из них думал о нашем герое: Будалов о том, как на подольше запрятать его, а мысли Баринова крутились вокруг обещания приятеля пополнить его коллекцию, а для этого он должен был всерьёз «поработать» над Серафимом Понайотовым…

Глава 20
В ПРЕССХАТУ ЕГО!

Железная дверь сто девятой камеры резко распахнулась, и на пороге появился новый корпусной Никита Заварзин в сопровождении Гориллы. Новый корпусной пришёл уже в новом звании: на нём сверкали новенькие погоны капитана.

– Убийцы, насильники и пропойцы, встать на проверку! – гаркнул старший прапорщик.

Обитатели сто девятой камеры быстро выстроились у своих шконок.

– Что у вас произошло два дня назад? – спросил новоиспечённый капитан.

Никто не отозвался, и корпусной спросил, обращаясь к Сыромятину:

– Может, ты скажешь, что у вас произошло?

– Конечно, скажу, гражданин начальник! Но сначала разрешите поздравить вас с повышеньицем! – . льстиво проговорил он.

– Благодарю! – сухо ответил капитан. – Итак, слушаю!

Мы же два дня без свежего воздуха, вот и захотелось мышцы размять… – начал говорить Сыромятин. – А кровьто у всех молодая, горячая, вот немного и переборщили…

– Так увлеклись, что заточку в задницу воткнули? – усмехнулся корпусной.

– Да какая там заточка, гражданин начальник, – возразил Сыромятин и вытащил из кармана тонкую авторучку. – Показывали приём, а вместо ножа эту ручку использовали, рука соскользнула и кожу поцарапала…

– Никто не хочет добавить собственных нюансов к этой увлекательной сказке? – корпусной внимательно обвёл глазами всех обитателей камеры, но никто не выразил желание. – Ладно, думайте сами: вам здесь житьпоживать… – с неприкрытой угрозой произнёс капитан.

Началась обычная процедура утренней проверки. Последним, как и при первой своей проверке, корпусной назвал фамилию Серафима. После его представления, положенного в местах лишения свободы: имяотчество, год рождения, статья, капитан сделал небольшую паузу, пристально посмотрел ему в глаза и язвительно произнёс:

– А тебе, Понайотов, придётся отдуваться за всю камеру, – он повернулся к старшему прапорщику. – Отведи подследственного Понайотова в карцер!

Сидельцы сто девятой недоуменно переглянулись между собой: все были уверены, что в лучшем случае камеру просто разгонят, в худшем – двухтрех закроют в карцер, но никто не ожидал, что наказание настигнет только новенького. Судя по всему, это решение оказалось неожиданным даже для старшего дежурного по продолу, наречённым Гориллой: он с удивлением взглянул на корпусного, потом на Серафима.

Затем пожал плечами и приказал:

– Понайотов, руки за спину! Выходи!

Никак не среагировав на озвученную корпусным новость, Серафим спокойно закинул руки за спину, вышел из камеры.

– Лицом к стене! – последовал новый приказ.

Понайотов встал рядом с дверью и повернулся лицом к стене.

Старший прапорщик закрыл дверь на ключ, посмотрел на капитана и спросил:

– А как же проверка?

– Сдай провинившегося старшему дежурному по карцеру и возвращайся: вот постановление, подписанное Бариновым, – он протянул ему документ.

Старший прапорщик быстро пробежал глазами постановление, покачал головой, затем повернулся к Серафиму:

– Вперёд! – скомандовал он.

Перед каждым переходом, перекрытым мощной железной решёткой с дверью посередине, старший прапорщик громко стучал ключом по железу, предупреждая других контролёров, что ведёт арестованного.

Эта процедура была обязательной и делалась для того, чтобы идущий навстречу контролёр, если он сопровождает особенного подследственного, которого никто из обитателей тюрьмы не должен видеть, , мог предпринять меры и укрыть своего подопечного в «стакан».

Когда они подошли к решётке, покрашенной в грязноватокрасный цвет, Горилла приказал:

– Лицом к стене! – после чего трижды постучал ключом по решётке, вызывая старшего дежурного по карцеру.

Вскоре в самом конце коридора появилась мужская фигура. Когда подошёл поближе, Серафим узнал Никитича, но никак не подал виду.

– Вот, Никитич, принимай постояльца на временное проживание, – он усмехнулся своей шутке.

– За что его? – нахмурился Никитич.

– Драка в камере: пока пять суток…

– В какую его?

– В шестую…

– В шестую? – невольно повысил голос Никитич. – Кто выписал постановление?

– Майор Баринов.

– Я так и думал, – прошептал Никитич.

– Что, не понял? – переспросил Горилла.

– Да, так, ничего… – отмахнулся старший прапорщик.

– Мне показалось, что ты, Никитич… – начал Горилла, но тот грубо перебил его:

– Креститься нужно, когда кажется! Давай постановление и можешь возвращаться к себе.

– Как скажешь, коллега… – чуть обидчиво проговорил Горилла, однако развивать свои сомнения не решился.

Никитич открыл скрипучую дверь, взял из рук сопровождающего документ и приказал Серафиму:

– Пройди и встань лицом к стене!

Дождавшись, когда Никитич закроет дверь на ключ, Горилла недовольно пожевал губами, хотел чтото сказать, но лишь махнул рукой, повернулся и быстро пошёл назад.