Чтение 23–й страницы книги ~Ричард Длинные руки

Он повел дланью в сторону величественного трона.

– Проверьте.

Наши взгляды встретились, в его глазах было столько насмешки, что я на миг в самом деле ощутил импульс пойти и сесть, чтобы доказать, что все это бабьи сказки, однакоприсутствие всегда скептичного барона Альбрехта отрезвило.

– Вы ведь не только церемониймейстер? – спросил я.

Он поклонился.

– Я был придворным библиотекарем. Но когда предыдущего церемониймейстера казнили за какую-то ошибку в придворном этикете, все страшились занять его место. Но я знаю все тонкости правил, потому не стал очень уж сильно упираться.

Я отмахнулся.

– За ошибки в такой ерунде казнить не буду. И даже бить не стану. А насчет трона… не стану садиться по одной очень важной причине.

Он спросил с изысканнейшим поклоном, в самом деле церемониймейстер:

– Какой, позвольте поинтересоваться?

– Самой важной.

– Простите?

Я смерил его строгим взглядом. Хоть и знаток этикета, но теперь понятно, почему часто выходит за рамки своих прямых обязанностей – советует, спорит, подсказывает, библиотечная мудрость, как шило в заднице, тоже ищет способ улучшить мир.

– Прощаю, – ответил я и сказал уже серьезнее: – Оказавшись королем этого самого Изначального, а на хрен мне оно, придется занимать восстановлением экономики не только в Сен-Мари. По всем территориям налаживать связи, спешно резать претендентов, а у них всегда верные и честные вассалы… это же снова море крови, а мне нравится больше побеждать бескровно, так победа значительнее. Меня начнут осаждать толпы просителей, за двадцать тысяч лет сколько удобрений в авгиевых конюшнях?.. придется спешно строить новые крепости, реорганизовывать армию… да еще сотни и тысячи дел, которые надо взвалить на себя и тащить, тащить, как бы ни трещал хребет!

Я отмахнулся и, уже не глядя на выстроившиеся в ряд кресла, кивнул Альбрехту.

– Пойдемте, барон. Пусть сыр останется в мышеловке. В крайнем случае, я буду второй мышью, которой он и достается.

Церемониймейстер вышел вслед за нами, мы с бароном повернули в сторону моих покоев, а тот сказал вдогонку внезапно:

– Ваша милость, вы еще вернетесь!

Я обернулся, спросил почти враждебно:

– Зачем?

– Чтобы сесть в это кресло, – ответил он. Несколько мгновений смотрел очень серьезно, будто в самом деле зрел грядущее, затем неожиданно растянул губы в сдержанной улыбке: – Натура у вас такая, любопытная. Захочется проверить! И чем больше пройдет дней, тем сильнее захочется сесть на этот трон.

Я покачал головой и ответил уверенно:

– Ни за что!

– Почему?

– Принципы, – ответил я лаконично.

Он удивился:

– Принципы?

– Ага, – ответил я и утер нос рукавом.

– Какие?

– Я демократ, – ответил я гордо.

Он с непониманием смотрел нам вслед, а я думал с невеселой иронией, что слова словами, но вообще-то лучше других знаю, какой из меня демократ на самом деле…

С другой стороны, если честно, а я иногда бываю честен, по крайней мере – с собой, на тот трон все-таки не сяду. В самом деле. Хотя да, любопытство уже сейчас начинает скрести лапками. Но мне унизительно думать, что вот всего добиваюсь сам, своим умом и мускулами, своей волей и натиском, но идиоты могут сказать, что за меня постарались предки, и вообще я выполняю чей-то план. Пусть даже задумку богов. И мне, видите ли, было предназначено! Просто неслыханное оскорбление для человека с достоинством, но идиоты этого никогда не поймут. А если учесть, что население состоит почти исключительно из… скажем мягче, простых и нормальных людей, то какого понимания ждать моей позиции?

Только ничтожества гордятся, что они-де потомки дворян, князей, древних королей, избранные, предназначенные, отмеченные, благословленные, татуированные и опирсингованные. Потому что сами по себе, еще раз! – ничтожества, и прекрасно это чувствуют. А вот я – свободен. И все, что сделал я – моя заслуга.

И я еще наломаю дров.

