Чтение 11–й страницы книги ~Ритер~

Дюжие стражники быстро завели руки Тане за спину, а командир караула связал ее запястья ремнем.

– Сволочи, – закричала Таня. – Отпустите меня! Это все подлог! Ничего такого не было! Пригласите хотя бы ритера Никиту! Он поможет мне оправдаться. Он выкупит меня.

Стражники стиснули девушку с боков, так что она даже не могла пошевелиться. Командир караула засунул ей в рот какую-то тряпку, втиснул между зубов ремешок и завязалего у Татьяны на затылке, так чтобы она не смогла выплюнуть кляп. После этого, тихо ругаясь, он отошел в сторону, баюкая прокушенный до крови палец. Несчастная девушка отчаянно мычала и извивалась, но больше ничего поделать не могла.

– Приведите одежду рабыни в соответствие с обычаем, – приказал судья. – Но помните об общественных приличиях.

Писец вышел из-за конторки и двинулся к Татьяне. В руках он держал ножницы. Однако, как только он приблизился, девушка нанесла ему удар ногой в самую чувствительную для мужчины область. Писец выронил ножницы, согнулся и с диким воем завертелся на месте.

– Командир караула, исполните указание суда, – распорядился судья.

– На пол ее, – гаркнул офицер.

Таню повалили навзничь. Командир караула схватил ножницы и сел девушке на ноги. Несмотря на то, что Татьяна продолжала отчаянно сопротивляться, он распорол на ней штанины и коротко обрезал их, превратив длинные штаны от кимоно в очень короткие шорты. Подумав, он связал щиколотки пленницы и отошел. Таню снова поставили на ноги.

– Да, норовистая рабыня, – заметил судья. – Непросто будет ее укротить. Хотя ноги красивые.

Таня стояла, сгорая от стыда. Казалось бы, сколько раз она появлялась на людях и в значительно более откровенных нарядах, скажем, в купальнике на пляже, но именно сейчас, почему-то, эти алчные мужские взгляды, устремленные на ее голые ноги, казались совершенно непристойными, постыдными и обжигающими.

– Готовы ли покупатели заплатить за рабыню Татьяну две золотых и одну серебряную гривну? – вернулся к официальному тону судья.

– Я готов, – крикнул Кириян.

– И я готов, – сообщил приказчик.

– Кто готов предложить больше? – Судя по интонациям, роль аукционера радовала судью куда больше, чем обязанности вершителя правосудия.

– Я готов дать две золотых и одну серебряную гривну с четвертью, – заявил приказчик.

– Готов ли ты предложить больше? – обратился судья к Кирияну.

– Нет, благородный судья, для меня это слишком дорого, – развел руками тот.

– Торги завершены, – объявил судья. – Рабыня Татьяна продана купцу Леодру за две золотых и одну с четвертью серебряных гривны. Готов ли представитель достойногокупца внести плату немедленно?

– Да, справедливый судья. – Приказчик подошел к конторке писца и не спеша отсчитал деньги.

Татьяну трясло. По ее щекам текли слезы. Происходящее казалось совершенно нереальным. Ведь нельзя же продать живого человека, как вещь! Нельзя судить неправедно! Не могло все это произойти с ней!

Как оказалось, могло.

Приказчик встал перед Татьяной. Под его хозяйским, насмешливым взглядом девушка потупилась.

– Развяжите ей ноги, – распорядился приказчик.

– Не боишься? – ехидно усмехнулся командир караула.

– Чего мне бояться? – скривился приказчик. – Теперь она рабыня, и у нее есть хозяин. Она знает, что за непокорность будет сурово наказана.

– Тоже верно, – кивнул стражник.

Он нагнулся и развязал ремень, связывающий ноги девушки.

– Руки развязать? Рот освободить?

– Не надо. Если со связанными руками по улице пройдет, лучше свое новое положение постигнет. А кляп… Молчаливая женщина завсегда лучше говорливой.

Присутствующие прыснули от хохота. Таня не знала, куда девать глаза от стыда. Но оказалось, что ее ждет еще больший позор. Приказчик отстегнул от пояса кожаный ошейник и надел его девушке на шею. Потом он размотал обвязанную вокруг пояса веревку, пропустил ее через кольцо, прикрепленное к ошейнику, завязал узел и потянул к выходу.

– Пошли, рабыня.

