Чтение 2–й страницы книги ~Арес~

– Ну что, я полезу? – с воодушевлением спросил Сергей, вытаскивая из-за пазухи стянутый где-то моток троса.

– Нет, – ответил Виктор. – Там есть два места, где можно запросто удариться головой. Полезу я. Жаль только, что противогаза нет и каски. Мало ли что.

– Да ты вообще как Афоня стал! Такой же осторожный. Не нужен там противогаз. Это же понятно. Я полезу, если боишься.

– Давай трос, буду обвязываться, – буркнул Виктор. – Ты меня вытянешь хоть?

– Спрашиваешь! Ты главное руками цепляйся за что-нибудь, а ногами отталкивайся. Все путем будет. Хватай первую попавшуюся амфору и сразу назад.

– Понятно, что сразу. Не собираюсь там рассиживаться, – Антипов опустил ноги в отверстие. – Давай, упирайся. Погружаюсь.

– Иди-иди, все в порядке, – Серега для устойчивости расставил ноги, упершись в огромный частично выкопанный мраморный блок.

Виктор скользнул внутрь. Приятель не подвел – трос держал крепко. Сжимая в руке фонарик-брелок, Антипов медленно спустился вниз. У него мелькнула мысль, что сначала нужно вытащить амфору, а потом уже подниматься самому. Он принялся развязывать трос, чтобы прикрепить к нему добычу.

Резкий звук, доносящийся откуда-то сверху привлек его внимание. Еще во время первого посещения подвала он заметил, что свод непрочен. Теперь же, глядя на осыпающиеся мелкие камни, Виктор подумал, что ошибся в своих предположениях. Свод был очень непрочен. И грозил рухнуть в любую минуту. Похоже, что 'разгерметизация' или его посещения доконали строение.

Виктор заторопился. Сорвав трос, он бросился к первой попавшейся амфоре, схватил ее за горлышко, не отряхивая пыли, и стал привязывать к тросу. Ему нужно было буквально три-четыре минуты, чтобы вытащить сосуд, а потом и самому вылезти. Но их у него не оказалось.

Сначала от свода откололся один крупный кусок камня, от которого Виктор увернулся, затем другой, потом третий, а потом рухнул весь потолок. У студента не было шансов. Но перед тем как один из этих кусков проломил ему голову, Антипов увидел обостренными чувствами в тусклом свете фонарика, как трескается та самая большая амфора, стоящая под надписью о щитоносном оплоте городов.

Глава 2.

Тяжела жизнь лесоруба. Эта простая мысль появилась у Виктора первой, когда он пришел в себя. Антипов не смог даже сначала понять, откуда она взялась. Он лежал на спине и смотрел в глубокое синее небо в обрамлении зеленых веток высоких деревьев. Кругом было тихо и спокойно. Он бы так лежал еще долго, не думая ни о чем и наслаждаясьощущением безмятежности. Но чей-то грубый хриплый голос развеял очарование момента.

– Сын, ты пришел в себя? – спросил голос. – Я-то думал, что все уже. Хоронить тебя собирался.

В поле зрения Виктора возникло бородатое загорелое лицо, испещренное глубокими морщинами.

– После такого мало кто выживет. Тебе повезло! – продолжал голос. – Теперь будешь долго жить.

Антипов еще не мог толком собраться с мыслями, но его состояние все же позволило понять, что происходит что-то не то. Лицо человека, нависшего над ним, было знакомым и незнакомым одновременно. А язык, на котором тот говорил, не имел никакого отношения к родному языку Виктора, но, одновременно с этим, был понятен.

– А что произошло? – спросил Антипов, с трудом размыкая губы. К его удивлению, он говорил на том же самом языке, на котором с ним общался бородатый человек.

– Ты не помнишь? Дерево ведь на тебя упало! Думал, что конец. Глянул сначала – а ты и не дышишь. Начал вытаскивать – задышал! Повезло, что и говорить.

