Чтение 12–й страницы книги ~Демон~

Стигмастер отступил и склонил голову набок, с интересом глядя на правителя:

— Я тебя не очень утомил, Найл? Вообще-то эти примеры можно приводить до бесконечности. Точнее, примерно до семнадцатого века. После победного шествия по Европе протестантизма наука рассыпалась, перестала существовать. Прагматичный подход представителей новой веры отделил церковь, как предмет для отправления естественных духовных надобностей, а науку — как прикладное ремесло для развития производственных технологий. Из науки ушла душа, исчезла цель ее существования. Она умерла, стала просто нагромождением фактов. Новые люди стали строить новое ремесло на уцелевших осколках былого знания. Мне странно слышать это от тебя, — покачал головою Найл, — именно от тебя, не от кого-то еще. Ведь сам факт твоего существования показывает, насколько совершенной оказалась «мертвая наука».

— Ничего он не доказывает, — погладил свою окладистую бороду Стигмастер. — Ведь ты не знаешь, кем бы я стал, если бы при моем проектировании учитывались не простомаршруты перемещения электрических сигналов, но и величина абсолюта, которая накапливается в схемах. Кто знает, может тогда я разговаривал бы с тобой не только исходя из программ, генераторов случайных чисел, различных матприложений и накопленной в базах данных памяти? Может, имелись бы и другие мотивы и принципы восприятия? К тому же, существование сложного изделия свидетельствует не о знании цивилизации, а о развитости инфраструктур. Вот скажи, Найл: ты хорошо знаешь устройство лампочки накаливания. Почему ты не организуешь во дворце электрическое освещение?

Посланник усмехнулся.

— Вот именно, — кивнул старик. Знать мало. Нужно иметь производство стекла, вольфрама, проводов, электрогенераторов, нужно иметь в своем распоряжении огромное количество металла, горнодобывающую промышленность, химию, металлургию. Огромное массовое производство. А мелкие штучные вещи ничего не изменят. Про электричество люди знают уже пять тысяч лет. Первые гальванические элементы найдены еще в древнем Шумере. Если люди изготавливали элементы, значит, они умели использовать их качества. Ну и что? Всей меди, которая имелась в стране и покоренных землях, вряд ли хватило бы, чтобы электрифицировать хотя бы царский дворец.

— И тем не менее, ты существуешь, а в семнадцатом веке ничего похожего и близко не имелось. Получается, наука все-таки смогла двинуться далеко вперед.

— И опять неправда, — сложил ладони перед лицом Стииг. — Мы просто не знаем уровня утраченных знаний. Но можем их примерно оценить. Например, по картам четырнадцатого-шестнадцатого веков. Дошедший до новейших времен фрагмент карты турецкого адмирала Пири Рейса удалось продублировать на основе ново-научных методик только в конце двадцатого века! Дело в том, что на ней точно и подробно изображены Антарктида, и окружающие ее архипелаги, скрытые многокилометровым слоем льда. Каким образом, откуда взялись подобные сведения у многочисленных Меркаторов, Оронсов Фине, Ортелиев и других картографов тех времен — неизвестно. Этого не объяснить даже вмешательством пришельцев и чудесными полетами вокруг земного шара: ведь очертаний Антарктиды и островов увидеть простым взглядом невозможно. Тайна создания карт исчезла вместе с обрушившейся наукой. А начиная с семнадцатого века карты стали хуже на несколько порядков. Новая наука поднимала новую картографию практически с нуля.

— А те летающие корабли, о которых ты рассказывал в прошлый раз, — вспомнил Найл. — Получается, они появлялись во времена «истинной» науки?

— Упоминания о подобных фактах теряются в глубине времен, но первые письменные свидетельства относятся примерно к десятому веку, — подтвердил Стииг.

— А каков уровень развития науки к двенадцатому веку?

— Можно сказать, в это время человечество приближалось к пику своего развития, если оценивать его не с точки зрения количества потребляемых ресурсов, а с точки зрения духовности человека, его безопасности, роста знания, освоения новых земель, стабильности.

— Безопасность и стабильность при феодализме? При повсеместном праве сильного?

