Чтение 13–й страницы книги ~Ворлок из Гардарики~

Боги молчали. Они словно бы забыли неразумных, заблудших детей.

Не разверзался Аннун,[62]чтобы поглотить обидчиков и притеснителей.

Последней каплей оказались викинги, появившиеся на Оркнеях, и монахи, служители Белого Бога, хлынувшие с юга Англии. Первые занимали все пригодные для жизни места, не задумываясь об их прежних обитателях. Вторые посягнули на самое святое – на веру, на корни и саму суть существования народа.

Но пикты не роптали. Они уже свыклись со своей долей. Как сказал один из последних великих вождей, чьего имени боялся пресыщенный Рим, Калгак: «Мы наиболее отдаленные обитатели земли, последние из свободных, были защищены нашей удаленностью и неизвестностью, окружающей наше имя… За нами нет народов, ничего, кроме волн и скал».

Последние из свободных людей. Они не принимали новых богов и не желали им поклоняться, упорно сохраняя верность отвернувшимся от них покровителям.

Волхвы скрыли жилища пиктов и места их молений от чужого взгляда. Накрыли чародейской пеленой. Их чары работали таким образом, что посторонний человек не видел никаких следов – только запустение, пожелтевшую траву и вытертый, выветрившийся камень. Как, например, в Брогарском Кольце.

– Разве это не жилище йотуна? – удивился Вратко, заслужив насмешливый взгляд Марии Харальдовны и удивленный – Рианны.

– Это наш кромлех, – пояснила девушка-пикт. – Там мы молились в полнолуние. Приносили жертвы на Самхейн и Йоль, Ламмас и Бельтайн…

– Что за праздники такие? – Вратко в этот день словно надумал собрать все насмешки одним махом.

– Это как ваши K°рочун, Масленица, Ивана Купала… – улыбнувшись, сказала Мария Харальдовна.

– А-а-а…

– Что скис, Подарок Ньёрда? – хлопнул его по плечу Хродгейр.

– Я думал… – разочарованно протянул словен. – Значит, великанов на свете нет?

– Здесь и сейчас нет, – отвечала Рианна. – Но мой дед сказывал, что некогда в Британии…

– Твой дед был главой рода? – перебил ее Хродгейр.

– Нет, – помотала девушка головой. – Разве вы не знаете? У пиктов родом правит женщина.

– Странный обычай, – хмыкнул норвежец.

– Кому странный, – обиделась пикта,[63] – а кому и правильный. Кто поддерживает огонь в очаге? Кто рожает детей? Кто бережет обычаи предков?

Черный Скальд неопределенно пожал плечами.

– У нас всегда правили женщины! – твердо произнесла Рианна. – Мужчины возглавляли войско и были хранителями.

Последнее слово она произнесла дважды – первый раз на своем родном наречии: «тэчадгэс».

Вратко словно озарило:

– «Тэчадгэс Скара Бра» – это значит «Хранители Скара Бра»?

– Да. А откуда ты… – Подозрение мелькнуло в глазах девчонки.

– Старик сказал, который умирал. Он сказал: «Бхэ синн тэчадгэс Скара Бра».

– Мы – хранители Скара Бра, – перевела Рианна. – Это так. Мой род был хранителями Скара Бра.

– И что вы хранили?

– Древнее знание. Давно, еще лет двести назад главные волхвы нашего народа не сумели договориться. Они долго спорили, к кому обратить мольбы о спасении гибнущих племен.

– И, как обычно, не сумели договориться, – высказал предположение Хродгейр. – И пострадали, тоже как обычно, люди.

Рианна кивнула. Начала рассказывать. Она по-прежнему с трудом подбирала слова урманской речи, но теперь и Мария, и Вратко понимали многое из произнесенного на языке жителей подземелий.

Двести лет назад народ пиктов разделился на две ветви: одни верили в Зверя, другие – в Чашу. Эти порождения Аннуна еще не явились в Серединный мир, они ждали своего часа.