– Дерево? На меня упало дерево? Но я думал, что…, – Виктор не стал продолжать. В его мыслях царил хаос. С одной стороны он отчетливо помнил, как рушился свод храмового подвала, с другой – воспоминание о дереве действительно имело место. В этом воспоминании он с отцом вышел поутру из деревни, слегка углубился в лес и дошел до поляны, где росли деревья нужной высоты, требующиеся заказчику. Эта двойственность воспоминаний сбивала с толку, хотя молодой человек отчетливо осознавал, что он – именно Виктор Антипов, студент-географ, а не сын лесоруба Ролт, на которого упало какое-то дерево.

– А ты двигаться-то можешь? – спохватился бородатый. – С хребтом-то у тебя все в порядке? Не сломан?

– Вроде не сломан, – с сомнением выговорил Виктор, шевеля ногами и поднимая руки. Но лучше бы он этого не делал. Потому что глядя на кисти рук, выступающие из рукавов какого-то зеленого балахона, обнаружил, что руки-то не его.

– Встать можешь? – спросил лесоруб.

– Может быть и могу, – ответил Антипов. Он попытался приподняться, но тут же откинулся назад. В голове зашумело.

– Э, нет. Не получается что-то. Все кружится.

– Тогда лежи, – произнес бородатый. – Я тебя поволоку домой.

Почему-то Виктор знал, как это все будет происходить. У них была волокуша, которую использовали для транспортировки стволов, очищенных от веток. На нее-то и собирался погрузить Ролта Кушарь, человек, считающий себя его отцом.

Антипов видел, как лесоруб суетится на поляне. Тот собрал топоры и пилу, расстелил большую прочную мешковину и, обхватив лежащего за плечи, перетащил его на волокушу.

Когда они покидали злополучное место, какой-то шепот, словно легкий летний ветерок, пронесся по поляне. Его услышал не только Виктор, но и Кушарь. Лесоруб остановился и с недоумением оглянулся. Потом, пожав плечами, направился дальше. Антипов же молчал. Да и что он мог сказать? Ситуация запуталась еще больше, ведь шепот был на древнегреческом: 'Придешь в себя, возвращайся. Вот сюда'.

Похоже, что попытка подняться доконала Виктора. Пока он лежал неподвижно, его ничто не беспокоило, но приподнявшись, уже не мог толком двигаться. Малейшее изменение положения тела отзывалось резкой головной болью и головокружением. Транспортировка на волокуше не была самым мягким средством передвижения, поэтому Антипов страдал. Он закрыл глаза и с трудом удерживался от того, чтобы не стонать, когда его тело преодолевало очередной ухаб. Иногда Виктор погружался в забытье, и это слегка облегчало его муки.

Последний раз он утратил связь с окружающим миром на подходе к замку, а пришел в себя уже дома. То, что это был как бы его дом, Антипов понимал. Точнее, дом человека поимени Ролт. По какой-то загадочной причине память этого парня была к услугам Виктора. И, видимо, тело тоже. Но в остальном студент точно знал, что он – это он. Антиповосознавал свою личность, а вот личности Ролта не было.

Кушарь сгрузил ношу на низенький деревянный топчан, прикрытый наполненным сеном матрасом. Уловив момент, когда его сын откроет глаза, поинтересовался:

– Воды дать? Пить хочешь? Или есть?

– Нет, не нужно, – вымолвил Виктор.

Когда голова лежала неподвижно, его самочувствие не было столь плохим: все неприятные ощущения постепенно уходили.

– Ну, как хочешь, – ответил Кушарь, немного постоял, глядя на сына, и двинулся к выходу.

Антипов остался в одиночестве в небольшой и единственной комнате деревянного дома. У его ног располагалась глиняная печь, справа – добротные стол и стулья, а у изголовья – второй топчан. Этот дом Кушарь построил собственноручно сразу после того, как при пожаре в прежнем жилище погибла мать Ролта вместе с младшим братом. Тогда, лет восемь назад, еще до пожара, они жили по-другому. Кушарь нормально зарабатывал, не пил, вместе с ним трудилась парочка помощников. Он с разрешения барона продавал бревна плотогонам, которые сплавляли их по местной речке Узберке, а также обеспечивал древесиной самого владельца этих лесов, не забывая делиться с ним выручкой.Денег не было много, но семье хватало. К тому же, помогало домашнее хозяйство, управляемое умелыми руками матери Ролта. Несчастный случай изменил все.

