Чтение 11–й страницы книги ~Демон~

Когда полуголый человек затих под ударами сыплющихся на него камней, сразу несколько жителей окружили Закию, благородное происхождение которого не могла скрыть не простая одежда, ни дорожная пыль.

— Вы останетесь здесь, господин, вы нас не бросите?! — умоляюще спрашивали они.

— Жаль, но мы не можем здесь задерживаться.

— А с собой, с собой нас возьмете?!

— Собирайтесь.

Крестьяне бросились по домам, и только один догадался предупредить:

— Они по утрам отряд в поселке меняют. Примерно через час после рассвета.

— Это радует, — повернулся рыцарь к правителю. Подождем?

Пока крестьяне лихорадочно собирали пожитки, Найл и Поруз прошлись по дороге и выбрали удачное место для засады — между двумя высокими заборами. Люди спрятались под душистыми яблочными кронами, смертоносцы взбежали на крыши.

Побежали минуты ожидания. Вскоре теплые солнечные лучи разморили людей не спавших целую ночь людей, и послышавшиеся на дороге шаги показались им скорее сном, чем явью. Никто не поторопился схватить оружие и щит, выскочить на дорогу и сомкнуть строй.

— Здравствуйте господа! — услышал Найл до боли знакомый голос, вскинулся и прильнул к дырке в заборе. Я предлагаю вам пари!

На дороге застыли изумленные дикари, а дорогу им преграждал, сияя лучезарной улыбкой, рыцарь Синего флага.

— Предлагаю поединок с вашим предводителем господа. Если он побеждает, вы все вместе отправляетесь восвояси, если проигрывает — вы все складываете оружие и становитесь моими пленниками.

— Да они же не понимают тебя, идиот! — злобно прошептал Посланник, торопливо расталкивая своих девушек.

Дикари наконец-то пришли в себя от подобной наглости и кинулись вперед.

Закий изящным движением отклонил первое направленное в грудь копье кончиком меча, обратным движением снес дикарю голову, отступил на шаг, склонился под выпадом другого дикаря, одновременно подрубая ему ноги, опять отступил, отбил еще одно копье, неожиданно сделал глубокий выпад.

Дикарь прикрылся щитом, но длинный клинок пробил и плетеный щит, и грудь плохо вооруженного воина.

Рыцарь упал на бок, уворачиваясь от шелестящего горизонтально удара и вскочил на ноги, а в толпе дикарей послышался вскрик — клинок вонзился в кого-то из своих. Возникла секундная заминка.

В это время с крыш наконец-то потекла серая река смертоносцев, а выскакивающие из-за забора девушки привычно смыкали щиты, слегка наклоняясь вперед, чтобы прикрытым оказалось все тело — наружу выступала только защищенная поножами нога и хищное острие копья.

Еще какой-то дикарь кинулся в безумную атаку, закинул высоко над головой трофейный меч. Закий, ударом колена подбросив опущенный клинок, резко толкнул руку вперед, насквозь пробив противника, и отступил в сторону, пропуская мимо уже мертвого врага.

— Вперед! — скомандовал Поруз.

Два ряда копейщиков двинулись на врага, прижимая его к противоположному забору. Послышались гулкие удары по щитам, затем — жалобные вскрики.

Оставшийся за спинами девушек Найл видел только то, что они старательно наносят колют куда-то своими новенькими сулицами.

Когда пауки подоспели принять участие в схватке, врага на их долю уже не осталось.

— Ты что, на солнце перегрелся? — наклонился над утирающим пот рыцарем Найл. — Жить надоело?

— Зато какая красивая получилась схватка!

— Их же было двадцать пять!

— Но ведь обязан был предложить честный поединок. Найл сплюнул.

— Ты знаешь, Закий, в древнем мире был такой мореплаватель, Магеллан. Однажды на острове Мактан он во главе семидесяти человек напал на полуторатысячную армию туземцев, и победил! В этой схватке с его стороны погиб только один человек. Угадай, как его звали? Вот и ты кончишь точно так же.

— Не сердитесь, Посланник, — попытался успокоить правителя шериф. Смотрите, мы за один день отправили к предкам почти пятьдесят дикарей из четырехсот, и увели всех жителей из крупного поселка. На их месте, я бы уже сегодня попытался нанести ответный удар.