— Не нужно перебарщивать, — улыбнулся Стииг. — Ну о каком праве сильного может идти речь в странах, где на трон сплошь и рядом поднимались младенцы? Это они, что ли, самые сильные? Закон, обычай, порядок. Стабильная иерархическая структура с выборными должностями на низших ступенях управления, там где крестьянин лично знал старосту, за которого голосует, а ремесленник лично знал главу цеха; и профессиональные управленцы на высших должностях, воспитанные правителями по праву рождения, и контролируемые целым сонмом духовников, представителей дворянства и воспитателями, дабы не допустить к власти человека с подленькой натурой. Накладки случались везде, но во времена феодализма их было намного меньше, чем потом, когда во главу государства человек ставился прямым голосованием избирателей, никогда в жизни не видевших воочию того, кого поднимают на высшую должность, не говоривших с ним, не понимающих толком, что он из себя представляет.

— А я, кстати, воочию видел одного из дворян двенадцатого века, — сообщил правитель.

— Где? — встрепенулся Стигмастер.

— Трудно сказать, — пожал плечами Посланник. Я стоял в центре октограммы, и не мог покинуть ее пределы.

— Как она выглядела?

— Просто нарисованный на полу восьмигранник, вдоль линий которого написано множество мелких каббалистических символов.

— Обычно в таких случаях речь шла о пентаграммах… — задумчиво пробормотал Стииг.

— В каких? — переспросил Найл.

— В случаях вызывания демонов.

— Демонов? — у правителя удивленно приподнялись брови. Причем тут демоны? Ведь я не демон!

— Ты в этом уверен? Подумай сам. Тебе покровительствует Богиня Дельты, которая излучает на эту часть планеты огромное количество жизненной энергии. На тебя замыкаются сознания тысяч пауков, потоки их ментальных энергий. Ты научился путешествовать во сне, осуществив прорыв на другие планы существования. Ты стал сосредоточиемсамых разноплановых потоков, центром энергий, точкой концентрации, от которой зависит равновесное положение целого региона. А чем еще может быть демон, как не сосредоточием энергий? Ты стал жертвой той самой силы, к обладанию которой стремился. Кто-то использовал древние знания, чтобы вызвать демона, и наилучшей фигурой, попадающей под основополагающие константы, оказался ты.

— Какие еще константы, какое знание! — взвился Посланник. Меня выдергивают, точно какую-то рыбку из пруда, когда хотят и как хотят, а ты рассказываешь про некие константы! Скажи, что мне делать?! Как избавиться от этого чертового колдуна?!

— Не колдуна, а мистика. Судя по всему, против тебя использовались тайные эзотерические обряды.

— А-а, эзотерика, — кивнул Найл. — Это та самая наука, которая утверждала, что человеческой цивилизации едва ли не три миллиона лет. «Теория семи рас», о едва ли не целенаправленном выращивании человека разумного.

— О божественном промысле в процессе появления человека, — аккуратно поправил Стииг. — О том, что некий абсолют желал появления разумного и духовного существа на нашей планете. Эзотерика стремилась не к познанию мира человеком, а к познанию им своей роли в этом мире.

— Однако историческая наука считает, что современный человек существует всего сорок или чуть больше тысяч лет.