В голове Виктора царила путаница. И дело было не в полученной травме. Студент никак не мог понять, что же происходит. Сошел ли он с ума? Или наоборот – вернулся в свой 'ум', а все остальное, что было с ним в другом месте, можно считать ненормальным? Эта двойственность поначалу заставила его паниковать.

'Ну и кто я теперь? – думал Антипов. – Сын своих родителей, которые неизвестно где, и наверняка скорбят о погибшем, или милое, но дикое дитя лесоруба, который кстати тоже скорбит? Удивительное совпадение. Нет, я не иронизирую. Чего уж тут. Говорят, что черный юмор помогает от того, чтобы не слететь с катушек окончательно. Мне тогда юмор требуется почернее. Что там у меня в запасе есть из самого черного? Глазовыколупывательница? Это какой же странный тип мог придумать такое слово? Еще более нездоровый, чем я. Нет-с, господин Фрейд, самолечением заниматься не будем'.

Он пролежал несколько часов, не в силах даже двинуться, мучительно размышляя о том, что приключилось с ним и следует ли ему доверять своим глазам. Чуть не свихнулся,но ничего определенного решить не мог. Виктор просто не знал, о чем думать. Сначала он был одним, а потом превратился в другого, хотя и остался прежним. Такое любого поставит в тупик. Он бы с удовольствием обратился к услугам врача, но память Ролта подсказывала ему, что никаких врачей здесь нет. То есть они есть, конечно, но не здесь, а там. За второй крепостной стеной. А Ролт – не такая уж важная птица, чтобы ради него беспокоиться. Через некоторое время бессмысленных раздумий Виктор решил подойти к вопросу философски и пока что смириться со сложившимся положением. До лучшей поры.

Вообще же, сын лесоруба был забавным человеком. Эдаким поселковым дурачком. Его никто не уважал, никто не принимал всерьез, над ним подшучивали и подтрунивали, а он,будучи совершенно беззлобным, никак не отвечал. Хотя, принимая во внимание силу рук, ответить бы мог, да еще как!

Виктор провалялся на топчане два дня. Отец приносил ему питье и еду, но главная проблема заключалась не в этом, а в деревянном ведре, стоящем в углу комнаты и заполненном водой. Иногда Антипову нужно было добираться до этого ведра и тогда весь смысл его существования сводился к тому, чтобы не упасть по дороге туда или обратно. Никто, кроме отца, не приходил к нему, да и Ролту было некого ждать.

На третий день он почувствовал себя значительно лучше. Настолько, что смог без всякого головокружения встать и пройтись немного по комнате. Это обнадеживало. Подвижность внушала позитивные мысли о том, что удастся разобраться в происходящем.

'Подумать только, я двигаюсь! Иду и почти ничего не болит. Какая радость. Пустяк, а так приятно. – Антипов был даже в чем-то горд собой. – Похоже, что у меня перед ИльейМуромцем большая фора. Тот пошел в тридцать три, а мне еще… кстати, а сколько мне? Было двадцать два, а Ролту, похоже, семнадцать. Задачка! Может быть суммировать и разделить на два, а господин Архимед?'

Придерживаясь за шероховатое дерево стены, Виктор выбрался наружу. Он уже знал, что увидит. От дома вела дорога, проходящая мимо таких же лачуг. Видимо, во время дождей эта дорога страшно размокала и превращалась в непролазную грязь. Местность можно было принять за деревню, если бы не один нюанс: все эти дома стояли между двумя высокими каменными крепостными стенами: наружной и внутренней. Наружная отделяла поселения замка от внешнего мира, а внутренняя ограждала самую главную часть – донжон, где жил владелец, сиятельный барон ан-Орреант и его ближайшая свита. Простым смертным туда так просто не попасть.

Светило солнце. Почти такое же, как в тот день, когда друг Виктора нашел злополучный ход. По дороге по направлению к дому Ролта двигалась какая-то компания. 'Наружники', – догадался Антипов.