Восьмилапые и двуногие воины опять разошлись по своим местам и затаились в ожидании прибытия к гарнизону поселка очередных пополнений. Впрочем, засадой их можно было считать только с очень большой натяжкой — забрызганные кровью улица и забор, раскиданные тут и там мертвые тела позволяли издалека понять, что здесь происходитчто-то неладное.

Именно поэтому Найл, выждав несколько часов, чтобы все жители поселка смогли благополучно покинуть ставшие чужими дома, дал приказ отходить.

На этот раз воины отступали по дороге, готовые в любой момент перекрыть проход и остановить возможных преследователей, но никто за крестьянами не гнался.

Когда последние из беженцев миновали поля и втянулись под полог леса, отряд ускорил шаг, обогнул их и вскоре после полудня благополучно вернулся в лагерь.* * *

Склон над лагерем выглядел точно также, как и в тот день, когда воинская колонна только вошла в долину.

Если бы Найл не видел своими собственными глазами, как землекопы выкопали почти полтора десятка обширных ям, то ни за чтобы не догадался, что они действительно существуют.

Люди продолжали крутиться на склоне — то и дело над травой то тут, то там мелькала человеческая голова. Было понятно — ремесленники углубляют и расширяют траншеи, однако ожидаемый правителем земляной бруствер отсутствовал начисто.

— Дерн обратно положили, — словно услышав мысли правителя, прокомментировал Поруз. — Дней на пять хватит. Максимум на десять. Потом пожелтеет.

— Значит, нужно раздразнить их так, чтобы кинулись на нас в течение ближайшей недели, — сделал вывод Посланник. Получится?

— Если будем действовать, как сегодня, — усмехнулся шериф, — то через неделю они или придут сюда, или мы перебьем их в постелях.

Пауки скрылись среди высокой болотной травы, отряд втянулся в ворота лагеря. Люди с облегчением скидывали тяжелые щиты, расстегивали пояса. Эй, кашевары! — громко заорал шериф. Где вас там носит?! Еду давайте.

— Птица! — завопил в ответ часовой. Костяная птица!

— Прячься! — Найл кинулся к земляному брустверу и распластался у его основания. Девушки, успевшие за годы скитаний убедиться, что Посланник Богини ничего не делает просто так, последовали его примеру.

Послышался резкий посвист, ослепительно белый силуэт стремительно проскользнул над самым частоколом, едва не царапнув его брюхом, и умчался дальше.

«Экраноплан, в просторечии глиссер, — вспомнил Найл, — летает на высотах трех-пяти метров, используя для повышения грузоподъемности уплотнение воздушного слоя над землей. Максимальная скорость — ноль восемь звуковой. Правитель хмыкнул. Вряд ли пилот на такой скорости, да с такой высоты способен хоть что-нибудь разглядеть, ауж тем более отреагировать».

Впрочем, попасть под случайный выстрел ему тоже не улыбалось.

— Возвращается!

Найл вскарабкался по брустверу, встал около частокола.

Пилот глиссера и вправду оказался не способен разглядеть мелкие цели вроде одиночных воинов, но вот широкий поток беженцев на дороге мимо его внимания не прошел. Стальная птица, залихватски посвистывая, промчалась над древним трактом, и от смертоносных звуков люди опадали целыми семьями. Глиссер умчался в сторону леса и лег там на бок, разворачиваясь для нового захода. Самое ужасное — крестьяне совершенно не представляли, как вести себя в такой ситуации, и продолжали идти по дороге, только втягивая от страха головы в плечи.

Посланник сжал руки в кулаки — зачем астронавты делали это? Почему?

Да, беженцам во время войны всегда достается больше всех. На протяжении двадцатого века во время второй мировой войны немцы расстреливали чужих беженцев с самолетов, чтобы создать заторы на дорогах; американцы во время корейских и вьетнамских войн расстреливали беженцев, чтобы расчистить дороги для своих отступающих войск; русские в Афганистане и Чечне стреляли по беженцам, потому, что подозревали в них солдат противника или перевозчиков оружие; самолеты НАТО бомбили беженцев на Балканах просто по ошибке, не очень разбираясь кто свой, а кто чужой. На зачем это делать сейчас?

