Майю он успокоил, рявкнув в полный голос. Себя он таким приемом успокоить не мог. И все же нужно было спешить. Стрельба на острове уже закончилась, и теперь Ррады могли спокойно заняться прочесыванием окрестностей. Дальше начался сумасшедший бег по болоту, потом по джунглям. Ник старался оставить между ними и возможными преследователями как можно большее расстояние. Маловероятно, конечно, чтобы одиночных беглецов стали преследовать — много чести, но подстраховаться не мешало. Допустить промах и попасться в лапы отправленной наугад группе он не собирался. Через пяток километров Майя начала сдавать, и Ник отобрал у нее вещмешок, еще через километр приказал скинуть бесполезный теперь бронежилет. Они бежали все медленнее, то и дело переходили на шаг, чтобы дать девушке передохнуть. На восьмом километре, уткнувшись в совершенно уж непролазные заросли, Ник скомандовал привал.
Девушка без слов, с блаженным стоном рухнула на мох. Ник прислонился к дереву и закрыл глаза, стараясь не думать о Диане. Перед ним снова и снова, как на закольцованной записи, проплывали осыпающиеся камни. Скала, погребшая под обломками дорогого ему человека.
Спустя пару минут внезапно послышались шаги.
— Ну, еле вас догнал! — Ник подумал, что бредит, обладатель этого голоса по всем законам должен быть мертв!
— А эти суки что натворили, а?! — Семецкий, пошатываясь, утирал обильно льющийся пот. — Извини, парень, сам вот я выбрался, а остальные, похоже, нет.
Ник сглотнул.
— Как?
Семецкий, отдуваясь, плюхнулся рядом с Майей.
— Что как? Как выбрался? Мудак один прискакал. Иди, говорит, мол, наружу. Да как сказал! Ноги сами понесли. До выхода не дошел, грохот. Я отрубился на секунду, ну, думаю, penis canina, хана тебе, Юрик! Пронесло. Из туннеля выскочил, отбежал, а тут ка-ак рванет. Я опять в туман, в себя пришел и за вами. Мне этот хмырь сказал, иди, мол, на южный берег. И ты не поверишь, я его послушался. А хотел было послать куда подальше.
— Кто-нибудь еще выжил?
— Какое там! Я сам-то чудом уцелел. Кассандра, стерва, жаль вот, не успела. Теперь я форменный вдовец. — Семецкий сплюнул себе под ноги. — Какая-никакая, все же жена была. Хоть и та еще сука.
Ник до боли сжал кулаки, продавливая ногтями кожу. Больше всего ему хотелось завыть, проклиная судьбу. Его нерешительность стоила ей жизни. Надо было побороть остатки чести и, оглушив Диану, вынести в безопасное место. Он мог это сделать! Мог!
Черная волна отчаяния затопляла мозг, вымывая последние остатки здравого смысла. Дыхание перехватило, зрение внезапно потеряло резкость. С каким-то отстраненным удивлением Ник почувствовал на губах привкус соли. Он плакал, плакал тихо, не издавая ни звука. Плакал, сам того не желая, и никак не мог остановиться.
— Поплачь, парень, оно изредка пользительно. — Семецкий ободряюще протянул руку, намереваясь положить ее на плечо Ника.
Глухая ярость на судьбу вскипела мгновенно. Ник отбросил протянутую руку и, не контролируя усилие, выбросил вперед кулак. Момента удара он не почувствовал, лишь услышал, как приглушенно охнул Семецкий. В следующую секунду ярость ушла, оставив после себя сухие глаза и кристально ясную голову. Он убил?! Ник в ужасе от содеянного уставился на свой кулак. Крови не было, ни своей, ни чужой.
О Нами Амида Буцу! В слепой ярости он ударил в дерево! Слава тебе! Еще одной смерти на своей совести Ник бы не перенес. Кулак прошел вскользь, снеся кусок коры и расщепив древесину. Попади он в Семецкого, и откачать того не смогли бы и в лучшей клинике Галактики.
Юрик стоял, уставившись ошалелыми глазами на покореженный ствол.
— Ты чего, парень?
Ник отступил на шаг, на душе скребли кошки. Настолько потерять самообладание! Забыть все, чему его учили! Поддаться эмоциям.
— Простите.
— Да ладно, все понимаю. Только ты так больше не делай.
— Мне очень стыдно, прошу меня простить.
Семецкий с опаской вновь протянул руку.
— Да прощаю, прощаю.
Ник ответил на крепкое рукопожатие. Семецкий удовлетворенно крякнул и тут же схватился за голову.