Глава 14

Вечером я изволил выйти на прогулку, есть идея осмотреть дворец уже сверху, вдруг еще где замечу что-то вроде Зала Древних Королей. Целые толпы придворных тут же пристроились сопровождать, такой дворцовый этикет, ну да, прям позарез нужны зрители, когда буду превращаться в летающего ящера. Раздраженно шугнул, я еще работу не закончил, а значит – мыслю над стратегией развития королевства, над безотходной экономикой и достижением щастя для всех.

Поглядывая по сторонам, поднялся на самый верх, выше начинается только уровень башен и висячих мостиков между ними. Особняком центральная башня, к ней тоже мостик с вершины соседней, но упирается только в середину, а дальше еще три или четыре лестничных пролета. Главное уже сделал: наблюдательного стража, произведенного в сержанты, оставил у самого подножья с наказом никого не пущать, а сам он не сможет сказать точно, откуда появляюсь.

На верхней площадке отдышался чуть, зря поднимался бегом, как бы трансформация не пошла боком, лег, чтобы случайно никто не увидел из-за каменного парапета.

Солнце спряталось, по городу пролегли легкие пепельные тени. Тут же начали зажигаться где факелы, где светильники, а кое-где вспыхнул чистый радостный огонь солнечного спектра, так срабатывают магические камни. По небу все медленнее и медленнее ползут сизо-лиловые облака, постепенно увязая в густеющей тьме.

Выровняв дыхание, я прислушался к шорохам, тихо, и шепотом произнес нужное слово.

Трансформация прошла, как почудилось, в одно мгновение. Логирд прав, с каждым разом осваиваюсь лучше и контролирую точнее…

Снова ввинчивался почти вертикально вверх и вверх, а когда решил, что уже не рассмотрят в ночном небе, раскинул натруженные в спринтерском рывке крылья и долго парил, наслаждаясь возможностью вот так поймать восходящий от земли поток и плыть на нем, не делая усилий.

Город прекрасен, построен по единому плану, сверху это заметно особенно четко. Волосы встают дыбом, когда стараюсь представить себе, как кто выстроил тысячи прекрасных дворцов, башен, бассейнов и всю-всю роскошь, а только потом позвал народ с призывом заселять и жить?

Луна светит не слишком ярко, скрываясь иногда за перистыми облачками, ночью отвратительно черными, и хотя мир внизу вроде бы освещен, но все портят пугающе огромные черные тени, в которых, кажется, пропадает само пространство.

Я мощно, хотя и экономно, работал крыльями, помня, что ставлю очередной рекорд дальности полета. Воздух стал прохладнее, а потом и вовсе настолько посвежел, что еслибы не трудился так, проламываясь сквозь воздух, начал бы стучать всеми тремя рядами зубов.

Я уже прикидывал, как превращусь недалеко от Тоннеля в человека, что скажу удивленным часовым, начнут спрашивать насчет коня и милой собачки, но земля проплывает настолько далеко внизу, что блеснула дерзкая мысль попытаться пролететь поверх Великого Хребта!

Стыдно стариться, сказал кто-то из великих, так и не узнав, на что способны твои дух и тело. До старости мне еще далеко, но на что способно это тело, а оно мое, мое, мое… узнать надо.

Крылья затрещали от усилий, я постарался набрать еще высоту, потом еще. Воздух в самом деле разреженный, я до предела раздвинул крылья, холод собачий, уже лязгаю зубами…

Освещенная беспощадным лунным светом каменная стена выросла впереди, а не внизу, как я надеялся. Страх начал ломиться в череп, забегали трусливенькие мысли, что умнее все-таки спуститься и перебраться на ту сторону через Тоннель.

Сцепив челюсти, я задержал дыхание и работал крыльями чаще и чаще. В обычном режиме меня подбрасывало бы с каждым ударом по воздуху, но в разреженности я всего лишь лечу по горизонтали. Наконец я увидел перед собой не стену, а ужасающе зазубренный край, острый, словно из нагромождения исполинских кристаллов.

Перевал остался в стороне, я приблизился к настоящей вершине Хребта! Уже в изнеможении я бил крыльями по воздуху, почти теряя сознание. Подо мной проносится иззубренное плато с такой скоростью, что ничего не успеваю различить…

Над острыми скалами меня мчало бесконечно долго, едва не оставляя на пиках кишки из распоротого брюха, затем все исчезло, меня бросило в жуткую черную бездну, при виде которой похолодели внутренности.