Кого подозревают астронавты в уходящих на север крестьянах.

Правитель внезапно понял, что в этот раз глиссер нацелил свой полет на военный лагерь и торопливо скатился.

Спустя секунду стальная птица молниеносно просвистела над головой.

— Три-пять метров, — опять вспомнил Найл. — Для арбалета — не высота. Если сотня арбалетчиков даст залп, хотя бы две-три стрелы должны достать цель. Повредить не повредят, но хоть спугнут! Глиссер ушел за лес, и где-то там разворачивался для нового захода. Наверное, опять по беженцам стрелять станет — из-за леса примериваться клагерю ему несподручно.

— Поруз! — закричал Найл.

— Да, правитель!

— А-а, — отмахнулся Посланник. Подготовить стрелков к выстрелу шериф не сможет успеть никак. Найл закрыл глаза и мысленно вызвал Дравига.

— Я слышу тебя, Посланник, — откликнулся старый смертоносец.

— Сконцентрируйся. Пусть пауки отдадут мысленный приказ всем арбалетчикам, которые их услышат, зарядить оружие и прицелиться в пустое место над дорогой, на высоте четырех метров. Стрелять по моему приказу.

Найл быстро забрался обратно на бруствер и прижался спиной к частоколу, вглядываясь в небо. Самим стрелкам в цель не попасть никак — слишком уж стремителен полет цели.

Вот в развилке между вершинами показался продолговатый крестик, быстро увеличивающийся в размерах…

— За-алп!!!

Глиссер качнулся с крыла на крыло и промчался над чередой крестьян, так и не издав смертоносного свиста. Спустя секунду он перескочил лес, ограждающий долину с юга,и растворился над линией горизонта.

Найл перемахнул частокол и побежал в сторону дороги.

Еще недавно сухая пыльная дорога превратилась в зловонную жижу, в которой плавала человеческая одежда. Кое-где в штанинах оставались куски ног, из рукавов выглядывали кисти рук, покачивались, не в силах выбрать точку равновесия, оставшиеся без тел головы. Среди месива Посланник вдруг заметил голову младенца — возможно, того самого, что улыбался из колыбельки пару дней назад.

Не в силах совладать с собой, правитель отвернулся.

— Кошмар… — не доходя нескольких шагов, остановился шериф.

— Поруз, — окликнул его Найл. — Предложи крестьянам задержаться до вечера в лагере. И найди кого-нибудь, способного внятно разговаривать. Нужно узнать, что же на самом деле творилось все это время в поселке.

— Не получится, — покачал головой северянин. Любой нормальный человек захочет как можно быстрее убежать отсюда подальше.

— Скажи, что ночью будет безопаснее. Птица не увидит.

Найл пошел назад к лагерю, и только сейчас заметил, что на одной из вышек нет часовых. Брошенные копья бестолково смотрели в разные стороны, а со смотровой площадки вниз тягуче капала темная слизь.

К счастью, потери составили только этих двух человек. Большинство землекопов и помогающих им стрелков в момент появления глиссера оказались в траншеях. Заметив опасность, они всего лишь прижались вниз — и влажная северная земля на деле доказала, что действительно способна заменить собой могучее каменное укрепление.

Арбалетный залп придал воинам еще больше бодрости. Каждый утверждал, что уж его-то стрела точно достигла цели. Если верить стрелкам — костяная птица теперь напоминала собой подушечку швеи, и только чудом ухитрилась долететь до леса, хотя по всем законам природы обязана была сдохнуть прямо здесь.

Бодрость войск радовала правителя. Уверенность в победе — половина успеха.

Из селян шерифу удалось разговорить только одного мальчишку. Все крестьяне, которым посчастливилось избежать смертельный посвистов глиссера, предпочитали рискнуть, уходя засветло, но не оставаться на этой проклятой земле ни на одну лишнюю минуту. Мальчишка же остался один, он сидел рядом с дорогой и бессмысленно смотрел на лужу, которая всего считанные минуты назад была его матерью, отцом и двумя сестренками. Наткнувшийся на него войсковой священник просто обнял паренька и увел с собой в лагерь. К вечеру бедолага немного отошел, и с ним стало можно разговаривать.