— Она-то считает, но вот только в русле реки Пэлэкси-ривер в Техасе сохранились окаменевшие следы динозавра — речное дно здесь существовало еще в меловом периоде,а рядом с ними — четкие отпечатки ног человека. В тысяча девятьсот сорок пятом году возле города Акамбаро, в Мексике, были обнаружены засыпанные землей глиняные фигурки. В общей сложности их удалось раскопать более тридцати тысяч. Они датированы в лаборатории Пенсильванского музея примерно две тысячи пятисотым годом до нашей эры, и изображают различных животных, в том числе… ископаемых динозавров! В тысяча восемьсот сорок четвертом году в Кингудском карьере, в Англии был найден стальной гвоздь, примерно на дюйм внедренного вместе со шляпкой в твердый песчаник. Острие этого гвоздя, почти полностью съеденное ржавчиной, выходило наружу, в слой валунной глины. Это означает, что он попал туда несколько миллионов лет назад, когда порода находилась в стадии образования. В конце тысяча девятьсот пятьдесят второго года в куске угля, добытого неподалеку от Глазго, оказался железный инструмент странного вида, происхождение и назначение которого выяснить так и не удалось. Возраст угля — несколько миллионов лет. Какие еще могут быть следы развитой человеческой цивилизации трехмиллионной давности? В свинцовом руднике близ Брокен-Хила в Родезии, был найден череп неандертальца, левая височная кость которого пробита пулей. В Якутии, в России, ученые нашли череп бизона, которому около сорока тысяч лет. У него тоже имеется пулевое ранение в голову, но в отличие от неандертальца, бизон выжил, и на кости видны признаки частичного заживления раны. Следов развитых доисторических цивилизаций очень много — если, конечно, не подтасовывать факты, стремясь вогнать их в панцирь существующей теории, а постигать мир таким, каков он есть. Кстати, если оценивать возраст ископаемых людей — неандертальцев, кроманьонцев, австралопитеков, людей «умелых» и «обезьяноподобных» не по геологическим слоям, в которых они похоронены, а по радиоуглеродному методу, то оказывается, что все они жили практически в одно и то же время. СЛОВНО природа вдруг страстно захотела получить разум, и разродилась целым сонмом различных видов, из которых впоследствии сохранился только один. С точки зрения эзотерики — именно такой процесс и должен был происходить в эпоху смены рас.

— Ты хочешь сказать, что эзотерика превосходит по своему развитию науку двадцать второго века?

— Я хочу сказать, что это вполне равноправная научная дисциплина. Эзотерика — это накопление случайных открытий, собранных человечеством за тысячи, если не за миллионы лет. С помощью циркуля круг можно разделить на равные доли только одним и тем же способом — на шесть частей, каждая по шестьдесят секторов-градусов. Круг — триста шестьдесят градусов. Это правило неизменно ни в Египте, ни в Китае, ни на другом краю галактики. Методика разделения круга на триста шестьдесят градусов зародилась еще в легендарной Лемурии и благополучно прожило до двадцать второго века. И будет жить дальше, не смотря ни на что. Если люди откроют иную цивилизацию — наверняка в основе их мироздания будет лежать тот же круг, что и в земной эзотерике. Их мир тоже будет состоять из двенадцати знаков по тридцать долей в каждом — вселенную просто невозможно поделить иначе! Вокруг одного круга можно уложить шесть таких же кругов. Получается семь кругов — семь сфер, семь стихий, семь металлов. Основа мироздания. От маленького идут шажки к большому, неоспоримое проверяется в иных областях знания. В эзотерике теории нет, есть старательное, прилежное постижение устройства мира. Кто-то проверяет на себе воздействие различных травяных отваров и настоек, добавляя крупицы нового знания в общую копилку, кто-то следит за небом, соотнося астрономические наблюдения с земными событиями, кто-то пытается совместить накопленные знания в единый мистический обряд, который даст возможность заглянуть дальше, за сокрытый в тумане времен горизонт. Тысячи лет, десятки тысяч экспериментов. Пять, десять прорывов — и вот кому-то удается распознать контуры скрытой подо льдами земли, а кому-то — выдернуть к себе непостижимого с точки зрения древнего шумерца человека из будущего. Как они станут назвать своего пленника? Демон. А кто же он еще, такой странный и непонятный?

— Тебе не кажется, Стииг, — подвел итог дискуссии Найл, — что ты меня просто-напросто обманул?

— В чем?

— Я спрашивал тебя, Стигмастер, как мне избавиться от преследователя из двенадцатого века. А ты мне рассказал, каким образом ему удалось меня поймать.

— Зная, каким образом тебя удалось захватить, ты сможешь придумать подходящий способ противодействия.

— Я бы предпочел услышать нечто более конкретное.

— Откуда, Найл? — пожал плесами Стииг. — Знание, жертвой которого ты пал, на протяжении почти половины тысячелетия находилось под запретом, подобно языческим праздникам в христианских странах. Все знали только о том, что подобная наука существует — и ничего более. Накопленные за три миллиона лет знания просто исчезли. А каковы они — легко догадаться, просто взглянув на то, чего успела добиться «новая» наука всего за три столетия своего существования.