Все плебейское население замка Орреант делилось на две неформальные категории: наружников и постельничьих. Они терпеть не могли друг друга, хотя занимались, казалось бы, общим делом – обслуживали господ и дружину. Наружники презрительно называли постельничьих чистоплюями, а те, не оставаясь в долгу, потешались над сиволапыми. Лесорубы были наружниками, к тому же, представителями одной из самых неуважаемых профессий. Хуже быть только золотарем или жителем деревни, расположенной вне стен замка. А вот некоторые профессии постельничьих, например, личный лакей барона, ценились очень высоко. Постельничьи жили за внутренней стеной замка, а наружники – между стенами.

Когда компания подошла поближе, Виктор обнаружил, что знаком с людьми, ее составляющими. Два парня: Виронт и Террок, и две девушки: Ханна и Ранька. Явление Ролта не укрылось от их внимания. И если девушки и Виронт предпочли демонстративно не заметить сына лесоруба, то Террок просто расплылся в радостной и издевательской улыбке.

– Смотрите! Дурачок-то наш выздоровел! А отец говорил, что он очень плох!

Террок, сын кузнеца, широкоплечий черноволосый молодец, был одет по меркам наружников очень хорошо. Сверху холщовой рубахи с красной вышивкой красовалась толстая кожаная куртка, гамбесон. Такая поддевалась под кольчугу. Она отражала давнюю мечту кузнечного подмастерья – стать воином. Но Ролт знал, что от этой мечты Террока отделяет пропасть, а именно – экзамен, в котором каждый претендент на должность рядового дружинника должен был бы продержаться хотя бы минуту против одного из десятников. У Террока, несмотря на физическую силу, шансов на это не было, а барон Алькерт ан-Орреант, будучи здравомыслящим человеком, приказал сына кузнеца воинскому делу не обучать. Замку требовались не только бойцы, но и ремесленники. Если бы Террок каким-нибудь чудом смог выдержать экзамен, тогда – другое дело. Барон бы сдержал слово, особенно, данное прилюдно, о том, что любой, выстоявший в схватке положенное время, станет дружинником.

Виктор стоял, привалившись спиной к дверному косяку. После трех дней вынужденного лежания его одолевала слабость. Меньше всего на свете хотелось что-то отвечать. Тем более, по представлениям Антипова, Террок в своем умственном развитии ушел недалеко от дурачка Ролта.

'Так, интересно, и почему идиоты всегда ходят в компании из трех человек? – неожиданно подумал Виктор, наблюдая за разворачивающейся сценой с оттенком легкого раздражения. – В соседней группе в универе был один… тоже с тремя приятелями, потом в том переулке месяц назад четверо… но те все были полудурками. Н-да. Похоже, что открывается новая закономерность. Может быть, если с идиотом будут лишь двое, он перестанет быть идиотом? Любопытственно рассуждаете, несостоявшаяся звезда археологии'

– Что молчишь, лесник? – надрывался сын кузнеца. – Привык разговаривать лишь с белками? Ха-ха-ха. Поговорил бы с друзьями детства! Или тебя так по голове дерево ударило, что все слова позабыл? Все три слова! Ха-ха-ха.

– Пойдем, – потянула крикуна Ханна, миловидная девушка с озорной челочкой, свисающей на лоб, играющая среди молодежи наружников роль первой красавицы при отсутствии других претенденток. Однако Виктор не мог не признать, что красные и синие ленты в волосах в сочетании с со вкусом расшитым сарафаном ей идут. Еще ему было известно, что Ролту Ханна очень нравилась. Но где он сейчас, этот Ролт?

– Пока, лесоруб! Похоже, что ты совсем больной из-за удара!

– Пока, кузнец. Похоже, что ты совсем придурок. Но я-то выздоравливаю.

Виктор не знал, что побудило его высказаться. Может быть взгляд Ханны и память о чувствах сына лесоруба, может быть что-нибудь другое, но непоправимое случилось – образ прежнего Ролта был разрушен.

Ранька, толстая хохотушка, неуверенно хихикнула, словно боясь поверить своим ушам. Виронт недоуменно нахмурился, а Террок замер с открытым ртом. Ролт никогда ему так не отвечал.

– Да ты что?! – несостоявшийся воин пришел в себя через пару минут. – Да ты со мной…?! Ты что сказал?!

– Кузнец не должен быть глухим. Иначе он не услышит, что за его спиной о его уме говорят люди, – ответствовал Виктор.