Правда, крестьянский ребенок плохо увязывал между собою слова — но обосновавшийся у стены палатки Дравиг старательно отлавливал возникающие в процессе повествования образы и со свой стороны «выстреливал» картинками в разумы слушателей.

— Они ранним утром пришли, — вспоминал парнишка.

— … Дикари приехали сидя верхом на жуках. Мы никак не ожидали, что дикари так быстро окажутся у нас. Они за день до этого только к замку подошли, а замка никто и никогда захватить не мог.

Жуки проехали через поселок в сады, дикари попрыгали на землю и пошли в обратную сторону, выгоняя нас из домов и указывая в сторону площади.

Пока хозяева собирались, они рылись в вещах, открывали сундуки, лазали в подпол, на чердаки заглядывали. Но ничего ценного не брали, все больше еду растаскивали.

Когда мы собрались у храма, на воротах уже висел вниз головой отец Варис. Лицо его стало совсем красным.

Дикари пинали его ногами, а рядом стояла женщина, вся блестящая, словно водой облита.

У нее на груди висела коробочка, которая говорила, что верить нужно не в Богов, а в демократию. Только отец Варис от Богов отрекаться не хотел, хотя и начал уже сипеть от натуги.

Потом дикари спросили, служил ли кто-нибудь из жителей поселка в армии.

У нас дворянства никто не имел, а вот кожевенник Лука и его сын однажды были взяты в ополчение.

Ну, они признались, и их тут же, сразу зарезали. Правда коробочка женщины сказала, что они защищали «средневековый тоталитаризм» и воевали против демократии, и их будут судить, но дикари их уже все равно зарезали.

Потом женщина встала перед нами, и ее коробочка стала говорить, что они освободили нас от векового рабства, что теперь мы все свободные, что теперь у нас настала эрапроцветания, мы все будем сытые и богатые, никто не станет нами править, а мы сами станем решать свою судьбу. Что-то вроде этого…

Коробочка еще сказала, что теперь у нас станет всеобщая свобода, демократия, гласность, и мы должны будем провести свои первые открытые выборы.

Она предложила, чтобы мы решили, кто ближайшие четыре года станет управлять поселком, и выбрали командира освободительного отряда Быстрого Глаза или кого захотим.Хотя Глаза, конечно, лучше…

Мы выбрали нашего старосту, который уже десять лет за поселок перед бароном отвечал, но дикари тут же перерезали ему горло, схватили нескольких мужчин, которые голосовали за старосту и повесили на воротах. Отца Вариса сняли, но он уже умер.

Коробочка сказала, что это были неправильные выборы, что мы пошли на поводу у реакции и теперь должны проголосовать еще раз, но правильно. И чтобы мы подумали, как следует, прежде чем голосовать.

Мы проголосовали за Быстрого Глаза, и после этого нас отпустили по домам, и больше никого не убивали.

Найл схватился за голову и опустил глаза к земле.

Он знал, что на рубеже двадцатого — двадцать первого веков волна подобной «демократизации» прокатилась по всей планете.

Знал он также, что, благодаря релятивистскому эффекту астронавты отступали от тех времен всего на два-три поколения, но уж никак не ожидал, что отработанный в далеком прошлом сценарий по замене законных правительств может скатиться к такому откровенному фарсу.

— … Потом женщина ушла, но коробочку оставила Быстрому Глазу, — продолжал рассказ мальчуган.

Дикарь поднял ее над головой, и она сказала, что теперь каждая семья по очереди должна приводить ему и его отряду одно животное для еды и одну женщину для удовольствия. За это они будут охранять нас от тоталитаризма и защищать нашу свободу и демократию. А еще он сказал, что для безопасности детей, никому из них поселок покидать нельзя. И вообще, никому, у кого нет детей, уходить нельзя. А взрослые должны с утра отправляться в поле.

Днем к дикарям приходил еще один отряд, и они начинали «охотиться» они ловили девочек и девушек, насиловали их, потом отпускали прятаться, снова находили, опять насиловали. Дикари очень веселились, когда так играли. А коробочка говорила, что самая красивая и ласковая девушка получит от них самую большую «гласность».