— Наука, — фыркнул Найл. — А что может сказать наука, по поводу магической октограммы, в которую выдергивают меня их этого времени? Это, что, окно в прошлое?

— Скорее, двухступенчатый фильтр, — предположил Стииг. — С его помощью фиксируется энергетическая точка высокой удельной мощности. Достаточной как минимум для того, чтобы быть надежно зафиксированной на таком удалении. Энергетических точек, скорее всего, много, поэтому фильтр отсекает то, что не имеет биологической структуры. Атомные взрывы, например, или рабочую зону крекинговой установки. Биологический объект доставляется в чистом виде. Ты, там, случайно, не голым оказался?

— Голым, — подтвердил Найл. — На мне остались только золотые украшения.

— Это значит, аурум тоже отфильтровывается. Фильтр второй ступени задерживает тебя внутри некоего энергетического кокона, созданного не понятным образом, и не выпускает дальше, в сам мир прошлого.

— А как колдун достанет принесенное мной золото? Ведь фильтр если и впустит его в октограмму, то обратно уже наверняка не выпустит.

— Есть два варианта: или разрушение фильтра, или его настройка на низкоэнергетичные биологические объекты. Первый вариант маловероятен. Думаю, технология, позволяющая вытягивать из будущего людей и металл, отнюдь не так проста, чтобы ученый мог так запросто уничтожать и воссоздавать фильтр. Скорее, вторая ступень рассчитанана удержание только высокоэнергетичных объектов.

— Золото через границу октограммы перекатывается без труда, — вспомнил Посланник.

— Значит, так оно и есть, — обрадовался Стигмастер. — В таком случае, тебе достаточно пригасить свою энергетику, и ты легко выйдешь из фильтра!

— И получу мечом по голове, — добавил Найл. — Колдун с мечом не расстается. Наверное, этот вариант он уже предусмотрел. Я — голый, а он — с мечом. А под балахоном еще и доспех может оказаться.

— Сделай оружие из золота, — предложил Стигмастер. — Тяжелую дубину, например. Боюсь, золота войсковой казны для этого не хватит, — вздохнул правитель. Похоже, некоторое время придется потерпеть.

Он проснулся, в задумчивости забыв попрощаться со Стигмастером и рассеянно сел на походной выворотке.

Испуганно шарахнулась в сторону маленькая, с большой палец руки, фруктовая муха, описала круг под потолком и вернулась обратно на поднос и десятком крупных, спелыхгруш, снятых кем-то с деревьев возле заброшенного хутора.

Найл закрыл глаза, сосредоточился, представил себя громадной ледяной шапкой на одной из вершин Северного Хайбада, и дохнул вокруг себя изморозью.

Холод… Вокруг него сгустился ледяной холод… Ночной иней оседает на полог палатки и изогнутые палочки плодов, падает сверкающей пылью на их блестящую кожуру, на прозрачные крылья мухи, на ее жесткий крупный ворс, просачивается в плоть, в мясистую глубину тела, делая его жестким и непослушным.

Когда правитель открыл глаза, муха лежала на подносе кверху лапками и не шевелилась. Найл взял ее в ладони, слегка отогрел, чтобы не сломать лапки и крылья, и аккуратно положил в кошелек поверх приготовленных Порузом золотых монет. Теории теориями, а небольшой эксперимент не повредит.

На улице стоял жаркий день.

Судя по всему, Посланник проспал едва ли не до полудня. Лагерь почти пустовал — да и на склоне

особого движения не наблюдалось. Найл пошел туда, решив проверить результаты почти трехдневного труда.

Как оказалось, безлюдье на склоне было весьма обманчивым. В глубоких траншеях с интервалом в пять-шесть шагов друг от друга сидели арбалетчики. Стрелки перетащили в готовое укрепление свои выворотки и походные мешки, припасы. Здесь, в тени траншеи им не грозила ни жара, ни свист птицы, ни смертоносное дыхание жуков. За время недолгого налета глиссера люди успели убедиться и в надежности земляного укрепления, и в том, что смертоносное оружие дикари в первую очередь обрушат именно на военный лагерь.

— Правильно, — одобрил правитель. Обживайтесь. Меньше суеты будет, когда придет время для решительного сражения.