— О, как же не вовремя!
— Что с вами?
— Что со мной может быть, по-твоему? Опохмелиться мне надо, вот что со мной! Проклятая башка…
Ник коснулся его затылка, нащупал основание черепа и коротко надавил. Юрик испуганно дернулся и, не закончив движения, расплылся в блаженной улыбке.
— Не болит! Чес слово не болит! Парень, да тебе надо похметологом работать, озолотился бы!
— Это ненадолго, нервный узел часа через полтора восстановится.
— Эх, да за полтора часа я полконтинента пробегу.
Ник посмотрел на лежащую Майю. Та тяжело дышала и, казалось, не обращала на происходящее ни малейшего внимания. Плохо, очень плохо. Долго оставаться здесь они не имели права. На месте Ррадов он обязательно разослал бы вокруг разведзонды в надежде обнаружить следы ускользнувшей добычи. А защищаться от них было нечем, даже ПЗРК пришлось бросить. Бежать! Но бежать Майя явно не могла. Ник склонился над лежащей девушкой.
— Идти можешь?
Она, не открывая глаз, отрицательно помотала головой. Ник задумчиво закусил нижнюю губу. Отчего-то вспомнился смертельно раненный клерк, лежащий в затхлой полутьме техтоннеля. Ну уж нет! Если нужно, ее он понесет на себе! Ника отстранил Семецкий.
— Нужно идти. Мы тебя понесем, а ты лежи и набирайся сил, хорошо?
Майя кивнула. Юрик потрепал ее по спутанным волосам.
— Вот и лапушка. — Он повернулся к Нику. — Щаз волокуши делать будем, скидывай рюкзак.
— Делать что?
— Сам увидишь, рюкзак, говорю, скидывай!
Ник протянул ему полупустой сидор. Семецкий похлопал по карманам.
— И ножик свой дай, тут кое-что удалить придется.
Ник вытащил из ножен вакизаши. Семецкий ногтем попробовал лезвие на остроту, одобрительно хмыкнул и, примерившись, разрезал рюкзак.
— Сруби-ка пару деревцов. Главное, чтобы ветки попушистее были.
— Вообще-то у меня веревка есть.
— Вот на ней и повесься! Раньше сказать не мог? Такой хороший рюкзак испортил. Иди, работай, лесоруб.
Ник еле слышно попросил прощение у меча. Заменять вульгарный топор недостойно древней стали, но выбора не было. Тратить драгоценные заряды винтовки он не хотел.
Он высмотрел пару небольших деревьев и двумя ударами срубил их у корней. Затем вдвоем с Семецким связал их в некое подобие волокуши. Работали споро, то и дело поглядывая на небо. Если Кисы не полные кретины, то непременно вышлют отряды прочесать окрестности.
Майю, невзирая на вялые протесты, уложили на волокуши, Ник указал Семецкому на веревку.
— Впрягайтесь.
— Совести у тебя нет, старика в ездовую лошадь превращать.
Ник кивнул на винтовку.
— Стрелять умеете?
— Я хирург! Зарезать могу, стрелять нет.
— Когда дело дойдет до рукопашной, я дам вам вакизаши. А пока впрягайтесь!
Проклиная некоторых недокосоглазых самураев, Семецкий потянул волокуши. Его проклятия Ник пропустил мимо ушей. На долю бедняги сегодня выпало слишком много несчастий. Пожалуй, не меньше, чем на его собственную. Диана… Тьма на секунду овладела им, протяжный перезвон оглушил уши. Погребальная песнь… Солоноватый вкус во рту привел его в чувство. Ник провел по губам тыльной стороной руки. Кровь?! Ник рассмеялся, он всего лишь прикусил губу. Внимательный, оценивающий взгляд Семецкого он не заметил.
Словно давая роздых после жидкой грязи болота, джунгли радовали ровной, сухой почвой. Семецкий протащил волокуши почти полкилометра, прежде чем Ник, не заметивший ни малейшего следа погони, объявил привал.
Майя заметно порозовела, отдых пошел ей на пользу. Ник дал Семецкому передохнуть и вскоре вновь скомандовал двигаться. Майя на этот раз отказалась от волокуши и, все еще тяжело дыша, пошла самостоятельно.
Весь день они пробирались между лианами. Джунгли постепенно редели, сменяясь каменистыми пустошами предгорий. Ближайшим лагерем беженцев оказался давешний санаторий. Три дня пути такими темпами. Майя, вопреки опасениям Ника, никак не показывала своего горя, легкими шагами огибая огромные валуны, лежащие здесь с незапамятных времен. Небо, еще с утра начавшее покрываться тучами, к середине дня разродилось легким дождиком. Воздух свежел. Близился сезон дождей.