Лишь молитвы и жертвоприношения могли приблизить желаемый срок появления Зверя. Но уж, придя, он отомстит за все унижения, за все гонения, за все обиды… Каков этот Зверь собой, Рианна не знала – ее род молился Чаше, но много слышала о свирепости и злобном нраве. Да, пожалуй, именно таким должен быть беспощадный мститель. Поэтомуодной лишь крови ягнят и черных петухов ему не хватало. Изредка приходилось окроплять жертвенные камни и человеческой кровью.

Верующие в Чашу знали, что она гораздо добрее и милосерднее. Всяк, взявший ее в руки, получит власть над судьбой. Оседлает удачу, как говорят кочевники-половцы. Мечтающий обогатиться будет усыпан серебром и златом, ищущий взаимности в любви тут же обретет ее, жаждущий воинской славы станет величайшим полководцем. Вот тут-то и пряталась опасность. Если Чаша попадет в руки человеку злобному, корыстному, завистливому, много бед может он наворотить, поддавшись греховным чувствам и страстям. Потому и укрыта Чаша далеко-далеко, на волшебном острове Аваллон.

– А где он, этот остров? – встрепенулась королевна.

– Если бы я знала… – вздохнула Рианна.

– А кто знает?

Вратко понял, что Мария решила – Чаша хранилась в Скара Бра. Может быть, и так… Что-то же чувствовала королевна? Что-то же открылось ей, подернутое раньше туманом неизвестности?

– Я могла бы узнать… – Рианна выглядела подавленной. – Если бы дожила вместе с семьей до восемнадцатой весны.

– И что было бы? Тебя допустили бы к древним книгам? Или дед-хранитель передал бы тебе знание?

– Нет, – покачала пикта головой. – Дед ничему не смог бы меня научить. Искусство хранителей недоступно женщинам. Зато через нас из поколения в поколение передается знание о месте пребывания Чаши.

– Так я не пойму. – Взгляд Харальдовны похолодел. – Я не пойму, когда ты мне лжешь? Когда говоришь, что знаешь, где Чаша, или когда утверждаешь, что не знаешь этого?

Виновато понурившись, Рианна отвечала:

– Я говорю правду. Вы спасли мне жизнь, я скорее соглашусь умереть, чем буду вас обманывать.

– Так в чем же дело?

– Знание о Чаше передается нам по крови. От матери к дочери. До восемнадцати лет оно дремлет в нас. А потом хозяйка рода совершает обряд… Что она делает, я не знаю. Мне не положено… Слишком молодая… Моя бабка должна была совершить надо мной обряд. И тогда знание Чаши проснулось бы во мне…

– И никаких намеков, никаких подсказок?

– Нет. Знание или просыпается, или остается навсегда недоступным. Теперь я не знаю – смогу ли обрести его.

Мария посмотрела ей прямо в глаза.

– Но ты хотя бы представляешь, где находится этот ваш Аваллон?

– Где-то далеко на севере. Очень далеко.

Хродгейр задумался.

– Далеко на севере есть Свальбард, где лето длится дней двадцать, не больше. А еще дальше, говорят, раскинулся Йотунхейм. Там живут ледяные великаны. Не думаю, что кому бы то ни было придет в голову прятать там Чашу.

– А мне кажется, Чашу могли спрятать именно там, – возразил Вратко. – Нарочно, чтобы никто посторонний не смог ее найти и забрать.

– Думай, что говоришь! – Черный Скальд нахмурился, заметив, что Мария Харальдовна уже посматривает за корму дреки.

Вратко прикусил язык. И правда, нужно следить за своими словами, а то не ровен час норвежская королевна потребует разворачивать «Слейпнир». С нее станется. Уж лучшеперевести разговор на что-нибудь другое.

– Ты запомнила хоть кого-то из нападавших? – спросил он Рианну. – Сколько их было? Как они выглядели?

Девушка-пикт покачала головой.