Он, конечно, мог бы промолчать и на этот раз, тем более чувствовал себя неважно. Но, увы, молчание в подобной ситуации шло вразрез с характером студента. Антипов не сдерживался, если кто-то хотел его оскорбить, а отвечал той же монетой и даже больше – запоминал обиду и обидчика, а потом, изыскав возможность, наносил еще один издевательский удар. Виктор был злопамятен, но мстил своеобразно – выставляя недруга на посмешище.

– Что?! – взревел Террок.

– Хотя нет, ум кузнеца – не интересная тема для обсуждения, – продолжал рассуждать Антипов. – Людям не нравится говорить о том, чего нет.

Террок хрипло взревел, вены на его лбу надулись. Он шаркнул ногой и, пригнувшись, словно молодой бычок, бросился на обидчика.

Очень просто предположить, чем бы закончились дело, если бы Террок добежал. Виктор, хотя и обладал силой лесоруба, о рукопашном бое имел лишь самое отдаленное представление. Как и Ролт. Да и тело находилось сейчас не в лучшей форме. Вообще же, было очень глупо задирать верзилу, когда резкие движения все еще причиняют неудобство. Антипов это знал, но с собой поделать ничего не мог. Промолчать, когда тебя оскорбляют на глазах у девушек? Немыслимо. Виктора уже не раз били за то, что он не сдерживал свой язык в неподходящей ситуации. Но это ничего в нем не меняло. Такой уж он был человек.

Но на этот раз Антипову определенно повезло. И дело было не в Виронте, который безуспешно попытался остановить своего приятеля. Виронт догадывался, что строгий барон кровавую драку, возможно с членовредительством, в пределах замка не простит. Достанется всем – и участникам и свидетелям.

На счастье Виктора, да и всех присутствующих, из-за угла показался Кушарь. Может быть он стоял за домом некоторое время, прислушиваясь к разговору, кто знает? Но его неожиданное появление было очень своевременным.

– Погодь-ка, – сказал отец Ролта, выставляя вперед мозолистую руку. Террок натолкнулся на нее головой, еще раз всхрипнул и замер.

– Ишь, разогнался, – проворчал Кушарь, слегка толкая верзилу, от чего тот отступил на пару шагов. – Ты чего это на больного-то? Ролт только-только оклемался. Еще ходит и говорит плохо.

– Хорошо говорит! – взвизгнул Террок. – Ты не слышал еще! Так говорит, как Нартел!

– Плохо говорит. Плохо, – повторил Кушарь с убеждением. – И не Нартел, а господин Нартел. Не тебе, губошлепу, так называть менестреля господина барона. Иди-ка отседова.

Террок распрямился, бросил взгляд, полный ненависти, на Виктора и зашагал к своей компании. Несмотря на то, что кузнец стоял на социальной лестнице выше лесоруба, Террок был просто подмастерьем. Не ему спорить с Кушарем. Будь он полноправным кузнецом или еще лучше – воином, тогда другое дело. Но Террок знал свое место. Это знание вбивалось в него, как и во всех остальных плебеев, с раннего детства.

– А ты иди в дом, – Кушарь обернулся к сыну и посмотрел на него прищуренными глазами. – Давай, давай. Рано еще тебе расхаживать.

Виктор не стал спорить. Он добрел до двери, толкнул ее и вошел внутрь дома. Кушарь последовал за ним и аккуратно задвинул за собой большую деревянную щеколду, которой раньше на памяти Ролта никогда не пользовался.

Повернувшись к сыну, лесоруб несколько минут молча разглядывал его так, словно увидел впервые. Потом, сделав два шага, тяжело опустился на стул, стоящий у стены.

– Ты стал другим, – просто сказал Кушарь, теперь глядя куда-то в сторону. – После того, как ты малость оклемался, я сразу понял, что что-то не то. А когда услышал, что ты наболтал подмастерью кузнеца… ты не мог так говорить раньше.

Виктор знал, что лесоруб прав. Ролт действительно с трудом извлекал из себя связные фразы. Ну, не повезло парню родиться умственно отсталым.

Антипов вздохнул. Кушарь ждал ответа. Молодой человек бы многое дал за то, чтобы самому знать этот ответ. Еще когда он лежал пластом, то твердо решил, что не будет вести себя как Ролт. Это казалось слишком отвратительным для неуемного характера Виктора.