Ночь подкралась незаметно и стремительно накрыла беглецов. Досадуя на спутников, не способных передвигаться в темноте, Ник довольно быстро нашел место для ночлега. Старая, давным-давно выработанная шахта, укрытая в расщелине, манила к себе черным зевом, суля спокойный сон. Ник завесил вход плащ-палаткой и жестом показал, что можно разжигать костер. Спутников наблюдения он не боялся, а от разведзондов прикрытие было. Пропитанная особым составом ткань плащ-палатки почти полностью отсекала тепловое излучение, гарантируя маскировку от вражеских термодатчиков.
Майя раздала каждому по полевому пайку и отступила в тень, присев возле стены штольни. Ник вскрыл саморазогревающийся пакет и скривился. Опять бобы с тушенкой. Даже на другом конце обитаемого Космоса полевые рационы не отличались разнообразием. Рядом примостился Юрик.
— Что загрустил? Пить будешь?
Ник отрицательно покачал головой.
— Нет, спасибо.
— Как знаешь, мне больше достанется. — Он присосался к плоской фляжке и, сделав пару глотков, сытно рыгнул.
Пить и вправду не хотелось. Алкоголь ослабляет самоконтроль, а Ник боялся того, что могло выплеснуться. Боялся не справиться с собой, боялся себя. Семецкий понимающе хмыкнул, но тем не менее остался сидеть рядом.
— Расслабься, парень, ну что ты сидишь как истукан? Еще медитировать тут начни. Жизнь, она ведь не кончилась. Если из-за каждой потери так страдать, то проще сразу застрелиться. Я вот когда-то дал себе слабину…
Юрик допил остатки из фляжки и не глядя отшвырнул ее за спину.
— Мне чуть поболе, чем тебе, тогда было. Классным нейрохирургом был, работал в ведущей клинике сектора. Научная работа, публикации в самых популярных научных изданиях, немалые деньги за операции. Если бы не эти чертовы горы. Мы поженились за год до этого, я долго за ней ухаживал, почти пять лет. Куча поклонников, престижный университет, богатые родители. Я сам не поверил, когда она согласилась. А дальше, как в сказке, коттедж за городом, беременность. Мы ждали ребенка, девочку, очаровательную белокурую малышку. Ольга обожала горы. Ее машина сорвалась с обрыва. Система спасения, конечно, сработала, но с такой высоты… Оленька была еще жива, когда ее привезли в клинику. Я сам ее оперировал. В один момент даже казалось, что мне все удастся. Увы, обширное кровоизлияние в мозг. Ребенка мы тоже спасти не смогли. И ты знаешь, я начал пить, пить много и часто. Поначалу начальство закрывало глаза на мои выходки. Семейная драма, шок, да и хирургом я был классным, они еще надеялись, что я образумлюсь. Не образумился, мне все казалось, что она жива. Иной раз, просыпаясь с похмелья, я видел ее. Она хлопотала по дому, пеленала малышку… А потом приходила головная боль. Я допился до белой горячки. С работы меня все-таки поперли. Эх, я и на Кассандре женился только затем, чтобы иметь хоть какой-то якорь в этой жизни.
— Сочувствую.
— Да в гробу я видел твое сочувствие! Думаешь, к чему я тебе это рассказываю? От словесного недержания? Нет, парень! Как ты думаешь, легче моей Оле стало от того, что я пустил свою жизнь под откос? Да ни хрена не легче! Я вот научную работу бросил, может, кучу открытий не сделал. Может, мои бы открытия кучу народу спасли?
Семецкий подкинул в огонь пару веток. По грубым каменным стенам, причудливо изгибаясь, метались тени. Майя тихонько расстелила спальный мешок и, забравшись внутрь, затихла. Ник молча смотрел на Юрика.
— Ну что вы, молодежь, никак не поймете одну простую истину? Что все в этой жизни заканчивается, даже сама жизнь. И какого черта вы придаете такое значение текущим проблемам? В общем, парень, я сейчас спать лягу, сплю я крепко. Иди-ка ты лучше девчонку приободри, у нее сегодня как-никак мать там погибла.
Семецкий, не дожидаясь ответа, взял одеяло.
— Спокойной ночи.
Контровский Владимир
Конан-Дойль Артур
Ильин Андрей
Прозоров Александр
Флинт Эрик
Посняков Андрей