– Нет. Не запомнила. Бабка сразу толкнула меня в чулан… – Она задрожала от нахлынувших воспоминаний. – Я слышала только голоса. Моих родичей, умиравших под ударами мечей. И напавших. Я до сих пор их слышу по ночам. – Рианна сглотнула. – Они говорили на вашей речи.

– И никто не говорил что-то похожее на это? – Вратко прищурился и выдал на латыни: – Gloria Patri, et Filio, et Spiritui Sancto…

– Нет… – ответила она медленно, очевидно копаясь в памяти. – Нет. Точно нет.

– Значит, только по-урмански? – уточнил новгородец.

Рианна кивнула.

– Зря мы на монаха думали, – покачал головой Хродгейр.

– Это еще хуже! – воскликнула Мария. – Выходит, кто-то из подданных отца злоумышляет против него!

– Это бывает часто, – сказал Черный Скальд. – Ни один правитель в мире не может похвастать, что лишен завистников.

– Я разыщу их, чего бы это ни стоило! – Королевна сжала кулаки.

– Клянусь закладом Хрофта,[64]что жизнь положу, лишь бы помочь тебе в этом, Харальдсдоттир, – глухо произнес Хродгейр.

– Я тоже! – Вратко не умел так красиво говорить, но никто не смог бы доказать, что его желание не искренне или не горячо.

– А я буду искать их, чтобы отомстить за свой род, свою семью, свой народ! – Рианна вскочила на ноги, словно дикий зверек. Ее зеленые глаза метали искры. Вот такими, должно быть, видели пиктов защитники Адрианновой стены. Не скрывающимися под землей изгоями, но воинами, гордыми, несгибаемыми, беспощадными.

Словен сам не заметил, как разрозненные образы сложились в вису:Нор народ униженнойПокорности не выскажет,Скал осколки славныеПред волной не склонятся.Чарами ль, оружиемПокорить их тужатся.Верны вере пращуровВ ответ зверем щерятся.

– Ты сказал заклинание? – удивилась пикта. – Ты колдун?

– Это стих, – смущенно попытался оправдаться Вратко.

Черный Скальд хлопнул его по плечу, а до сих пор молча сидевший Сигурд ухмыльнулся:

– Кое-кто в этом войске тоже считает парня ворлоком.

– А мне кажется, колдунов стоит в другом месте поискать, – сказал Хродгейр. – Ведь Скара Бра защищали чары? Так ведь?

– Да, – кивнула Рианна. – Волшба хранителей должна была скрывать наше убежище…

– Но не скрыла?

– Не скрыла.

– Ты думаешь, среди нападавших был чародей? – внимательно посмотрела на скальда Мария.

– Ничего не поделаешь, приходится так думать. Не зря они нападали на Скара Бра, не зря.

Хродгейр задумался на миг и сказал вису:Старых тайн властителиУстали не ведали.Мудрость предков древнюю,Не дремали, прятали.Ворог изворотливыйВорожбой посильноюЧар черту порушил им —Знать, о Чаше помыслы.

– Найдем врага и выдавим из него все, что он знает о Чаше! – Мария Харальдовна расправила плечи. В ее глазах появился решительный блеск, напоминающий суровый нрав самого норвежского конунга.

Вратко подумал, что все-таки лучше числить ее в друзьях, чем во врагах.

Он оглянулся на расположившихся на почтительном расстоянии викингов. Они старались делать вид, что не слышат разговора своего вождя, королевны и смуглянки-найденыша. Но на лицах воинов цвели такие улыбки, что словен понял – все они слышали и согласны с каждым словом. Не приходилось сомневаться – любой из дружины Хродгейра жизнь положит, лишь бы угодить обожаемой Харальдсдоттир. Что ж, значит, их не так уж и мало. Не поздоровится таинственному злоумышленнику. Или злоумышленникам, сколькобы этих предателей ни было.

Глава 14

Пламя скардаборга

Погожим, по-летнему теплым днем вересня норвежский флот приблизился вплотную к берегами Англии. Здесь холмы, укрытые начавшими желтеть лесами, полого сбегали к морю. В устье небольшой речушки – морским дреки ни за что не подняться вверх по течению – стоял город, обнесенный частоколом. Город, на взгляд Вратко, маленький – кудаему до Новгорода либо Ладоги, но Хродгейр сказал, что это главная крепость здешнего края.