Таня непроизвольно сделала шаг и всхлипнула. Стыд был невыносим. Ее, цивилизованного человека, специалиста с высшим образованием, гордую красавицу объявили рабыней, продали на аукционе и теперь словно скотину тянули на поводке.

– Удачи тебе с этой дикаркой, – напутствовал приказчика судья.

– Леодр и не таких обламывал, – бросил через плечо тот.

Глава двадцать первая,

о рабстве

Таню снова вели по улице на веревке, привязанной к ошейнику, со связанными руками, кляпом во рту и обрезанными штанами. Происходящее уже казалось девушке даже не страшным сном, а вообще чем-то сюрреалистическим. Прохожие в открытую пялились на нее, показывали пальцами и обсуждали. Но Таня не слышала отпускаемых в ее адрес замечаний. Ее душили стыд и ярость. Она кипела гневом. Даже встречных прохожих, невольных свидетелей ее позора, она готова была растерзать. А уж купившему ее приказчику, судье, Кирияну, стражникам, Ставру она выдумывала самые страшные кары. Таня смаковала их воображаемые муки. Но тут же подергивание прикрепленной к ошейнику веревки или камушек, попавший под босую ногу, возвращали ее к реальности и снова заставляли переживать весь ужас своего положения. На ошейнике, с кляпом, с голыми ногами…

«А с чего, собственно, стыдиться своих голых ног?» – недоумевала вдруг она и тут же понимала: в этом мире это говорило всем, что она рабыня, а это было стыдно, стыдно до слез. Мысль об этом снова поднимала в Тане волну гнева, заставляла придумывать страшные кары тем, кто похитил ее и устроил подлог, кто был свидетелем… Пока очередное подергивание веревки или камушек не напоминали о страшной действительности.

Таня даже не сразу заметила, что они вошли в другой, более богатый район, что дома вокруг стали роскошнее и что им все чаще стали встречаться холеные прохожие в дорогой одежде. Но, когда Таня встретилась глазами с одним из них, она ужаснулась еще больше. Если до этого люди смотрели на нее с похотью, насмешкой, чувством превосходства, жалостью, то этот человек видел в ней лишь вещь, товар, который другой, более удачливый конкурент перехватил наверняка по хорошей цене. И когда девушка подумала,что ее хозяином может стать именно такой человек, она испугалась по-настоящему.

Наконец приказчик свернул в ворота одного из домов, и они оказались во внутреннем дворике. Здесь было много людей, занимавшихся разными хозяйственными делами. На Таню посмотрели с интересом, но без особого удивления.

Приказчик прошел в следующий двор и двинулся к низкой боковой двери. Таня следовала за ним. Вместе они спустились в подвал. Там приказчик ввел Таню в комнату размером где-то пять на пять шагов, свет в которую проникал из небольшого зарешеченного окошка под потолком. И пол, и стены, и потолок были каменными. Таня сразу ощутила холод булыжников босыми ногами. Кроме охапки соломы в углу, в комнате ничего не было.

Приказчик отвязал веревку от Таниного ошейника, вынул кляп, развязал руки и направился к двери.

– Посиди здесь, пока достойный купец освободится, чтобы посмотреть на тебя, – бросил он, выходя, и запер засов.

Чтобы спастись от холода, исходящего от каменного пола, Таня тут же уселась на охапку соломы и обхватила руками колени. Ее била дрожь, но не столько от прохлады, сколько от страха и негодования. Слезы текли по щекам.

«Стоп! – вдруг сказала себе она. – Так нельзя. Если я буду только жалеть себя и трястись от страха, это мне не поможет. Надо придумывать, как выбраться отсюда. Что я могу сделать? Наверняка сбежать отсюда сложно. Рыбникова сюда не пропустят. Значит, надо постараться добиться пересмотра решения суда. Там был явный фарс, это же ясно. Судья даже не слушал меня и во всем верил Кирияну. Наверняка ему заплатили. Да и приказчик не случайно оказался в зале суда. С Кирияном они только разыграли торги, это очевидно. Когда меня похищали, весь этот спектакль был уже подготовлен. Попробую доказать свою правоту, все повторится, только и всего. Зачем я Леодру? Ведь ясно, что это не наместник все устроил. Тот, скорее всего, сделал бы так, как говорил Ставр. Значит, меня захотел Леодр. Зачем? Изнасиловать? Но ведь он меня даже не видел. А может, видел? Но опять, зачем ему комедия с судом? Похитить и изнасиловать можно и без этого».