Стив со своим вонючим обозом остановился по ту сторону холма и откровенно скучал. Летать ему не давали, копать траншеи астронавт сам не рвался, а поболтать никто неприходил — даже мирно отдыхающие порифиды излучали достаточное амбрэ, чтобы даже мухи облетали маленький лагерь за несколько сотен шагов. Видимо, поэтому пилот так обрадовался появлению Посланника, что даже выбежал ему навстречу.

— А, Найл, привет! Долго мы еще тут стоять будем?

— Пока дикарей не разгромим, — лаконично ответил правитель.

— Ну так давай! — поторопил Стив. — А то у меня тут на жаре мозги расплавились. Говорил, воздушную разведку вести станем, а сам держишь в «черном теле».

— Скажи, а глиссер может сбить воздушный шар?

— Теоретически — конечно, может. Вот только сомневаюсь, что такое возможно на практике, — словоохотливо ответил Стив. — Глиссер ведь над самой землей стелется… — пилот повел правой ладонью над самой травой, — а воздушный шар можно метров на пятьсот поднять… — он поднял левую руку Найлу почти под самый нос. Можно и еще выше, но там холодно.

— И что?

— А то! — фыркнул Стив. — Излучатель смотрит вперед по носу. Глиссер, если ручку на себя рвануть, нос задрать может. Но только не очень высоко, и очень ненадолго. Иначе или мертвую петлю изобразит с потерей высоты ниже уровня земли, или «прыгнет» выше воздушной подушки и рухнет вниз с аналогичным результатом. Что мы получаем? На дистанции ближе ста метров он по шару стрелять не может, ему нос так высоко не задрать, а на дистанции в пять-шесть километров ты в такую мишень хрен попадешь, будь хоть трижды снайпер. Понятно?

— Понятно, — кивнул Найл. — Готовь шар к вылету.

— Ага, — встрепенулся Стив. — Куда лететь?

— Чуть вперед, и хватит, — указал Найл в сторону захваченного дикарями селения. Я хочу, чтобы ты следил за обстановкой и заранее предупредил, если вездеходы появятся или костяная птица.

— Ну, этот… — спохватился Найл, — глиссер. Понятно?

— Будет сделано, — кивнул пилот и развернулся к своему воинству: — Эй, просыпайтесь, малахольные! Шар с первой телеги раскатывайте! Ну где вы там?! Быстрее.

Посланник хотел было приказать посадить на шар смертоносца, с которым проще поддерживать мысленную связь, но пожалел пилота. Пусть немного полетает, чтобы не так скучал. Все равно в ближайшее время нападения дикарей правитель не ожидал, а шар решил поднять просто для перестраховки.

Плечистые олигофрены быстро раскатали на траве тонкое полотнище и принялись осторожно носить порифид из передвижных садков в карманы на боковых стенках шара.

Сознание этих трудолюбивых людей переполнялось эмоцией нежности к маленьким живым существам.

Они действовали аккуратно, ласково — и, возможно, именно такая забота позволила порифидам сохраниться в целости и сохранности на всем длинном пути из города пауков в земли князя Граничного.

Стив, в предвкушении полета, одевал сложную ременную упряжку с мешком, в котором хранился страховочный парашют. Про Посланника он уже и думать забыл.

Найл усмехнулся и неспешным шагом отправился обратно в лагерь. У него было еще полным-полно дел…* * *

Живот стянуло холодом, когда Посланник Богини шел под пологом леса. На этот раз Найл был спокоен и с интересом прислушивался к своим ощущениям.

Холод зарождался где-то в области желудка и легким морозцем быстро разбегался по всему телу. Кожу мелко защипало, как это бывает с затекшими рукой или ногой при попытке поменять неудобную позу.

Сознание оставалось ясным — но мир вокруг стал очень, очень быстро светлеть пока не превратился в белесую пелену. Пелена начала темнеть, разбиваться на неясные силуэты — и вот уже в нескольких шагах стоит граф де Сен-Жермен, с любовью обнимая меч, до слуха доносится звон упавших монет и радостное жужжание вырвавшейся на свободу мухи.