Однажды оказалось, что одна из девушек исчезла. Быстрый Глаз приказал привести всю ее семью к храму Семнадцати Богов и всех сбросить вниз с колокольни. Но только наша колокольня очень низкая, и они никак не разбивались совсем. Их пришлось скинуть каждого по несколько раз, пока они умерли.

Больше никто из девушек не пропадал, и никого не убивали. Только Скайлека, потому что у него был слишком длинный нож, и еще Варнука из углового дома, чтобы он не пытался вернуться в свой дом…

В мыслях мальчишки угадывался постоянный страх сказать про своих недавних «освободителей» что-нибудь обидное — вдруг потом накажут за недостаточно почтительноеповедение? Юному селянину не верилось, что найдется сила, которая сможет положить конец демократии в его родном поселке. Ему казалось, что демократия — это навсегда.

— Что-то я не помню «коробочки» у дикарей, которых мы перебили в поселке, — громко сообщил Посланник.

— А ее не было, — испуганно сжался мальчонка. Быстрый Глаз только поначалу с коробочкой ходил. Потом без нее стал. А если его не понимали — колол копьем в ноги.

Найл испытал острое желание совершить еще одну прогулку в поселок и проверить, куда станут тыкать копьями воины нового гарнизона, если перед ними окажется не безоружный крестьянин, а человек с мечом и щитом. Однако он прекрасно понимал, что две бессонные ночи подряд — это слишком много.

Желудок стал медленно наполняться стылым холодом.

— Что, опять?! — вскочил на ноги Найл, но силуэты соратников уже поплыли у него перед глазами, и сквозь туман медленно проступили каменные стены и граф де Сен-Жермен со своим неизменным мечом.

Звякнули об пол монеты, раскатываясь в разные стороны. Дворянин дернулся было вперед, но тут же сдержал свой порыв:

— Нет, демон, — погрозил он пальцем, даже не пытаясь сдержать довольной улыбки, — ты меня к себе не подманишь!

Часть монет упали Найлу прямо под ноги, часть — раскатилась далеко по сторонам. Получалось, что невидимая стена, удерживающая Посланника Богини внутри октограммы,на монеты не действовала?

А на что она не станет действовать еще? Правителю вспомнился давешний испуг де Сен-Жермена, связанный с образом собаки. Может, он боялся, что Найл протащит с собой в октограмму бойцовых псов?

— Хевентес летюине гооне оло… — торопливо бормотал граф, косясь на золотые монеты, и острый холод, вцепившийся в желудок, утаскивал Посланника Богини назад, в воинский лагерь, в долину на границе баронства Муравьиных лесов и Граничного княжества.

— Что с вами, господин? — на этот раз Найла подхватил шериф, и осторожно опустил на походную постель, благо она стояла рядом. Кошелек… — Посланник нащупал кошелек, который уже два дня неизменно висел у него на поясе. Он пуст.

— Я принесу еще золота, — попытался успокоить его Поруз. — Оно ваше, как и вся войсковая казна.

— Кошелек пуст…

Только теперь Найл в полной мере осознал, что подземелье замка, граф де Сен-Жермен, октограмма, что этот навязчивый полусон, полубред — все это не застрявший в мозгу, постоянно повторяющийся кошмар, а самая что ни на есть настоящая реальность.

Ни один сон, и ни один кошмар не могли поглотить совершенно реальные пятьдесят золотых монет.

— Этого мне только не хватает… Что же происходит?

Получалось, что помимо экспедиции какого-то Флойда, на него свалился еще и какой-то обедневший дворянин, со своими претензиями, предъявляемыми каждый раз в самый неподходящий момент.

— Вам нужно просто отдохнуть, господин, — тихо и ласково предложил шериф. У вас был очень долгий и тяжелый день. Отдохните, прошу вас, и все наладится.

— Да, верно, отдохнуть, — вполголоса согласился Найл.

А еще навестить Стигмастера. Похоже, вкачивая в Посланника знания человечества, он слишком много недоговорил…* * *

На улицах города царило спокойствие — как впрочем и должно царить после заката солнца, если не происходит каких-либо волнений и беспорядков. Найлу очень, очень хотелось пойти к себе во дворец и полюбоваться на княжну Ямиссу, разметавшуюся в постели.

Впрочем, дух княжны наверняка в эти минуты блуждает где-то, как и он сам. Интересно, а одиторы когда-нибудь встречаются в Ночном мире, или этот мир у каждого свой?