Таня вздрогнула, представив себе, как это могло бы произойти, но усилием воли снова заставила себя вернуться к поиску путей спасения.

«Нет, если он настоящий купец, – продолжила она, – то лишние деньги на подкуп судьи и свидетелей тратить не стал бы. Значит, ему я нужна именно как рабыня. Наверное,решил продать с выгодой. Что же, это уже шанс. Если получится послать весточку Рыбникову и ребятам, они могут постараться меня хотя бы выкупить. Ведь если Леодр получит денег столько, сколько надеялся нажить на новой рабыне, то меня отдаст. А я что могу сделать? Силой ничего. По закону тоже. Но я могу напугать именем своего опекуна. Ритеров здесь боятся и уважают. Не может же купец вести дела только в городе. Тем более, купец высшей гильдии. А за стенами Неса лихой ритер со своими учениками и слугами такое может устроить. Ну, хотя бы, пару обозов разорить. А это всяко дороже рабыни. Если ему пригрозить… А почему он сам этого не испугался? Потому что верит, что Рыбников ничего не узнает. Значит, надо убедить его в обратном».

Время тянулось чертовски медленно. Таня дрожала от холода, но страха больше не было. Она уже знала, как будет себя защищать. Она даже жаждала схватки, чтобы побыстрее вырваться из своей тюрьмы.

Наконец за дверью послышались шаги. Лязгнул отпираемый засов. В камеру вошли двое дюжих мужиков. Поскольку на них были только короткие туники, Таня догадалась, что они рабы. Следом вошла старуха в длинном до пола мешковатом платье. Вошедшие не подошли к пленнице, а молча встали у противоположной стены под окном. Прошло еще несколько минут.

Потом дверь снова отворилась, и в камеру вошел высокий худощавый человек. Он был одет в шелковые рубаху навыпуск и штаны, явно очень высокого качества. На его ногах красовались дорогие сандалии из кожи, а руки украшало несколько перстней с крупными драгоценными камнями. Золотой браслет на его запястье был тоже усыпан драгоценностями. Незнакомцу на вид было лет сорок пять-пятьдесят. На его лице с крючковатым носом явственно отпечатались основные черты характера: жесткость и привычка повелевать. За ним следовал приказчик, который купил Таню в суде. При их появлении рабы и старуха поклонились.

Девушка молча рассматривала вошедших.

– Встань и поклонись своему новому владельцу, достойному купцу Леодру, – резко приказал приказчик. – Его ты теперь будешь называть «хозяин».

– Меня осудили и продали незаконно, – быстро ответила Таня. – Мой опекун, благородный ритер Никита скоро узнает об этом и отомстит тем, кто это устроил.

– Твой благородный ритер уже беседует с богами, – заявил Леодр.

– Что?! – Таня не верила своим ушам.

– За подпольную торговлю наместник повелел выслать чухонцев и их ритера. – Голос Леодра звучал ровно и не выражал никаких эмоций. – Однако Никита не захотел уходить. Более того, он хотел прорваться в запретный город. Чтобы утихомирить его, был вызван начальник внешней охраны, благородный ритер Арис. Он вступил в поединок с Никитой и убил его. После чего все чухонцы, а также слуги и ученики ритера были выдворены из города.

Таня издала крик ужаса и закрыла лицо руками. В одно мгновение рухнули и надежды на спасение, и планы на будущее. Девушке показалось, что земля уходит у нее из-под ног.

«Конечно, он не хотел уходить, он пытался спасти меня, – пронеслось у нее в голове. – Его убили! Возможно ли это? Ну конечно. Ведь Арис профессиональный воин, наверняка, один из лучших. А Никита Викторович, хоть и мастер, в бою на мечах любитель. Он погиб из-за меня!»

Леодр выждал, дав рабыне как следует осознать страшное известие, и снова заговорил:

– Ты рабыня и осуждена судом славного города Нес. Это уже никто не изменит. Чем покорнее ты будешь, тем лучше для тебя же. Смирись с этим для своего же блага. А теперь встань и поклонись мне.

– Нет! – отчаянно замотала головой Таня.

Леодр сделал знак рабам. Те подошли к девушке, подхватили ее под руки, заставили подняться, а потом, надавив на шею, вынудили поклониться. Таня с ужасом почувствовала, что от горя у нее пропала вся воля к сопротивлению.