'Вот и приплыли, господин Миклухо Маклай, – подумал студент-географ. – А казалось, что плавание только начинается. И чего я плести должен? Что сам не знаю, кто таков? Или что родился на самом деле не здесь, а… непонятно где? Кушарь точно не поймет. И никто не поймет. Маги разве что. Но с ними мне пока встречаться несподручно до выяснения всех, так сказать. Что-то Ролт уж слишком их боялся. Ну ладно, попробуем как-то выкрутиться, а дальше видно будет'.

– Я это… не знаю, … отец. Раньше все было как в тумане, а потом, когда то дерево упало на меня, пришла какая-то ясность. В мыслях.

За неимением лучшего объяснения Антипов решил все списывать на травму. Здравый смысл и знания Ролта об этом мире подсказывали ему, что лучше повременить с откровениями. А то не ровен час попадешь в руки мага. Необразованному сыну лесоруба маги внушали ужас. Его голова была забита ужасными и нелепыми историями и слухами.

– Ясность? – повторил Кушарь.

– Да-да, отец, ясность. Раньше было как: стоит о чем-то подумать и как бы сразу засыпаешь. А сейчас думаешь и думаешь… могу думать часами об одном и том же. А слова… так и льются.

'Ну вот, господин Мюнхгаузен, и проникновенная речь. Дешево и сердито. То есть кратко и убедительно. Я бы и сам поверил в такую правдивую чушь. Может мне романы писать?'

– Ты… это… правду говоришь?

– Ну, конечно, отец! Спрашиваешь! Ничего, кроме правды.

– Хм…. Помню я как Ертоха-плотника балкой пришибло. Так он наоборот в дурачка превратился. А раньше-то был разговорчивым. С девками особенно.

– Видишь, отец? Если можно туда, то можно и обратно.

– Да… наверное.

– Я так думаю, что голова очень сложно устроена, отец. По ней стоит ударить и человек меняется. Ухудшается обычно. Но если ухудшаться некуда, то может и улучшиться!

– Ты чушь-то не пори.

– Не буду, отец.

– Ишь, разговорился.

Кушарь еще долго ворчал, но Виктор знал, что опасность миновала – версия принята. Антипову было очень любопытно, как лесоруб пытался поначалу объяснить сам себе происходящее. Ведь наверняка у того имелась какая-то гипотеза, уж очень целеустремленным он выглядел. И эта задвижка…. Да, странно. Память Ролта ничего не подсказывала.

Весь вечер Виктор провел в доме. Ему было о чем поразмыслить. Он оказался в месте, где до этого никогда не был, но, с другой стороны, обладал почти полной информацией обо всем. Замок барона, один из многих в округе, контролировал довольно большой участок земли. Сколько точно Ролт не знал. Господское семейство было велико, впрочем, как и гарнизон замка. Леди Наура, жена барона Алькерта ан-Орреанта, родила трех детей: двух мальчиков и девочку. Плюс барон усыновил еще двоих мальчиков – детей своих дальних родственников, которые погибли при штурме их замка. Старшему из наследников было около двадцати, а младшему – восемь.

Военная мощь замка состояла из нескольких рыцарей и около двухсот солдат. Ролт не умел считать, но Виктор на основе его воспоминаний прикинул примерное число. К воинам можно было отнести и двух магов, живущих при замке: старого ун-Катора и его ученика ан-ун-Укера. Последний, выходец из знатной дворянской семьи, остался без крова над головой в силу тех же самых причин: нападения врагов. Обычное дело для сурового времени, в котором оказался Антипов. Хотя баронство ан-Орреант входило в состав графства ан-Трапера, налицо имелась феодальная раздробленность в своем самом ужасном проявлении. Сосед мог сражаться с соседом, не обращая никакого внимания на общего сюзерена. Граф иногда был способен остановить бойню лишь одним способом – подвести собственные войска и насильственно 'замирить' противников.

Виктора чрезвычайно удивило то, что Ролт, досконально зная о жизни замка, не владел почти никакой информацией о мироустройстве. Планета называлась Штерак и вокруг нее вращались солнце и звезды. Вот и все. На этом скудные знания сына лесоруба были исчерпаны.