Впрочем, Посланник Богини вернулся в свой город не для того, чтобы искать свою благоверную, как бы не жаждал он взглянуть на любимое лицо, а чтобы попытаться узнать какой-нибудь секрет, который поможет ему обуздать аппетит европейского дворянина.

Белая Башня высилась всего в нескольких шагах, величественная и прекрасная, творение самых передовых умов и технологий двадцать второго века достаточно было сделать всего несколько шагов, и…

Глаза резануло яркое солнце, утопившее в зное огромное, бескрайнее поле, где-то на границах которого зеленела тонкая зеленая полоска высокой травы и похожих на рваные зонтики разлапистых пальм.

На поле стояли войска. Они выстроились друг напротив друга в полтора десятка рядов — голопузые копейщики со щитами, похожими на деревянные заслонки для печей. За копейщиками тучами роились лучники, еще дальше сбились целые табуны колесниц с длинными изогнутыми серпами на колесах.

От табунов в сторону правителя упряжки из восьми пар волов волокли тяжелые бревенчатые башни на колесах. Из узких бойниц время от времени выглядывали кончики стрел. Именно башни и позволили Найлу определиться с окончательным ответом:

— Битва при Сардах, — громко сообщил он. Произошла где-то в шестом веке до нашей эры. Точнее — до вашей эры.

— Ты можешь сказать просто: до Нового времени, — посоветовал один из копейщиков.

— Угу, — согласился Посланник. Итак, это одна из древнейших крупных битв, описание которых дошло до нашего времени. Война персов против союза Египта, Лидии и Вавилонии. В тот жаркий день на поле при Сардах пришло триста шестьдесят тысяч пехотинцев и шестьдесят тысяч всадников со стороны лидийцев и их союзников, а еще сто шестьдесят тысяч пеших и почти сорок тысяч конных со стороны персов, да при поддержке трехсот колесниц, шестисот верблюдов и боевых башен высотой с трехэтажный дом. Обе толпы вытянулись напротив друг друга в линию почти в десять километров и устроили дикое побоище. Скажи Стииг, а ты сам-то в это веришь?

— Об этом есть достаточно точные данные в письменных источниках. Как же я могу в это не верить?

— Ну-ну, — кивнул Найл. — У меня всего тысяча воинов и полторы тысячи пауков, и то прокормить их становится хронически сложной задачей. И это притом, что смертоносцам достаточно поесть раз в полмесяца, они сами охотятся, и стоим мы не в пустынных землях, а в густых лесах на берегу реки.

— Это достаточно развитые цивилизации, — попытался возразить Стииг. — Они могли обеспечить подвоз провизии.

— Ой, не надо, — предупредил правитель. Не то тебе придется приплюсовать сюда еще две три сотни тысяч гужевого скота, которых тоже нужно кормить. Ни одно пастбище этакое скопление живности травой не обеспечит. Кстати, всех их еще ведь и поить, наверное, требовалось. Да, Стииг, ты помнишь, что полевую кухню изобрели русские только в середине девятнадцатого века? До этого чуть не каждый солдатик норовил развести персональный костерок и скашеварить сам. Значит, им всем еще и дрова требуются. А башни? Это вообще песня! Боевая установка, которая передвигается медленнее самого ленивого из пешеходов, де Сен-Жермен еще представляет собой великолепную мишеньв виде восьми пар волов, по которым трудно промахнуться! Или предполагается. Что они станут мужественно стоять под обстрелом и брести в атаку?

— Возможно, их просто ставили на направлении возможной атаки.

— Но еще более вероятно, что во всех вышеуказанных цифрах затесалось как минимум по два лишних нуля. Согласись, Стииг, если спустя полторы-две тысячи лет крупной армией, способной потрясти Европу, считался отряд в шесть-семь тысяч воинов, то откуда набирались четверть-миллионные толпы в куда более древние и безлюдные имена.

— Будем считать, что ты ответил на вопрос, — лаконично решил копейщик, на глазах отпуская бороду и растягивая набедренную повязку в белый халат.

Поле битвы немедленно исчезло, оставив Найла и Стигмастера в истинной, аскетической обстановке Башни. Подобные изменения всегда случались неожиданно, но на сей раз все произошло столь резко, что если бы правитель не знал, что имеет дело с компьютером, то решил бы, что Стииг на него обиделся.