– Хорошо, – удовлетворенно кивнул Леодр. – Ты рабыня и должна помнить это. Для меня ты товар, который я намереваюсь сбыть с наибольшей выгодой. А продавец должен знать свой товар. Понимаешь, о чем я?

Таня непонимающе уставилась на своего хозяина. Рабы так и не дали ей выпрямиться, но ей было это безразлично. Все ее мысли были поглощены только гибелью Рыбникова.

– Разденься, – приказал купец.

Приказ вернул Таню к реальности. Она резко выпрямилась и закрылась руками.

– Нет.

– Для тебя теперь такого слова не существует, – спокойно сообщил купец. – Ты должна сказать «да, хозяин» и выполнить приказание. Ну же, действуй.

Таня отчаянно замотала головой.

– Позволь нам, хозяин, – прогудел один из рабов. – Мы ее мигом от одежды освободим.

При этих словах Таня вся сжалась. Купец покачал головой.

– Нет. Зачем применять насилие к собственной рабыне? Она должна делать все сама. Принеси-ка кнут.

Раб быстро поклонился и выбежал. Вскоре он вернулся, неся в руке свернутый кольцами толстенный кнут. Увидев его, Таня вздрогнула.

– Этот кнут сделан из бычьей кожи, – сообщил Леодр. – Его удар причиняет жуткую боль и оставляет ужасные следы на теле. Конечно, это снизит твою рыночную стоимость. Зато, пока раны не заживут, ты будешь прекрасным примером для остальных, как плохо быть непокорной. Я не собираюсь возиться с какой-то там рабыней. – Он сделал паузу. – Выбирай: снимешь одежду сама или ее снимут с тебя рабы, а потом исполосуют твое тело этим кнутом.

Таня испуганно сглотнула. Всем нутром она чувствовала, что купец не шутит.

– Я разденусь, – прошептала она. – Только не бейте.

Леодр усмехнулся.

– Так раздевайся.

Медленно, словно во сне, Таня развязала и отложила пояс, скинула куртку и остановилась в нерешительности.

– Быстрее, – нетерпеливо приказал Леодр. – Кнут еще здесь.

Таня развязала тесемку, держащую остатки штанов, и сняла их, почувствовав, как ощупывают мужские похотливые взгляды ее еще больше открывшиеся длинные, стройные ноги. Закинув руки за спину, она стянула футболку. По тому, как судорожно сглотнул приказчик и крякнули мужики, стоящие у стены, она поняла, что ее красивые упругие груди произвели на них большое впечатление. Таня взялась за резинку трусов, немного помедлила, потом стянула их вниз, сняла, положила на общую кипу одежды и выпрямилась. Прикрываться она даже не пыталась, чтобы не дать Леодру возможности отдать еще один унизительный для нее приказ и тем заработать еще одно очко в их противостоянии. Более того, она вперила взгляд в купца, давая понять, что не боится его и готова к сопротивлению. Шок, вызванный страшным известием, прошел, и она снова была готова к бою. Леодр, похоже, все понял и принял вызов.

– Вполне, – протянул он, обходя девушку и по-хозяйски оглядывая ее с ног до головы, – не то чтобы красавица, конечно. Но, думаю, потраченное она окупит. Приступай, Кимора.

Старуха медленно приблизилась к Тане, бормоча:

– Ну, давай, милая, посмотрим тебя. Ко мне наклонись, – корявыми пальцами она заставила Таню открыть рот. – Эх, зубки все на месте, белые да здоровые. Это хорошо. А теперь ножки-то раздвинь.

Закусив губу, чтобы не выдать своих чувств стоном или всхлипом, Таня подчинилась. Старуха приступила к осмотру.

– Не девка, – проворчала она. – Но никаких признаков стыдных болезней нет.

– Давно прелюбодействовала в последний раз? – спросил Леодр.

Подвергаться гинекологическому осмотру в присутствии стольких мужчин было стыдно, но этот вопрос окончательно добил Таню. Кровь резко прилила к ее лицу.

– Два месяца назад, – выдавила она.

– Значит, чистая, – махнул рукой купец. – Пошли. Как ее подготовить к продаже, после решу.

Он повернулся и вышел. За ним к выходу потянулись и остальные. Один из рабов на ходу прихватил с собой Танину одежду. Впрочем, сейчас это не показалось девушке самымстрашным. Все пережитое за этот день снова обрушилось на нее с новой силой, она рухнула на кучу соломы и разрыдалась.