Отсюда, с самого севера графства Нортумбрия (урманы называли его – Нортимбраланд), Харальд Суровый решил начать завоевание Английского королевства.

Войску было приказано высаживаться на берег, вытаскивать корабли подальше, чтобы не смыло приливом, вооружаться и готовиться к сражению.

Хродгейр строго-настрого запретил Марии и Рианне покидать «Слейпнир». Черный Скальд очень не хотел нарваться на гнев конунга. Никто из его дружины не делал секрета из того, что с ними плывет найденная в подземельях Скара Бра девочка. Сигурд пустил слух, что ученик скальда, русич по кличке Подарок Ньёрда, учится у нее древней речи и заодно выслушивает и запоминает старинные сказания. К чудачествам скальдов относились с пониманием. А тем более к чудачествам такого бойца, как Хродгейр. Да и Вратко после королевского суда на Оркнеях, когда сам Харальд признал его невиновность, пользовался всеобщим… если не уважением, то уж снисхождением точно. Что возьмешь с сочинителя? Им нужно и легенды знать, и случаи всякие интересные запоминать, чтобы висы выходили красивыми и за душу брали.

А вот присутствие королевны тщательно скрывалось. Каждый из хирдманов Хродгейра готов был скорее откусить себе язык, нежели проболтаться. Ее нарядили в мужскую одежду: сапоги с мягкими голенищами, крашенные ежевикой порты, полотняную рубаху, а поверх меховую безрукавку. Косу Мария убрала под мохнатый треух – несмотря на теплое лето, многие викинги ходили в шапках и не видели в том ничего зазорного. Так что парнишка, на которого теперь походила конунгова дочь, не должен был привлекать излишнего внимания. Правда, тот, кто знал всех воинов Хродгейровой дружины, мог бы удивиться – что это Черный Скальд безусую детвору на боевом корабле приваживает? От удивления поползли бы разговоры и слухи. Глядишь, и докатится отголосок до недоброжелателя. Вот потому и запретил Хродгейр Марии Харальдовне на берег выбираться. А чтобы не заскучала, оставил пикту и новгородца.

Вратко не сильно расстроился, что не примет участия в сражении. Пускай урманы в бой рвутся. А он – словен. Нет, нельзя, конечно, сказать, что в округе Новгорода одни лишь пахари, мастеровые и купцы обретаются. Воинов там тоже хватает. Еще князь Рюрик в незапамятные времена свеев бил, а его воевода, Олег, на данов такого страха нагнал, что они навсегда зареклись в русские земли ходить. И нынешний князь, Владимир Ярославич, воин серьезный. Пожалуй, как водитель оружных тысяч не уступит никому из западных королей. Ну, разве что таким матерым волкам, как Харальд Суровый или Вильгельм Нормандский… Так они и не идут на Новгородское княжество с мечом – своих забот полон рот с английской короной. А налезут какие-нибудь поляки или германцы, живо получат хороших. Да и не будет Новгород в одиночку сражаться – и Киев поддержит, иПереяслав, где тоже дети Ярослава Мудрого княжат. А что? Брат брату всегда помогать должен. На том и мир стоит.

Убедил себя таким образом, что русичу лучше за викингами не гнаться, а наблюдать за боем со стороны. Это если бой будет – на месте жителей городишка Вратко сдался бы не задумываясь. Мария объясняла – Харальд Суровый идет не в набег. В прежние годы, при Харальде Синезубом или Эйрике Кровавая Секира, урманы налетали пограбить, рабов захватить и возвращались на родину, в суровые фьорды. Сейчас норвежский конунг собирается править новой землей. Там, где можно обойтись без кровопролития, обойдется. Танов и эрлов саксонских, которые принесут ему клятву верности, обижать не станет, а примет наравне со своими ярлами и херсирами, на пиру посадит за столом рядом со всеми, выделяя только по заслугам, но никак не по месту рождения. И мирных жителей никто просто так, за здорово живешь, убивать и грабить не станет. Нет, обложат, конечно, оброком. Тут деваться некуда – войско кормить надо. Но умный хозяин не будет морить голодом дойную корову и без нужды не загонит насмерть доброго коня.