Антипов даже набросал примерный план своих действий. Он, конечно, интересовался миропорядком, но не настолько, чтобы забыть о самой главной задаче – выяснению того, что произошло. Виктор собирался аккуратно разведать обстановку, может быть даже собрать больше информации о магах, которых так боялся Ролт. И, конечно же, нужно было выяснить, почему в местности, где все говорят на тальском языке, в каком-то лесу раздался шепот на древнегреческом. И как раз в том месте, где студент пришел в себя,обнаружив, что он уже некий Ролт.

Глава 3.

Ларант, Верховный Жрец Зентела, бога виноделия, торопился на встречу. Он почти бежал. Его белоснежная мантия развевалась при ходьбе, а зеленый шарф из тончайшего шелка упорно пытался слететь с шеи, так что Ларант был вынужден придерживать его. Жрец двигался вдоль белых мраморных колонн, увитых виноградом, мимо фонтанов, расположенных в глубине Главного Храма, мимо служек, согнувших спины в подобострастных поклонах.

Пройдя через анфиладу комнат, жрец подошел к самому важному, заветному помещению, расположенному за закрытыми деревянными дверьми, покрытыми тончайшей резьбой. Около дверей стояла сар-стража. Трое с двойными мечами за спиной и щитом на руке. Казалось бы, обычный человек не может использовать два меча и щит одновременно, но сар-стража могла и еще как. Одна рука держала щит, а вторая – меч, как и Длань мага. У некоторых наиболее могущественных сар-воинов Длань могла работать даже с тяжелой палицей, что было предпочтительнее меча. Палица проломит даже зачарованные доспехи, не позволяющие Длани проникать через них.

– Господин, – охранники поклонились.

Но поклон этот не был глубок. Ларант знал, что там, за дверью, находится их истинный господин. А он, Верховный Жрец, – здесь так, носитель титула. Главный распорядитель, управляющий в отсутствие истинного хозяина.

Из-за двери доносился чудесный голос. Пение. Ларант знал, кто поет. Издавать такие нежные и звонкие, гибкие и высокие звуки мог только один человек.

Верховный Жрец приблизился к двери, и стража распахнула перед ними створки. Войдя, он оказался в просторном помещении. В воздухе витал запах благовоний. Посерединенаходился фонтан, в котором плавали золотистые рыбки. На бортике фонтана сидел светловолосый юноша. Он был прекрасен, хотя его точный возраст не подлежал оценке. Рядом с ним стояла миска с крупным жемчугом, и юноша лениво перебирал жемчужины, доставая их пригоршней и медленно бросая обратно.

Напротив юноши, по другую сторону фонтана находился полный певец. Перуча, кастрат. Его развитая грудная клетка вздымалась. Он только что остановил свое пение, которое превосходило по высоте любой из женских голосов, а по нежности – любой из мужских.

– Господин! – Верховный Жрец, в свою очередь, согнулся в поклоне.

– Ты заставляешь меня ждать, – бесстрастным голосом произнес юноша. – Я послал за тобой уже давно.

– Простите, господин! Это все бестолковый гонец. Он искал меня в Храме, а я был в купальнях.

– Иди, Перуча, – юноша взял одну из жемчужин и протянул руку.

Полный певец резво обежал вокруг фонтана, опустился на колени и поцеловал кисть, принимая жемчуг.

– Иди, иди. Время заняться делами.

Кастрат попятился и выскользнул из комнаты. Он ступал неслышно по мозаичному полу, а его движения были полны грациозной плавности и неги.

– Ну что же, поговорим с тобой теперь, – сказал юноша, провожая глазами певца.

– Я счастлив служить моему господину, – тут же отозвался жрец.

– Знаю, Ларант, знаю. Ох, как мне неудобно в этом теле. Словно тебе в тесной одежде.

– Да, господин.

– Что да? Ты вообще хоть раз тесную одежду надевал?

– Нет, господин.

– Так надень, попробуй, а потом уже соглашайся.

– Да, господин.

– Но зато у этого тела слух хороший. Знаешь, стоит потерпеть ради Перуча.

– Да, господин.