Глава двадцать вторая,

о судьбе невольницы

Таня проснулась. Она лежала на деревянной кровати без перины в маленькой комнатке с зарешеченным окном. На ней была короткая туника из грубой материи. Эту одежду вчера кинул ей раб, принесший еду – жиденькую бобовую похлебку. Бросив ей одежду и поставив миску, он ненадолго задержался, разглядывая свернувшуюся на соломе обнаженную рабыню, а потом вышел, не сказав ни слова. К этому моменту Таню уже сильно мучили холод и голод, поэтому, как только дверь закрылась, она быстро натянула на себя тунику и жадно выпила похлебку. Голод отступил, но скудная одежда не могла защитить от холода. Вскоре девушка снова стучала зубами и растирала кожу, покрывшуюся пупырышками. Когда она пыталась сойти с охапки соломы, булыжники буквально обжигали стужей ее босые ступни. Физические упражнения приносили облегчение лишь на время. Муки были настолько нестерпимы, что даже вытеснили из сознания невольницы мысли о своей горькой судьбе и гибели учителя. А вскоре вернулся и голод, усилив пытку.

Лишь когда свет за окном начал угасать, свидетельствуя о наступлении вечера, дверь снова открылась, и в комнату вошла Кимора в сопровождении одного из рабов, который присутствовал при осмотре Тани днем.

– Ну что, милая, – прошамкала она, – нравится Леодра гостеприимство?

Таня ничего не ответила. Она сидела, обхватив руками колени, и лишь исподлобья посмотрела на старуху.

– Да ты сама виновата, – продолжила старуха. – Была бы покладистей, в холоде и голоде не сидела бы. Ну да ладно, Леодр на тебя не серчает. Так, урок преподал на будущее. Ну, пошли.

Раб кинул Тане пару сандалий из грубой кожи, которые девушка быстро надела. Потом, повинуясь знакам старухи, поднялась и двинулась к выходу. Кимора пошла впереди, а раб замыкал процессию. Они снова вышли во двор и пересекли его. Таня наслаждалась теплым воздухом, остывающим после дневной жары. Как мало надо человеку, чтобы почувствовать себя счастливым!

Старуха ввела Таню в дверь, очень похожую на ту, которая открывала вход в узилище. Но лестница за ней вела наверх. Раб остался во дворе.

– Это женская половина, – пояснила старуха. – Мужчины могут входить сюда только с особого разрешения, хозяина или моего, и по крайней необходимости.

Они поднялись на второй этаж, прошли несколько шагов по узкому коридору с окнами во двор. С другой стороны в коридор выходило несколько дверей с засовами. Старуха открыла одну из них. За ней оказалась достаточно большая комната. Напротив двери находилось небольшое зарешеченное окно, выходящее в сад с высокими фруктовыми деревьями. Слева стояла деревянная лежанка с тонким тюфяком, маленькой подушкой и грубым покрывалом. Рядом с топчаном – грубо сколоченный столик, на нем – керамический кувшин, стакан и миска с фруктами. В правой стене находилась еще одна дверь. Когда старуха распахнула ее, Таня увидела небольшое помещение с ванной, ночным горшком, большой бочкой воды с черпаком, рядом с которой стояла бутыль с маслом. На стене висело полотенце.

– Помойся и поешь, – проговорила старуха.

Таня стянула тунику и залезла в ванну. Старуха помогла ей смазаться с ног до головы маслом из бутыли, а потом принялась поливать теплой водой. Таня мылась не без удовольствия. После всех перипетий этого страшного дня ей казалось, что она смывает не только грязь улиц Неса, но и всю мерзость, через которую ей пришлось пройти сегодня.

Помыв невольницу, Кимора подала ей полотенце, а потом тунику.

– Поешь и ложись спать, – прошамкала она, направляясь к выходу. – Завтра у тебя тяжелый день.

– Меня будут продавать? – испуганно спросила Таня.

– Нет, – покачала головой старуха. – Господин сказал, что ты недостаточно красива, чтобы просто выставить тебя на аукцион. Он сказал, что тебя будут обучать, прежде чем продадут. Это поднимет твою цену.

– Чему обучать? – Тане почему-то стало обидно, что ее не признали достаточно красивой для аукциона. Она привыкла всегда и везде считаться первой красавицей и, как любая женщина, болезненно воспринимала даже очень редкие замечания о несовершенстве своей внешности. Но сейчас быть признанной «рабыней, недостаточно красивой для аукциона», было вдвойне досадно.