Когда повернул голову, Великий Хребет за спиной снова вырос и стремительно уходит. Сердце колотится чаще, чем у пернатого, я всхлипывал и с трудом держал крылья распростертыми. Меня плавно несло по дуге вниз, если бы до земли ярды, а не мили, расплескало бы, как медузу.

Потом, переходя в более плотные слои, растопырил крылья шире и попытался шевелить, кривясь и постанывая от боли в порванных связках. Но все-таки молодец, решился. И ничего, не задохнулся, птичьи или какие там у меня легкие, устроены иначе.

С этой высоты даже днем орлы не рассмотрят оленей, не то, что мышей, но я видел огоньки, иногда целые россыпи, это города, а с моей памятью даже при свойственном мне географическом идиотизме ориентироваться удается достаточно легко.

Голод начал мучить еще над Армландией, а когда пролетал над отделяющими ее от Фоссано бесконечными болотами, я уже готов был съесть жареного быка. Вообще-то утка заперелет теряет четверть своего веса, а я еще та утка.

Да и перелет через Великий Хребет сожрал не меньше половины моих жировых запасов.

Вексен выступил из полумрака, когда на востоке начало светлеть небо. Я пошел по длинной дуге, высматривая, где бы сесть. К счастью, воздушные войны отгремели в древности, охрану привычно располагают по периметрам. Я молил судьбу, чтобы сонные стражи, зевая, не задирали головы, и пошел прямо на верхушку сторожевой башни.

Двое часовых! Один дремлет, сидя у парапета и прислонившись к нему спиной, другой навалился на камень грудью и заинтересованно смотрит вниз. Я увидел, как он помахал кому-то рукой.

Решившись, я сложил крылья и приземлился за его спиной. Он не услышал, я торопливо юркнул в темный проем лестницы и заторопился на цыпочках вниз. Винтовая лестница вывела на стену, стражи не спят, двое ходят по стене с той стороны башни, двое – с этой.

Я сделал строгое лицо и пошел уверенным шагом коннетабля. Меня увидели выходящим из башни, вытаращили глаза.

– Хорошо, хорошо!.. – сказал я отечески, но и с нужной долей укора. – Что делать, за вами глаз да глаз…

И пошел по лесенке вниз, оставив обалделых и встревоженных. Хорошо, сегодня станет известно всему гарнизону, что коннетабль проверяет ночную охрану, вот что значитвоеначальник. Спуску не дает…

Ниже прошел еще через три ряда стражи. Молодой офицер охнул, бросился ко мне, на ходу вытаскивая меч из ножен.

– Ваша светлость?.. Что случилось?

Я небрежно помахал рукой.

– Пока я весьма относительно доволен. Был слух, что спят на государственном посту политической важности.

Он вскрикнул:

– Что? Во дворце?

– Именно так, – подтвердил я и, взглянув на его горестное лицо, добавил: – Но я ничего не решаю сразу, пока не проверю лично и не убедюсь собственноручно! Слухи слухами, у нас бородатых баб в доспехах много, я всегда все проверяю. Ну, почти все.

Он спросил, едва дыша:

– И… как?

– Пока не спят, – ответил я благосклонно. – Даже те двое, что на самом верху. Слухи могут распустить и завистники, верно? У вас их есть, однако? Вон вы какой породистый… Но если коннетабль справедлив, он сам все проверит и пощупает, прежде, чем решить своей собственной головой в знак согласия!

Офицер шумно выдохнул, едва живой от волнения.

– Спасибо, ваша светлость…

Я отмахнулся.

– Вольно. А что, по-твоему, коннетаблю делать в гнусное мирное время, что никак не кончится?

Оставив его позади, я отыскал небольшой зальчик возле кухни, велел подать себе горячего, да побольше. Заспанные повара таскали на стол жареное мясо, ужасаясь скорости, с которой пожираю.

В дверь то и дело заглядывали пышно одетые люди, я зыркал злобно, как пес, грызущий мозговую кость, сразу исчезали, но вскоре находились новые умники.