– Я подарю тебе попугая. Будешь его обучать.

– Да, господин.

– Замолчи. Жрец тут же согнулся в очередном поклоне и замер.

– Вот и молодец. А теперь слушай. К нам пожаловал гость. Давненько их уже не было, я даже успел отвыкнуть. Остальные, думаю, тоже. В Эфире пробой, Ларант. Ма-аленький такой. Но все же заметный. И как раз на моей территории. Где-то на северо-востоке отсюда. Точно не знаю. А так – все как обычно. Гость слаб. При нем наверняка человек. И поступить с ними нужно как обычно.

Юноша снова начал перебирать жемчужины. Они мерно падали в корзину. За исключением звуков этого падения, больше ничего не было слышно.

– Почему ты молчишь, жрец? – спросил юноша после длительной паузы, недоуменно взглянув на собеседника.

– Не было приказа говорить, господин.

– И что, тебе неинтересно что-нибудь спросить?

– Интересно, господин.

– Тогда спрашивай!

– Что, господин?

– Ларант, если ты сейчас же не докажешь мне, что не годишься в учителя к попугаю, сегодня сюда войдет другой Верховный Жрец.

– Он опасен? – тут же отреагировал Ларант.

– Кто?

– Гость, господин.

– Нет, пока что нет. И если ты поторопишься и сделаешь все как нужно, опасен он не будет.

– Он созидатель или разрушитель?

– Наконец-то хороший вопрос, Ларант. Но ответ мне неизвестен. Скорее первое. Таких гостей несколько десятков. А вот вторая категория включает в себя лишь два вида: смерть и войну. Эти опаснее, гораздо опаснее. Но верю, что первое, Ларант.

Жрец выпрямился и задумчиво поджал губы. Он отнюдь не был таким служакой, каким хотел показаться. Просто ему приходилось угождать капризному богу, который славился быстрым изменением своего настроения. Приходилось каждый раз ходить по грани, но… лучше так, чем иначе. Свою должность Ларант занимал уже пять лет, и это о чем-то говорило.

Ларант знал, что имеет в виду его господин, когда говорит о гостях. Жрец сам раньше никогда с гостями не встречался, но читал о них в книгах, существующих в единственных экземплярах. Читал в Большой Библиотеке при Храме Нера, Отца Богов. Там было сказано, что гости бывают разные, и долг каждого жреца вовремя выявить их. Сначала уничтожить Посредника, а потом отдать непрошенную Сущность истинным господам этого мира.

За последние два тысячелетия гостей было около четырех десятков. Как правило, они были созидатели, поэтому расправиться с ними не составило никакого труда. Лишь в двух случаях пришла Смерть и в одном – Война. С этими пришлось повозиться. Обе Смерти сумели даже убить нескольких жрецов, а Война оказался настолько ловким, что сформировал отряд из каких-то разбойников. К счастью сар-страже одного из местных богов удалось быстро уничтожить Посредника, а потом расправиться и с немногочисленными адептами. Вмешательство господ даже не потребовалось.

Теперь же Ларанту предстояло проявить себя. Следовало быстро раскинуть сеть. Он, конечно, понимал, что Сущность сразу отыскать не удастся, а вот Посредника – вполне возможно. К тому же, время у жреца было. Примерно полгода-год до того, как Посредник сумеет хоть что-то сделать. Но все равно Ларант был бы признателен за любую информацию, которая может облегчить его поиски и заработать расположение богов.

– Господин, а как быстро найти человека?

– Снова правильный вопрос, Ларант. Ты радуешь меня. Найти человека просто, очень просто. Вот скажи, кого бы я взял с собой, если бы возникли… определенные обстоятельства и мне пришлось бы скрыться?

– Меня, мой господин?

– Вот именно, Ларант. Тебя. Или другого Верховного Жреца. Так же поступают и гости. Берут или Верховного Жреца или приближенных к ним. Кого же еще брать? Только один решил взять отшельника. Из-за его веры, конечно. Ну, и поплатился – этого Посредника мы нашли почти сразу же. Уже через месяц, кажется. Фанатик. Могло ли быть иначе?

– Господин хотели сказать, что мне будет просто отыскать Посредника, потому что он похож на меня?