Дворянин испуганно дернулся вслед за насекомым, а в сознании его стремительно промелькнул целый ряд ярких мысленных образов, практически полностью рассказывающих о достоинствах и недостатках использованного им «двойного фильтра»:

«Кто-то летит! Птица! Демон пронес с собой заколдованную птицу, и она сейчас сбросит на меня смертельное заклинание! — испугался в первый миг де Сен-Жермен, но быстро спохватился: — Нет, октограмма не пропускает через себя заколдованных существ и заклинания. Только обычные предметы и обычную жизнь. Может, эта птица просто ядовита, и демон хочет, чтобы она меня ужалила? Нет, она направилась в коридор, к окну. Может, хочет спрятаться в засаде? Нужно быть осторожным несколько дней и тщательно обыскать замок».

«Получается, что здешний фильтр пропускает практически все, что не насыщено энергией? — удивился Найл. — Если, конечно, образ „заколдованное“ означает именно насыщенное энергией… Тогда куда при перемещении исчезают моя одежда, оружие, кожаный кошелек? Ведь золото перемещается сюда уже без кошелька! Хотя да, все, кроме золота и живых существ должно останавливаться первым фильтром и оставляться там, в будущем. А муха его проскочила!»

— Ты решил посмеяться надо мной! — граф подбежал и, забывшись, вместо факела угрожающе вытянул в сторону Посланника Богини меч. Хочешь испытать силу моего гнева?!

— Она просто сидела рядом, — примиряюще улыбнулся Найл. — Ты ведь не предупреждаешь меня, когда собираешься вызвать к себе. Жаль мотылька, в вашем мире он наверняка погибнет…

«Октограмма вытягивает демона вместе со всем, что есть рядом с ним в ее пределах», — вспомнил де Сен-Жермен.

Найл улыбнулся еще шире и отложил подслушанную мысль к себе в память:

— Я принес тебе золото, — развел руками правитель. Ведь ты просил золото?

— Хорошо, я прощаю тебя, — великодушно решил дворянин и пошел к столу с намерением прочитать заклинание, отправляющее демона обратно в ад. Он уже успел выучить заклинание наизусть, но рисковать не хотел.

— Как называется книга?

— Книга «Магли», — ответил граф, и запоздало сообразил, что сболтнул лишнее. Зачем тебе ее название, демон?

— Хочу узнать автора.

— Она была написана тогда, — положил де Сен-Жермен ладонь на открытые страницы, — когда на небе еще не было Луны, когда ящерицы имели размеры замковых башен, а птицы превосходили размером быков. Вряд ли тебе удастся отыскать ее автора.

— Я постараюсь… — зловеще пообещал Найл, и явственно ощутил как по спине графа де Сен-Жермена пополз холодок ужаса. Дворянин вспомнил, что он смертен, и что душа его после кончины грешного тела вряд ли окажется под покровительством святого Петра. Мистик отвернулся от октограммы и пересохшими губами начал бормотать заклинание.

У Найла возникло ставшее почти привычном ощущение натянутости в животе, и спустя несколько мгновений он обнаружил, что потерял равновесие и падает прямо в усыпанный темными ягодами густ синюшки.

На этот раз путешествие в прошлое не вызвало у него ощущение обиды и беззащитности.

Он понял, что способен легко и просто взять с собой в подвал замка любое живое существо, которое окажется в момент вызова на расстоянии вытянутой руки — примерно таков размет октограммы; что вся сила графа де Сен-Жермена — в древней книге, каким-то окольным путем попавшей к нему в руки.

Дворянин сумел каким-то образом расшифровать пару описаний неких «магических обрядов по вызову и управлению демоном», но не очень понимает, что и почему происходит, кто перед ним и какими возможностями обладает. С точно таким же успехом какой-нибудь самоучка из замка князя Граничного, найдя учебник по химии двадцать второго века и разобравшись в описании пары опытов, смог бы показывать извержения мини-вулканов или превращение воды в кровь и крови обратно в воду, отнюдь не становясь после этого дипломированным химиком.

Пожалуй, Найл хоть сегодня мог приказать паре смертоносцев неотлучно находиться рядом, и во время следующей встречи приказать восьмилапым разорвать двуногого на куски, но…

Чтобы попасть обратно сюда, он вместе с пауками обязан стоять в пределах «фильтра», а кто-то посторонний — прочитать заклинание, записанное в книге на верхней строке, на странице рядом с гравюрой, изображающей человека с огромными птичьими крыльями.