Вот так они и остались на дреки вместе с четверкой охранников, которым на сей раз выпал жребий оставаться вне боя. Игни, Хрольв, Свен и Гуннар-кормщик. Викинги очень переживали, что пропустят забаву. И сожалели они не о добыче, которую наверняка упустят, а о воинской славе, проходящей мимо.

Особенно грустил Гуннар, баюкая свое любимое копье, имевшее собственное имя – Злое Жало.

– Даже Сигурд, из которого песок на палубу сыплется, – возмущался кормщик, – и тот идет! А я не при делах, словно женщина или ребенок…

– А будешь ныть, – ответил ему Хродгейр, – станешь похож на глупую женщину или маленького ребенка, которым не купили безделушку на торге в Хедебю.

Гуннар нахохлился и замолчал.

Викинги отправлялись к городу (саксы называли его Скарборо, а урманы – Скардаборг), подбадривая друг друга и отпуская шуточки, к которым за время путешествия Вратко уже настолько привык, что жизни без них не мыслил. Дружинники, как могли, поднимали себе настроение.

Неизвестно, расползся ли слух о предсказании Марии Харальдовны или просто беда не ходит одна, а дурные пророчества являются к разным людям одновременно, но черных воронов и злую великаншу видели – или утверждали, что видели, – многие.

Хирдману конунга по имени Гюрд приснилась сидящая на камне бабища, которая кормила человечьим мясом орлов и воронов, а потом сказала такую вису:Вот он, знаменитый,Заманен на запад,Гость, чтоб в земь с друзьямиЛечь. Предчую сечу.Пусть же коршун кружит,Брашнам рад, – мы падальОба любим – княжийСтруг подстерегая.[65]

Другой воин по имени Торд из дружины Эйстейна Тетерева, сына Торберга сына Арни, близкого сподвижника Харальда, видел во сне другую троллиху, не менее страшную. Онакормила гигантских волков людскими телами, и, по словам Торда, то были тела урманского воинства. Великанша тоже сказала вису, назвать которую предсказанием удачного похода не смог бы никто, даже самый уверенный в себе глупец:Ведьма вздела рдяныйЩит, в грядущей битвеГейрреда проводитДщерь в погибель князя.Челюстями мясоМелет человечье,Волчью пасть окрасив,Жена кровожорна.[66]

Не оставили плохие предчувствия и самого Харальда. Конунг долго молчал, но после высадки на берег Кливленда признался ближним ярлам и верным хирдманам, что перед отплытием, когда он в последний раз ночевал в Нидаросе, во сне к нему пришел его брат Олаф. Конунг, прозванный Святым за мудрость, долготерпение и умение прощать. В молодости он был таким же викингом, но нашел в себе силы стать хранителем мира на землях Норвегии, за что и погиб – и чернь, и знать не прощает правителю доброты, приравнивая ее к слабости. Харальд Сигурдассон ошибок брата не повторял. Держал ярлов и херсиров в кулаке, а уж бонды и вовсе пикнуть не смели, не то что восстания учинять.

Конунг не просил ближних воинов держать его сон в секрете, и очень быстро его слова стали достоянием всех.

Олаф во сне посетовал, что Харальд нацелился на кусок, который ему не по зубам. Время «датских денег» давно миновало для Англии. Войско короля Гарольда сильно и многочисленно, свита предана по-настоящему, без показухи, а хускарлы отчаянно храбры, и в бою каждый стоит двух викингов.