– Не знаю чему, – пожала плечами старуха. – Зависит от того, кому он захочет продавать тебя. Может, тебя будут обучать прислуживать за столом в богатых домах. В нашей стране это особое искусство, варварка. Может, обучат искусству любви, для публичного дома. Здешние проститутки знают такие трюки, о которых вы и не подозреваете в ваших лесах. Ну а может, будут просто учить работе на кухне. Господин в свое время решит. А ты пока поешь и отдохни. От тебя большеничего не зависит. Покорись своей судьбе.

Таня поджала губы и отвернулась. До ее слуха донесся звук запираемого снаружи засова. Несколько минут девушка стояла, не двигаясь, снова переживая свое унижение и ужасаясь предположениям старухи, а потом бросилась в комнату, упала на лежанку и разрыдалась.

Успокоиться ей удалось не скоро. Но чувство голода напомнило о себе слишком настойчиво. Она съела несколько фруктов и запила их сильно разбавленным противным вином из кувшина. После всего случившегося Тане казалось, что она вообще не сомкнет глаз. Однако вскоре она почувствовала, что ее непреодолимо тянет в сон. За секунду до того, как провалиться в беспамятство, она подумала, что вкус вина напомнил ей привкус еды, которую приготовил Ставр вчера вечером.

Спала Таня без сновидений и проснулась как-то сразу. За окном уже вовсю ярко светило солнце и пели птицы. На столике возле кровати девушка обнаружила полный разбавленным вином кувшин и новую миску с фруктами. Некоторое время она пребывала в нерешительности, а потом, подумав, что усыплять ее перед обучением нет никакого резона,быстро позавтракала и пошла умываться.

Закончив утренний туалет, она вернулась в комнату и остановилась у окна, разглядывая порхающих в саду попугаев. На душе у Тани скребли кошки. Сейчас, как никогда, она себя чувствовала одинокой и беззащитной, оставшейся один на один с могущественными врагами. «Даже птице в клетке лучше, – подумала она. – У нас у обеих нет шансовна освобождение. Но от той, по крайней мере, хотят только того, что она сама любит, – песен. А во что хотят превратить меня?»

Звук отпираемого засова заставил Таню обернуться. В комнату вошла красивая женщина, сначала показавшаяся Татьяне совсем молодой. Но, приглядевшись, девушка поняла, что вошедшей наверняка уже под пятьдесят – небольшие морщинки в уголках глаз и на шее выдавали подлинный возраст. Черты ее лица были скорее восточными, как сказали бы в Танином мире, а не славянскими, как у большинства обитателей Неса. Ее черные, как смоль, волосы были аккуратно заплетены в толстую косу, ниспадающую по спине до поясницы. Одежда женщины показалась Тане необычной. Это было скорее индийское сари, очень сильно отличающееся от платьев здешних женщин по крою и цвету. Лицо восточной красавицы украшала искусно и достаточно густо наложенная косметика, что было совершенно необычно для женщин, которых Тане довелось увидеть в этом мире. В ушах гостьи висели массивные золотые серьги, на пальцах сверкали многочисленные золотые кольца, а на запястье левой руки – браслет с полудрагоценными камнями. Правую же руку, тоже наподобии браслета, обвивала кожаная плетка, второй конец которой свободно свешивался и волочился по полу.

– Так вот ты какая. – Женщина с нескрываемым интересом рассматривала Таню. – Ты красивая. И хорошо сложена. Это радует. Меня зовут Аине. Я хозяйка школы танцев в Несе. У меня почти пятидесятилетний опыт танцовщицы, а потом преподавательницы танцев.

Таня удивленно посмотрела на собеседницу. Если она только танцует и преподает танцы полвека, сколько же ей лет?

– Леодр нанял меня обучать тебя танцам и дал на это три месяца, – продолжала Аине. – Это безумие. В моей школе я отбираю способных девочек в пять лет, и, когда им исполняется шестнадцать, они получают аттестат танцовщицы. Но Леодр щедро заплатил мне за работу и обещал заплатить еще столько же, если ты пройдешь экзамен, который он устроит тебе в конце обучения. Тебе же он просил передать, что если ты не пройдешь этого экзамена, то он сделает с тобой то, что обещал в случае непослушания, а потом продаст в дешевый публичный дом.