Убить-то графа де Сен-Жермен труда не составляет. Но вот как после его смерти вернуться назад…

Впрочем у военачальника имеется огромное количество неотложных дел и помимо того, чтобы ломать голову над загадками далекого прошлого. В первую очередь — воспрепятствовать вездеходам без боя прорваться через долину и уйти в тылы армии, разорять беззащитные поселения княжества. Поэтому перед закончившими работу строителями Найл поставил задачу завалить дорогу крупными каменными валунами.

Если два-три вездеходы еще могли развеять в пыль за полчаса-час, то полсотни валунов вынудят их искать обход — и прорываться через заранее приготовленные ловушки.

Кроме того, армию требовалось кормить. Не только крупой и соленым мясом, регулярно подвозимыми далеко из тыла, но и чем-нибудь более свежим, не успевшим смертельно надоесть. Поэтому полсотни землекопов и полсотни пауков правитель отослал к реке — изготовить сети и заняться ловом рыбы.

И, наконец, следовало подготовить новый рейд на врага. Поэтому Посланник оставил на время загадки эзотерических знаний и очередную ночь посвятил разведке дикарских тылов.

Теперь поселок стоял пустой, как кладка тарантула после зимнего равноденствия. Не было людей, не кудахтали куры, не толкались в тесных загонах мясистые долгоносики. В сарае остались на своих местах высосанные смертоносцами коконы парализованных дикарей, а вот часовые в угловых домах исчезли.

Поначалу Найл подумал, что ставшее бесполезным селение захватчики просто бросили и отступили, но в подобную щедрость ему почему-то слабо верилось.

Не для того они захватывали эти земли и старательно здесь обустраивались, чтобы отступать из них при первых неприятностях. Нет, тут что-то не так…

Посланник прикинул, как поступил бы сам на месте противника. Пожалуй, подготовил бы сюрприз на случай повторного рейда. Поставил капканы или засаду.

Где? Разумеется там, откуда противник заявился в прошлый раз. Дикари не могли не быть хорошими следопытами, и маршрут отряда Найла наверняка успели определить.

Правитель вышел к дому, который две ночи назад был атакован первым, и углубился в лес. Идти приходилось самому, пешком, без помощи коня — поэтому продвигался он медленно, с тревогой оценивая оставшееся до утра время.

Если не успеть найти место ловушки до рассвета, то там, в лагере, кто-нибудь может разбудить заспавшегося одитора, и вся ночь окажется потерянной понапрасну.

Засада обнаружилась где-то на уровне крестьянских полей. Вражеский вожак вполне резонно решил, что новый отряд лазутчиков может пойти другой тропой, но на открытое место показываться не решиться.

Вот дикари и заняли позиции в не очень широкой полосе зарослей между полями и приречными болотами — миновать лесом это место практически невозможно.

Двуногие подготовились со всем тщанием: на деревьях сидели лучники, в схронах за толстыми еловыми стволами лежали на щитах крепкие воины, присыпанные сверху всяким тряпьем — наверное, для тепла; сухими ветками и толстым слоем иголок. Перед засадой правитель нашел добрых полсотни ловушек — несколько самострелов, ловчие петли, обычные деревянные капканы из расщепленных бревен.

Все они также были тщательно замаскированы — сказывался охотничий опыт дикарей. Не происходи все это в Ночном мире, даже Найл попался бы раза три или четыре.

— Ждите-ждите, — по яркому хитиновому доспеху из надкрыльев долгоносика Посланник нашел вождя вражеского отряда и присел перед ним. А мы знаешь, что сделаем? Мы не поленимся, и проползем во-он там, по полю. Вы отсюда ничего и не увидите, и не услышите.

Разумеется, дикарь его не слышал, таращась в ночную тьму. Наверное, не надеялся на бдительность часовых в предрассветные часы, и решил понаблюдать сам.

— Смотри-смотри, — выпрямился Найл, потянулся до хруста в позвоночнике и проснулся.