— Ты знаешь, Стигмастер, — примирительным тоном сказал Найл, — когда о каком-то деле узнаешь не по книжкам, а на своем опыте, то к прочитанному ранее начинаешь относиться несколько иначе.

— Попробуй жить только своим опытом, — пожал плечами Стииг. — Возможно, тебе удастся добиться больших успехов, нежели с использованием опыта человечества.

«И вправду обиделся!» — про себя удивился Посланник. Похоже, с накоплением данных детище Торвальда Стиига становилось все более человекоподобным.

— Стииг, я рассказывал тебе про Золотой мир? — поинтересовался Найл.

— Нет, — поднял голову старик. Накопление данных было одной из обязанностей компьютера Белой Башни, что вызывало в его поведении реакции, удивительно похожие на нестерпимое человеческое любопытство. Видимо, это случилось, пока в моих потрохах копались гости с Новой Земли.

— Именно, — подтвердил Найл. — А мир очень интересен. Похоже, это селение возникло в пустыне вокруг древнего золотохранилища. Кроме золота, в их руках не оказалось ничего — но они все равно выжили! Интересной чертой этого народа является их вера в триединого Бога. Отца, мать и дитя их магнетизм.

— Магнетизм?! — острый приступ любопытства заставил Стигмастера забыть про все обиды. Это получается, они верят в электричество, словно в Бога?

— Ты схватил самую суть, — кивнул правитель. Они считают, что Бог-отец, порождаясь в металле, стремится слиться с Богоматерью, чтобы породить дитя-магнетизм. Исходя из этой веры, они выводят формулы, неотличимые от формул обычной электродинамики. Хотя, честно говоря, их учение мне нравится больше. В этой вере очень многое становится понятным исходя не из сухих таблиц и коэффициентов, а из обычных, понятных эмоций. Например, почему сопротивление железа электротоку выше, чем у золота? А потому, что любому человеку золото нравится больше, чем железо. Богу-отцу просто приятнее перемещаться по золотому проводнику. Что ж, — согласился Стииг, — так и должнобыло быть. Вера в Бога всегда оставалась основным стимулом развития науки.

— Погоди-ка минутку, — растерялся Найл. — Какое отношение имеет вера в бога к изучению мира?

— Самое прямое. Ведь Бог, это творец и неотъемлемая часть Вселенной. Изучая мир, мы постигает Бога. Недаром именно священнослужители создали принципы, базовые постулаты того, что в дальнейшем начали называть «современной наукой». Вспомни, монах Грегор Мендель заложил основы генетики, монах Уильям Оккам ввел основные постулаты философии, которые оказались применимы в других областях естествознания, монах Мерсенн Марен изобрел зеркальный телескоп, измерил скорость звука в воздухе и создал само понятие баллистики. Мало кто вспоминает, что именно для изучения божественного присутствия в природе был основан иезуитами первый в истории человечествауниверситет в Алькале. Изобретение компаса, парусного снаряжения, картографии — побочный эффект. Мало кто вспоминает, что именно религиозные мотивы побудили медиков разработать методику «кесарева сечения». Священник не мог причастить умирающую при родах роженицу, потому что в ее плоти присутствовал некрещеный младенец. Во имя Веры требовалось обязательно разделить крещеную мать и некрещеного младенца. То, что в результате операции зачастую оба оказывались живы — побочный эффект. Мало кто вспоминает, что именно вопрос единобожия поднимался Джордано Бруно в постулате о множественности миров. Если миров много, то один ли Бог для всех? А прикладная астрономия — побочный эффект. Мало кто вспоминает, что именно вопрос количественного присутствия божественной сути в предметах постулировался Иоганном Экхартом при разработке теории бесконечно малых величин, именно вопросы Бога, высшего абсолюта как совпадения противоположностей, тождества бесконечного максимума и бесконечного минимума занимали ближайшего советника папы Пия II, кардинала Николая Кузанского при его изысканиях. То, что разработанные в теологических целях методикиисчисления бесконечных величин и квадратуры круга затем использовались в математических расчетах вплоть до двадцать второго века — побочный эффект.