На прощание Олаф Харальдсон сказал вису:В смерти свят стал ТолстыйКнязь, кто час последнийВстретил дома. РатныйТруд стяжал мне славу.Страшно мне, что к горшейТы, вождь, идешь кончине.Волк – не жди защитыБожьей – труп твой сгложет.[67]

«Опять волки», – подумал Вратко, глядя вслед уходящим колоннам пехоты.

Эйстейна Тетерева конунг отправил на север вдоль побережья собирать дань с поселян. Ульв сын Оспака пошел на юг с той же целью. А ярл Тостиг на своих ладьях держал курс еще южнее, чтобы прикрыть крыло норвежского войска от возможного нападения графа Моркара Нортумбрийского сына Эльфгара графа Мерсии. Неопытный, но горячий Моркар обязательно полезет на рожон. В Нортумбрии сильное войско, а молодой граф горит желанием добиться ратной славы.

Основные же силы Харальда шли прямиком к стенам Скардаборга.

Стоя у резного дракона, чью шею он обнимал, Вратко представлял себе, как шагают викинги человек за человеком, отряд за отрядом. Наверное, здорово идти, ощущая рядом локти и плечи испытанных соратников, готовиться к бою. Ведь ни для кого не секрет, что урманы живут войной. Даже Один, их верховный бог, забирает к себе в палаты, на вечный пир, умерших с оружием в руках, а трусам остается незавидная доля – скитаться в ледяной пустыне подземного мира. Парень задумался… На миг ему захотелось быть не на корабле, в безопасности, а вместе с дружинникам идти к городу. Опасные мысли, сказал себе Вратко и постарался отогнать их.

– Терпеть не могу Эйстейна Тетерева, – вдруг проговорила Мария.

Вратко и не заметил, когда она подошла и оперлась о борт ладонями.

– Почему? – удивился словен. – Он вроде бы ничем позорным себя не замарал…

– Отец хочет меня замуж отдать. За тетерева. Он бы еще глухаря нашел где-нибудь.

– А ты, дроттинг?

– Что я?

– Хочешь за него пойти?

Королевна презрительно скривилась.

– Еще не хватало! Я сказала отцу, что в Норвегии женщины имеют право слова, когда речь заходит о замужестве. И напомнила, как он добивался согласия матери.

– Харальд-конунг любит тебя, дроттинг. Он неволить не станет.

– Не станет, – кивнула Мария. – Но мне иногда кажется, что в нем слишком мало осталось от викинга. Он очень хочет походить на королей-южан. А теперь еще захватит корону Англии…

– У нас рассказывали, – попытался утешить ее Вратко, – что Анна Ярославна, сестра твоей матери, тоже не хотела ехать к франкам. Зато теперь правит всей державой. Троих сынов королю Генриху родила.

– Родить троих сынов – не значит быть счастливой, – возразила Мария. – Она писала письма моей матери, и что-то я не помню, чтобы радовалась семейному счастью.

– У нас женщины выбирают себе мужей, – тихо сказала Рианна. Оказывается, она тоже тут! – Только это может быть правильным.

– Я бы хотела перенестись лет на триста тому назад и жить на ваших землях, – грустно заметила королевна.

«А в норах? – подумал Вратко, почувствовав, что ему неприятен этот разговор. – А попасть под меч римлянина? Надо жить в свое время и в своей земле. И радоваться этому».

– А ты убеги с ним, – неожиданно сказала Рианна.

– С кем? – смутилась Мария. – О ком ты говоришь?

– О воине с серебряной прядью в бороде.

Дочь конунга вспыхнула, покосилась на Вратко. Словен сделал вид, будто рассматривает крепостную стену далекого Скардаборга. Норвежцы уже копошились вокруг. Горожане заперли ворота, и сейчас их шлемы торчали поверх частокола. Смешные! Разве могут они противостоять такой силище? На взгляд словена, саксам нужно было попросту сдаться на милость победителя, чтобы избегнуть кровопролития и разграбления города.

– С чего ты взяла, будто я хочу убежать с Хродгейром? – спросила Мария.

– Я вижу, – просто и без затей ответила Рианна.

– Глупости говоришь!

– Так уж и глупости!