Я не знаю, чем он грозил тебе, но для меня возможность удвоить оплату – достаточно весомый аргумент, чтобы выжать из тебя все соки. Поэтому заниматься мы будем ежедневно, от рассвета до заката. Леодр сказал, что ты строптива, поэтому я приготовила для занятий с тобой плетку. Можешь не сомневаться, что я умею ею пользоваться так, чтобы след оставался не на теле, а в памяти учениц. А теперь следуй за мной. Времени у нас мало, а сделать надлежит многое. И запомни – сегодняшний день будет самым легким для тебя на все ближайшие три месяца.

Она отступила назад, делая Тане знак идти к выходу. В Таниной голове вихрем понеслись мысли. Значит, ее не собираются продавать в публичный дом! Ее решили сделать танцовщицей, и у нее есть, по крайней мере, три месяца перед предстоящей продажей. Это уже зацепка. Надо показать, будто она старательно изучает местные танцы, и воспользоваться этим временем, чтобы постараться вернуть себе свободу. Может быть, если ее хозяева посчитают, что она смирилась со своей судьбой, они ослабят охрану, и тогда… Надежда снова поселилась в Танином сердце. Теперь она лихорадочно искала пути для спасения.

Выйдя за Таней, Аине показала ей рукой на дальний конец коридора. Пройдя туда, Таня остановилась перед тяжелой деревянной дверью. Аине толчком открыла ее и пропустила новую ученицу в большой зал с огромными окнами и гладким, сияющим лаком полом.

Никакой мебели в зале не было. Прямо на полу, скрестив ноги, сидели четверо музыкантов, одетые лишь в широкие белые штаны. Все они, судя по внешности, были соотечественниками Аине и давно уже перевалили пятидесятилетний рубеж. Один из них держал инструмент, похожий на флейту, другой – барабан, третий – домру, четвертый – струнный инструмент размером с виолончель и смычок. В центре стояла красивая смуглая девушка. Таня сразу догадалась, что это рабыня, потому что девушка была одета в очень короткую обтягивающую бедра юбку бирюзового цвета. Она куталась в накидку того же цвета, закрывавшую плечи и грудь, но оставлявшую открытым плоский животик. На ногах у девушки были бирюзовые же туфли на высоком каблуке. В ушах покачивались большие треугольные серьги. Косметики на лице девушки было еще больше, чем у Аине.

Аине подвела Таню к этой девушке.

– Познакомься, – сказала она, – это моя внучка Симе. Нет, она не рабыня. Она оделась так, чтобы показать тебе танец, который мы будем разучивать. Наша с тобой задача упрощается тем, что Леодр приказал тебе изучить только один танец – танец осы. Это танец моей родины, и здесь его знают мало. Он должен обеспечить тебе дополнительный успех, когда ты предстанешь перед покупателями. Этот танец всегда исполняют только рабыни. Он состоит в том, что танцовщица медленно снимает с себя одежду, доводя мужчин до экстаза. Длится он ровно тысячу ударов сердца и все движения, одежда и украшения танцовщицы в нем строго определены традицией. На родине я подготовила несколько рабынь, которые имели большой успех, исполняя этот танец. Здесь я не учила еще никого. Надеюсь, ты не осрамишь меня. Приступим немедленно. Для начала я хочу натебя посмотреть. Скажи, ты танцевала прежде?

– Да, – кивнула Таня.

– Как танцовщица?

– Нет, для себя… на праздниках.

– Хорошо, – кивнула Аине, – сними одежду.

Таня смущенно оглянулась на музыкантов.

– Ты меня удивляешь, девочка, – усмехнулась Аине. – Тебе предстоит публично обнажаться в танце перед большим количеством людей. Не стоит стесняться музыкантов, которые много чего видели на своем веку. В конце концов, ты рабыня и не тебе выбирать: как быть одетой и быть ли одетой вообще.

– Я вам должна сказать, что меня несправедливо осудили и незаконно продали в рабство, – решилась Таня.

– Это не мое дело, – покачала головой Аине. – Леодр показал мне купчую, из которой следует, что ты куплена на судебных торгах, являешься рабыней и принадлежишь ему. Больше меня ничего не волнует. Выполняй мой приказ, или тебя накажут, рабыня.

Тяжело вздохнув, Таня стянула и отбросила тунику.

Аине обошла ее, внимательно осматривая, подошла вплотную и ощупала бедра и груди. Провела пальцем по позвоночнику. При этом Таня густо покраснела и потупилась.