Затем появился заспанный церемониймейстер, учтиво осведомился, не требуется ли что-нибудь еще, пока Его Величество изволит пребывать в ночном покое.

– Это во сне, что ли? – осведомился я.

– Да, – ответил он с некоторым неудовольствием, – если говорить по-простому, по-солдатски! Но вы хоть и коннетабль, но все-таки не опускаетесь до общения с простонародьем?

Я удивился.

– Не опускаться до общения с теми, кто выигрывает войны? И кто содержит государство? Ну вы и остряк… Что вообще тут нового? А то я все в делах, все в делах.

Он осторожно огляделся по сторонам.

– При дворце появилась очень сильная предсказательница!

– Подковы гнет? – спросил я.

Он помотал головой.

– Нет, в предсказаниях сильная. На тысячи лет вперед видит!..

– А-а-а, – сказал я, – ну да, я уже знаю, как они все видят. И что видят. Кстати, а почему предсказательницы всегда женщины?

Он пожал плечами.

– А вы как думаете?

– Ну, если говорить просто, по-солдатски, что вас почему-то удивляет… то я никогда над такой ерундой не думал. Впрочем, если бы видения шли от ума, уверен, все предсказатели были бы мужчинами.

Он ехидно улыбнулся.

– Как может Высшая Сила идти от ума?

– Как может вообще сила идти от ума? – отпарировал я. – Вы что, хотите, чтобы она предсказала мне мое будущее?

Он приятно улыбнулся.

– Думаю, вам это было бы очень интересно.

Я вздохнул.

– Как и любому. Но для этого надо перестать быть христианином. Соблазнительно, конечно, но, с другой стороны, унизительно… Как этого не понимали древние греки с их фатумом, как с этим мирились якобы гордые викинги, как смирялись не только все герои, но даже их боги?.. Нет, у христиан будущее меняется с каждым их шагом, каждым вздохом, каждым биением сердца!

Дворец постепенно оживал, я видел, как в зал заглядывали морды, исчезали. Скоро уже все узнали, что здесь насыщается коннетабль, но как появился, кто провел и почему не доложили, надо выяснить. Когда я, уже сытый и довольный, поглощал сладкое и прихлебывал кофе, в зале снова появился церемониймейстер, отвесил учтивый поклон.

– Сэр Ричард, я доложил Его Величеству о вашем появлении.

– И что оно сказало?

– Он изволил сообщить, – произнес он сухо и высокопарно, – что изволит вас принять в своих покоях.

– Когда?

– Прямо сейчас.

– Ого, – сказал я приятно изумленный, – Его Величество уже сумел проснуться?.. Такая ранняя пташка?

Он вздернул подбородок и посмотрел поверх моей головы.

– О Его Величестве надлежит говорить в более уважительном тоне.

– Прошу прощения, – сказал я искренне. – Это я от великой любви и почтения к Его Величеству. Иду. Уже иду!.. Вот даже кусок торта оставляю недоеденным, представляете?

На самом деле в меня уже не лезло, но всегда приятно показать, что идешь на великую жертву. Церемониймейстер плыл, как боевой фрегат, величавый и надменный, и неважно, что залы пока пустые, корабль всегда корабль, как в шумной гавани, так и в открытом море.

У двери королевских покоев стражи любезно расступились. Я остановился, так положено по этикету, церемониймейстер подошел к двери, перед ним распахнули обе створки, он встал спиной к косяку и провозгласил в пространство:

– Сэр Ричард, коннетабль королевства Фоссано!

Я перешагнул порог и сразу любезно поклонился, скромно и с достоинством. Барбаросса в роскошном халате из толстой, как перина, материи, расположился в глубоком кресле сбоку от стола. Маршалл спиной ко мне перебирает тома в шкафу, но обернулся и ответил на поклон.

– Как я счастлив снова лицезреть вас! – воскликнул я жизнерадостно. – Есть же на свете ничем не замутненное счастье!.. Все хорошо, все поют, еретиков жгут только по праздникам, налоги в казну капают регулярно, на улицах карнавалы…

Барбаросса посмотрел с подозрением на меня, перевел угрюмый взор на Маршалла.

– Спрячь кошелек, – посоветовал он мрачно. – О налогах заговорил, значит, денег попросит. Если не дадим – украдет.