Первое, что сделал Посланник, встав с постели — это помянул недобрым словом графа де Сен-Жермен и повесил на пояс кошелек с полусотней золотых.

Если так пойдет и дальше, то за пару недель содержимое войскового ящика перекочует прямиком в глухомань средневековой Европы.

Умывшись, правитель прогулялся по росе за лес, отдал Стиву приказ поднимать воздушный шар, вернулся и уселся спиной к частоколу на бруствере, подставляя тело лучамтеплого утреннего солнца. Армейские кашевары уже успели запалить свои котлы и дразнили проголодавшихся за ночь воинов ароматом мясной каши.

— Вы здесь, господин, — нашел командующего армией Поруз и остановился перед ним. Кажется, ночь прошла спокойно.

— Мне не нравится термин «кажется», шериф, — опустил на него ленивый взгляд разомлевший от тепла правитель. Что случилось?

— Не хватает полутора сотен землекопов, господин, — виновато сообщил шериф. Дезертировали.

— Значит, князь здорово сэкономит на дворянских званиях, — пожал плечами Найл. В душе правителя не дрогнуло ни одной ниточки: траншеи готовы, ловчие ямы тоже. Будут находиться землекопы рядом с ними, или отправятся по домам, теперь особого значения не имело. Решили не рисковать ради личного дворянства — их дело.

— Прикажете послать за ними наряд?

— Зачем? Нам лишние рты ни к чему. Пусть лучше стрелкам порции за счет беглецов увеличат.

— Ну вот, — усмехнулся шериф, — а рыцарь Синего флага уже кинулся в погоню.

— Плохо, — согласился Найл. — Вдруг вернет?

— Один не вернет, — пообещал шериф и спросил: — Прикажете подать завтрак сюда?

— Прикажу, — согласился Посланник. По такому случаю: двойную порцию из котла пращников. Как прикажете, — шерифа распоряжение правителя не удивило. Найл каждый раз ел пищу из разных котлов, дабы убедиться, что всех воинов и рабочих кормят одинаково хорошо. Правда, обычно он ходил к котлам сам.

Пращников кормили отлично. Посланник с удовольствием откушал двойную порцию мясной каши и почувствовал, что ходить в ближайшие часы не сможет.

Впрочем, выступать в рейд он собирался только после полудня и мог позволить себе еще несколько часов полной недвижимости.

Между палаток появилась стройная фигура рыцаря. Запыхавшийся Закий приблизится к Найлу и коротко поклонился.

— Что? — правитель уже ощутил в мыслях рыцаря сильнейшую эмоцию тревоги.

— Их нет. Они не дезертировали, — запыхавшийся Закий говорил короткими рубленными фразами. Я до почтовой станции доскакал. Никого. Потом дорогу к Золотому берегу проверил. Никого. Назад полями шел. Людей нет. Следов нет.

— Шерифа ко мне! — Найл вскочил на ноги и громко закричал: — Поруз!

Первой промелькнула мысль о том, что пробравшие ночью в лагерь дикари просто вырезали полторы сотни спящих людей. Однако после такого набега должны были остаться просто озера крови и горы мертвых тел. Потом Найл подумал, что пауки овладели их сознанием и выманили из лагеря — но пауков в союзниках дикарей не числилось. Затем наступило полное недоумение.

— Да, правитель, — шериф примчался через минуту.

— Они не сбежали, — кратко проинформировал его Найл.

Шериф зло скрипнул зубами. Бесследное исчезновение полутора сотен из ночного лагеря отнюдь не привело его в восторг.

— Начальника караула на кол посажу, — тихо пообещал он. Извините, господин.

Поруз повернулся к вышке:

— Часовой! Начальника караула ко мне! И ночную смену!

— Начальника караула и ночную смену к шерифу Порузу! — продублировал часовой куда-то себе под ноги.

Через некоторое время послышался дробный топот, из-за палаток, стоящих между частоколом и вышкой выскочило четверо копейщиков и воин с мечом на боку.

— Куда ушли ночью землекопы? — холодно спросил воина с мечом шериф.

— Через ворота к лесу, — бодро отрапортовал тот.

— Почему не остановили?

— Их выход опасности для лагеря не представлял. Я подумал, что они получили какой-то приказ.