– А я сказала – глупости! Ни с кем я не хочу убегать! – Королевна говорила горячо, стараясь убедить пикту в своей правоте, но голос ее звучал так, будто бы дочь конунга оправдывается.

Вратко вздохнул. Вроде бы обе не простого рода, наследницы многих поколений славных предков, а болтают языками, словно самые обычные девчонки. И все одно и то же на уме…

Парень недолго раздумывал – перепрыгнул через борт и оказался на истоптанной траве. Он заприметил одинокое дерево в сотне шагов от «Слейпнира». Если устроиться на толстом суку, то Скардаборг будет как на ладони. Любопытно поглядеть, как Харальд решит приневолить непокорных горожан. Начнет переговоры или бросит дружины на приступ?

– Эй, Подарок! – окликнул новгородца Гуннар. – Не потеряйся!

– Не был ты в наших лесах, – рассмеялся словен. – А здесь и захочешь, не заблудишься. В трех соснах-то…

– Я был в ваших лесах, – подмигнул кормщик. – Там темно, как ночью, и холодно даже летом. А ты опасайся не деревьев, а людей. Понял?

– Я запомню твои слова! – обнадежил норвежца Вратко и побежал вприпрыжку к облюбованному дереву.

Забраться и утвердиться на ветке ясеня в десятке аршин над землей оказалось легко и просто. В самом деле, отсюда открывался отличный вид на осажденный город. Можно было посчитать всех защитников в клепаных шлемах, рассмотреть рисунок на знаменах – вставший на задние лапы лохматый красный зверь с оскаленной пастью и загнутым за спину хвостом. Саксы время от времени постреливали из луков. Лениво и неохотно, ибо на каждую их стрелу прилетал сразу десяток урманских. Одни воины Харальда со сноровкой, выдающей опытных бойцов, прикрывались большими круглыми щитами, выглядывая из-за которых давали слаженные залпы поверх частокола. Другие деловито таскали хворост и валежник из ближнего леса. Скоро неподалеку от крепостного вала образовались шесть здоровенных куч. «Прямо купальские костры», – подумал Вратко. Он вдруг представил, как викинги начинают прыгать через пламя, взявшись за руки, как влюбленные парочки, и расхохотался, едва не свалившись с дерева. Какие только глупостине приходят порой в голову.

Тем временем урманы и вправду разожгли костры. Свежий ветер весело раздувал огонь, рванувшийся тотчас к небесам, гнал облака светящихся искр.

Что задумал конунг?

Защитники Скардаборга забеспокоились, участили стрельбу. За что и поплатились. Сразу полдюжины саксов свалилось со стены, пробитые урманскими стрелами.

Викинги, разобрав вилы, найденные, очевидно, в ближайшей деревушке, принялись подхватывать полыхающие головни и под прикрытием щитоносцев метать их через стену.

Вот и стал ясен замысел Харальда. Непокорный город должен быть уничтожен, стерт с лица земли. А его жители погибнут в огне, и их души отлетят к… ну, какому богу они молятся, к тому и отлетят.

За частоколом раздался слитный, протяжный крик. Вопль ужаса был слышен даже на побережье. То тут, то там в городе замелькали багровые отсветы. Это занимались пожары, тушить которые жители Скардаборга не успевали.

Вратко содрогнулся, представив, какая страшная гибель ожидает не только воинов, но и их семьи – жен, детей, стариков. Он не мог не признать: норвежский конунг сумел найти самый простой и самый надежный способ достижения цели. Туго придется английскому королю, какой бы сильной ни была его дружина, каким бы боевым духом ни горело ополчение.

Как и раньше, беспорядочно метавшиеся мысли сложились в звучные строки висы, которую новгородец проговорил в голос, с удовольствием отбивая ритм кулаком по шершавому стволу:Врат ограды градыСталь не стала трогать.Любо ли им, сильным,Лед тупить кольчуги?Древа рьяный ворог,Вилами подвигнут,Рухнул с кручи дротом.Други драке рады.