Маршалл усмехнулся, мол, Его Величество шутит, пришлось встать чуточку раньше, изволит пребывать не в лучшем настроении.

– Сэр Ричард сияет, – заметил он. – Наверное, у него дела идут хорошо.

– Он половину кухонных запасов опорожнил, – сказал Барбаросса. Кивком указав мне, куда сесть, сделал вывод: – Значит, его войско голодает!

– Он хороший военачальник, – вступился Маршалл, – значит, сперва войско кормит. Сам – потом.

– Потому и голодный?

– Зато как благородно!

– Все равно я ему не верю, – буркнул Барбаросса. – А ты веришь?

– Да я и вам не верю, – откликнулся Маршалл. – Как и вы себе, кстати. Сэр Ричард, тревожные новости?

Я ответил лучезарной улыбкой.

– Почему? У меня все поют!..

– А что поют? – спросил Маршалл, в то время как Барбаросса только сопел и посматривал на меня с подозрением.

– Не вслушиваюсь, – ответил я твердо. – У нас свобода. Что хотят, то и поют. Не мое дело – следить за умонастроениями. Инквизиция на что? Да и некоторые местные службы заставил работать уже на себя. Не поверите, но в самом деле заскочил к вам просто так. Из личной симпатии. Я люблю вас, вот и, того, прилетел на крыльях любви… но раз уж почему-то здесь, заодно решим и кое-какие дела. Сэр Маршалл наверняка пошлет… или уже послал доверенных людей, чтобы посмотрели истинное положение дел и сообщили незамедлительно. Но вернутся еще не сегодня, а время – деньги, потому рассказываю сам, хотя это и не по рангу коннетабля… Но что такое ранг, когда в коровью лепешку расшибаешься ради приятных людей?

Барбаросса хмыкнул.

– Это он нас называет приятными, слышал?

– Я просто ушам не поверил, – признался Маршалл. – Явно в их стране это что-то ругательное.

Барбаросса поморщился.

– Да, приятные мужчины… это что-то гадкое.

– Вот так всегда, – сказал я горько. – Ваше Величество, пора снаряжать торговые караваны в Сен-Мари. Скоро к вам явятся, надеюсь, тамошние купцы. Там мужики бойкие,битые, конкурентные! Хотя, возможно, распродадут все еще в Армландии, как только окажутся по эту сторону Хребта. Но всю инициативу им отдавать нельзя, а то станете сырьевым придатком…

Маршалл спросил с подозрением:

– Что это? Сэр Уильям, как он нас обозвал?

– Придатком, – повторил сэр Маршалл задумчиво.

– Да еще сырьевым, – напомнил Барбаросса едко.

– Понять бы, – сказал сэр Маршалл еще медленнее, – что это… Сэр Ричард, как вы толкуете это гадкое слово? А оно, судя по интонации, просто гадостнейшее!

Я отмахнулся.

– Если честно, то в самом деле нечто не совсем радостное. Чтобы избежать придаточности, окажите государственную поддержку своим торговцам в международной сфере. Иногда протекционизм необходим, особенно на первых этапах. Если надо, я тоже могу помочь им создать свои представительства в этом самом южном королевстве. Вы даже представить себе пока не можете, какие перспективы откроются с началом торговли с южным материком, что на той стороне океана!

Барбаросса морщился, Маршалл же посетовал мягко:

– Сэр Ричард, вы что-то залетели слишком высоко… Какая торговля, какой Юг? Вы еще не закрепились в том Захребетье.

– Мудрецы должны заглядывать в будущее, – ответил я. – Разве по мне не видно, какой из меня мудрец?

Барбаросса поморщился сильнее, я видел, что с его языка готово сорваться злое определение моей мудрости, но Маршалл опередил снова:

– Видно-видно, даже издали.

– Ну вот, – сказал я с укором Барбароссе, – ваш мудрый советник сразу все понял! Мудрец мудреца, как говорится, признает сразу. А вы, Ваше Величество, вот не признали!.. Никак не пойму почему?..

– Все-то ты видишь, – ответил Барбаросса почти ласково, – такого жука еще поискать. Может быть, ты все же скажешь, чего хочешь на самом деле?

– Соврет, – заверил Маршалл мирно.