– Ты смущаешься? – удивленно произнесла Аине. – Странно. Я ведь значительно старше тебя. Я женщина и твоя учительница. Подобная стыдливость непозволительна для танцовщицы. Я подумаю, как преодолеть твое смущение. А сейчас станцуй любой из ваших танцев.

Аине сделала несколько шагов назад. Таня недолго стояла в растерянности, а потом начала извиваться и двигаться так, как обычно делала это на дискотеках. Разумеется, ее движения были куда более скованными, чем в те замечательные дни. Вскоре она снова услышала голос Аине:

– Достаточно. Теперь я верю, что ты из далекой и по-настоящему варварской страны. Ваши танцы отвратительны. В них нет ни изящества, ни искусства. Надеюсь, твой дурной вкус лишь следствие дикости твоего народа, а не свидетельство твоей душевной тупости. А сейчас посмотри танец, который тебе надлежит изучить.

Аине сделала Тане знак отойти в сторону. Девушка подчинилась, по ходу подхватив свою тунику и натянув ее. Одевшись, она почувствовала себя значительно увереннее.

Симе, тем временем, отошла в дальний угол и развела в стороны руки с накидкой. Теперь стало видно, что под ней на девушке лиф того же цвета, что и остальная одежда. По знаку Аине музыканты заиграли красивую зажигательную мелодию. Выждав пару тактов, Симе побежала в центр зала. Накидка развевалась за ее спиной. Про себя Таня отметила, что еще не видела, чтобы кто-нибудь двигался настолько легко и грациозно.

Оказавшись в центре зала, Симе замерла на мгновение и принялась извиваться в танце. Безусловно, это было эротическое действо. Но в нем не было ни толики пошлости или грубых движений. Танец был изящен, изощрен и безумно красив. Забыв обо всем, Таня залюбовалась отточенными движениями танцовщицы.

Выполнив несколько па, Симе вновь побежала по кругу и, в определенный момент, отпустила накидку. Сделав еще несколько шагов, она рухнула на пол, покатилась по нему, а потом поползла, изображая страстное томление.

Через несколько секунд Симе снова была на ногах. Она снова извивалась, срывалась с места, заламывала руки, выполняла невероятные повороты. У Тани перехватило дух. Казалось, никогда обычный человек не сможет научиться двигаться так изящно, так умело играть, так вдохновенно жить в танце.

Грациозно скользя по полу, Симе отступила на несколько шагов и завела руки за спину. Ее лиф словно сам отскочил в сторону, обнажая прекрасные груди. Теперь она танцевала, грациозно покачивая ими, дразня воображаемых зрителей и лаская себя.

Это была вершина эротизма, и Таня подумала, что ни один мужчина не устоит перед таким зрелищем. Симе тем временем шагнула вперед, выполнила разворот на триста шестьдесят градусов, взмахнула руками… и тут Тане показалось, что с танцовщицы совершенно случайно упала юбка, под которой, как оказалось, ничего не было. На лице Симе отразился испуг. Она закрыла руками лобок и отскочила на несколько шагов назад. Гримаса страха сменилась крайним смущением. Она замерла и вдруг начала кружиться по залу, размахивая руками, словно крыльями. Только теперь Таня поняла, что этот «неожиданный» конфуз был не более чем находкой неведомых хореографов.

Теперь Симе танцевала в одних туфлях, совершенно голая. Ее движения становились все более и более эротичными и страстными. Казалось, что девушка находится на вершине сексуального блаженства. И вдруг она резко упала на колени, закрылась руками, испуганно и стыдливо глядя перед собой, и замерла. Музыка стихла. Таня заметила, что танцовщица остановилась ровно в центре треугольника, образованного сброшенными ею же накидкой, бюстгальтером и юбкой.

– Вот таков этот танец, – нарушила наступившую тишину Аине.

Симе медленно поднялась и начала собирать одежду. Таня следила за ней со скрытой завистью. Мало того, что танцовщица двигалась с таким изяществом, о котором Татьяна могла только мечтать. Приходилось признать, что и фигурой, и красотой лица Симе не уступает Тане, а наличие косметики и украшений в данный момент вообще давало ей огромное преимущество. А ведь она еще и была свободна! Кажется, Симе тоже это понимала и поглядывала на рабыню с легким превосходством.

– Подойди сюда, рабыня, – приказала Аине.

Таня подчинилась. Симе, тем временем, успела снова надеть костюм для танца и стояла в выжидающей позе.